Анекдоты про союза
[ Свежие анекдоты ]

Результатов: 463

451

Времена распада Союза +. Служили в в/ч два другана – лейтёха и капитан, который давно бы уже стал майором, если б не синька – это дело серьёзное. Не, ну в части все офицеры были не дураки выпить, но эти два персонажа были особые уникумы, по этой, таксазать, части. Как военспецы они отлично знали своё дело, но по пьяни иногда и партачили. За.бали КомЧасти такие расклады. Терпел-терпел, ну и ну его нах – вызвал обоих - так, бля, завтра отправляетесь на кодирование от алкоголизма, иначе под военный суд – натворили и так доху.ща. Ну тем делать нечего, баблос поднаскребли и отправились в город к экстрасенсу-кодировщику. Тот их за энную сумму закодировал, типа Всё! – хрен вам теперь, а не водяра… Но не учёл он, что имеет дело с военными...
Друганы на радостях сразу же отправились в ближайший ресторан – проверить крепкость гражданского кода от армейской тяги к спирту, а заодно и отпраздновать такое охрененное событие. Немного затянулось...
Прошло три дня…
Отправил КомЧасти в город одного из офицеров на розыски пропажи.
Сцена: воинский УАЗик подъезжает к штабу части. Вылазит из него тот самый офицер и вытаскивает сзади два в жопу пьяных тела. Принимайте своих закодированных.
История умалчивает, какими особо изощрёнными выражениями и какими обещаемыми карами - но КомуЧасти таки удалось убедить их стать на путь трезвости.. Вышли они от него с горящими оч(к)ами.. Правда опосля слабые рецидивы на ё.нуть по пять капель у этих кренделей порою и случалось. Но потом они (уже в сопровождении дежурного офицера) штабным УАЗом отправлялись в город на перекодировку. За свой счёт, разумеется. С вызубренной наизусть тыщу-раз книжкой "Трезвость - норма жизни".

452

Свистел или не свистел

Еду я вместе с женой на машине по набережной Кутузова. Даже не еду а так, плетусь в пробке. Весна, солнышко, люк в машине открыт, птички чирикают. Проезжаю как раз мимо того самого дома откуда, летом 1812 года, прославленный фельдмаршал отправился к своим войскам в Действующую армию, навсегда покинув Санкт-Петербург.

Вдруг жена меня спрашивает:
- А ты чего не остановился? Тебе, вон, гаишник палочкой махнул.
А я его и не видел. Та часть лобового стекла, за которым гаишник был - в грязи. Дворники до того угла не достают.
- Ладно, - говорю, – проехали. И потом, одного сигнала жезлом не достаточно. Он же не свистел, значит и я останавливаться не обязан.

Тормознули меня уже около Троицкого моста. Проверили в машине всё: даже домкрат с аптечкой, и выписали штраф за неостановку по требованию сотрудника ДПС. Я не согласился со штрафом и, на следующий день, в первый раз поехал к ним в спецбатальон. Там, в течение месяца, я, и последовательно и параллельно, пообщался, сначала с инспектором, пытавшимся остановить меня на набережной, потом с инспектором, остановившим меня у моста, затем с их командиром взвода и, как вишенка на торте, с самим командиром батальона. Командира роты мне, почему-то, так и не показали.

Все они, и по отдельности и организованной группой должностных лиц, настойчиво и агрессивно объясняли мне, где "мое место по жизни" и как "на самом деле устроен этот мир". Советовали не маяться дурью, приставая к серьезным людям со всякими своими глупостями. Говорили, что хорошо бы мне устроиться на "нормальную работу", чтобы было чем заняться и куда пойти ещё, помимо их спецбата. Отвечал, что последние полгода я "нормально" поработал в двух океанах и восьми морях и теперь нахожусь в заслуженном отпуске. А делать мне всё равно нечего: не на море же мне ехать отдыхать?!
К сожалению, взаимопонимания у нас так и не случилось и расстались мы на сакраментальной фразе: «Встретимся в суде!»

Но я ошибся, в суде мы не встретились. Секретарь суда провела нас с женой в кабинет федерального судьи. За столом сидела довольно молодая женщина с красивым, но усталым и безразличным лицом.

- Значит так, - сказала она, почему-то обратившись к моей супруге. – Либо вы признаете себя виновными и оплачиваете штраф, либо мы выходим на процесс и я там лишаю вас прав на полгода.
- Но он же не свистел, – возразила жена.
- Я ознакомилась с рапортом лейтенанта ДПС и у меня нет оснований не доверять сотруднику полиции, – ответила судья.
- Я его видела! - не сдавалась супруга, обращаясь к судье. – У него даже свистка не было!
- Вы в этом деле лицо заинтересованное! – парировала та.
- Получается, показания двух законопослушных граждан менее ценны, чем рапорт одного лейтенанта? – возмутилась жена и добавила, – Кстати, мой муж тоже лейтенант.
- Полиции? – судья подняла на меня глаза.
- Нет, – говорю, - офицер запаса ВМФ. По ВУСу – командир штурманской боевой части надводного корабля.
Судья презрительно фыркнула.

«М-да, - почему-то подумалось мне. – Вот сейчас бы Петр Великий наверняка впал бы в свое знаменитое неистовство. Не уважают нынешние судейские его Андреевский флаг».

- Так! - судья повысила голос. – Вы признаете себя виновным?
- И он свистел? – уточнила жена.
- Свистел, - подтвердила судья.

Инкубаторское, то есть интернатовское воспитание, пионерское детство и комсомольская юность сыграли с моей супругой злую шутку. Жена вошла в ступор: признать, что сотрудник полиции свистел, означало соврать федеральному судье прямо в лицо, в здании районного суда, в кабинете судьи. Она так не могла.

- Но это же будет ложь! Лжесвидетельство! За это же срок дают?! - с гневом в голосе сказала жена.
- Дело у вас административное, а не уголовное. - пояснила судья. - Срок не дают, только штраф.
- Получается, мы соглашаемся с тем, что он свистел, а вы нам два штрафа выписываете: за неостановку и за лжесвидетельство? – уточнила супруга.
- Нет! – судья начала злиться. - Пусть ваш муж признает себя виновным и оплатит один штраф. Вы тут совсем не причем.
- Но это же неправильно! Мой муж ни в чем не виноват! – возразила супруга.
- Ни в чем не виноватых не бывает! – утвердительно произнесла судья.

Я вдруг вспомнил, как супруга рассказывала мне, что у них в интернате каждый день, ровно в шесть часов утра включалось радио, они вскакивали с коек и, вскинув руку в пионерском салюте, слушали Гимн Советского Союза. Такой жести не было даже у нас на первом курсе в Макаровке.

- Инспектор не свистел. - сказал я судье. - Гаишники, обычно, вообще теперь редко свистят. За всю свою жизнь я только раз слышал, как сотрудница милиции свистела, пытаясь остановить автомобиль, да и то в фильме Говорухина «Место встречи изменить нельзя». Её там всё равно потом грузовиком сбило.
- Решайте! – потребовала судья. - Штраф оплачиваете или на шесть месяцев остаетесь без прав?
- Ну, мне скоро в рейс, - размышлял я вслух. - Может, пусть лучше моё водительское удостоверение у вас пока полежит?
- Потом, при возврате, замучаетесь пыль по нашим коридорам глотать! – предупредила меня судья.
- Ну хорошо, давайте штраф, – согласился я, прикинув, что проще потратить сорок долларов сейчас, чем, не понятно сколько времени потом, после рейса, оставаться без своего водительского удостоверения.

453

В МИСиСе в одной группе с Бегемотом учился , на свою беду, немец Ганс. Не местный, а настоященский , из гедеэр.
Длинный такой нескладный белобрысый очкастый фриц.
И каким то верхним чутьем Дима просек, что Ганс этот не изжил еще в себе травму тотального разгрома Рейха северными варварами. Хоть немчура ни словом себя не выдала. И каждое 9мая Бегемот , высунув язык,писал на открытке:
-Дорогой Ганс! От всей души поздравляю тебя с днем Победы Великой Красной Армии Союза Советских Социалистических Республик над преступной кликой Гитлера и его фашистками мерзавцами, палачами, пидорасами всякими И так далее…

Ашхабадский еврей Бегемот был силен в восточных цветистостях. Ганса в общаге чуть Кондратий не обнял, стоял , трясся, глаза пучил.
Бегин почуял подранка и пошло-поехало…
Он поздравлял дойча с Корсунь-Шевченковской операцией. Носил ему цветы в дату начала «Багратиона»
Чествовал немца в годовщину освобождения Крыма.
В общем, изгалялся, как мог.
Немец и рад бы возразить, но тут только вякни…
За ним и так присматривали , как за цыганом в конюшне.
Тевтон чах. Диоптрии на его очках приближались к двузначному числу, что придавало его бледной роже некое сходство с аквариумом. Из которого на тебя лупает пучеглазый рыб Ганс.
Появился тремор рук, потливость, начались проблемы со сном и давлением.
Бегин же импровизировал вовсю. Подарил швабу Киндер сюрприз, говоря, что название это созвучно с Гитлер капутом.
И что , если сделать рокировку, то получится Гитлер сюрприз и киндер капут.
Орал «хенде хох!» сзади в ухо.
Просил, нихт шиссен.
Научился говорить слово шайзе с берлинским прононсом и умело вворачивал его к месту и не к месту.
Дошло до того, что немчура при виде Бегина галопом выбегала из аудитории.
-Что это с ним? -не понял лектор.
- В ставке Гитлера все малохольные: вздыхал Дима в ответ.

Фриц страдал неимоверно. Особый цимес глумежа был в том, что Бегин это 2 х метровая скотина 120 кило с ярко выраженными семитскими чертами.
Я его доебывал, что из всех советских актеров он более всего похож на лысую Раневскую .
Наконец, Бегемота забрали в армию.
Ганс ожил, на его щеках заиграл румянец.
Не тут то было.
Бегемот завещал мне продолжить экзекуцию и на 9мая фриц наш обнаружил воткнутую в дверь очередную цветастую поздравительную цидулю.

Только через 5 минут, мы поняли причину глухих ритмичных стуков , доносящихся из за двери.
То тевтон бился головой об стену.

Вуз он не закончил, сьебался в свой рейх …
Бегемот очень по нему скучал и слал ему домой открытки.
С поздравлениями.

Думаю, это Ганс газопроводы перегрыз. Есть у меня такое подозрение.

455

После тяжёлого проигранного сражения солдат федеральных сил пишет письмо домой: «Если мне суждено будет выжить, я продолжу служить своей стране, пока мы не подавим этот мятеж, даже если на это потребуется десять лет».
Другой солдат – федерал пишет: «Я скорее останусь в окопах всю жизнь (хотя я бы совсем не хотел этого), чем соглашусь на разделение страны».
Исследователи, изучившие тысячи писем и дневников солдат федеральной армии, выделяют в них похожие мотивы: «борьба за спасение лучшего государства на земле» повторяется очень часто.
«Я поражен, писал английский корреспондент, степенью и глубиной решимости федералов сражаться до последнего. Они настроены очень серьезно; такого молчаливого, спокойного, но решительного устремления мир еще никогда не видел».
Это книга Д. Макферсона о гражданской войне в США 1861-65 гг. А вы что подумали?
Заруба была страшная, полки с обеих сторон бывали «выкошены наполовину». И вот меня давно интересовал вопрос, а что заставляло тех простых солдат - северян по 6-7 раз ходить в атаку. Стремление освободить негров? Это было моё первое заблуждение со школьной поры. Но, оказывается, на выборах перед войной сторонники освобождения негров в северных штатах набрали всего 3%.
Второе моё школьное заблуждение: войну начал алчный капитализЬм Севера. Но перед войной в Вашингтон приехали 32 представителя нью-йоркских и бостонских фирм на Юге, сообщив о таком сильном предубеждении против северян, что они вынуждены были вернуться назад и выйти из бизнеса.
Тейлор (президент США до 1850) говорил одному из своих сторонников, что первоначально считал янки зачинщиками в раздорах Севера и Юга, однако за время пребывания в должности убедился, что южане отличаются «нетерпимостью и склонностью к мятежу», а его бывший зять Джефферсон Дэвис (будущий президент Конфедерации) является «главным заговорщиком».
Гражданская война во все красе: зять против тестя, брат берёт в плен брата. Даже у жены президента США на стороне южной Конфедерации воевали четыре брата и три зятя; двое погибли.
Южанин Бакнер послал Гранту, главнокомандующему федеральной армии, предложение договориться об условиях сдачи. Ответ был довольно грубым: «Никаких условий, кроме безоговорочной капитуляции. Я планирую занять ваш форт немедленно». Бакнер был весьма уязвлен таким «неблагородным и неджентльменским ответом». В конце концов, именно он одолжил нищему Гранту денег, чтобы помочь тому добраться до дома после отставки из армии в 1854 году.
Но это всё впереди. А пока, кто же зачинщик?
Линкольн не ждал «никаких серьезных попыток Юга, чтобы разрушить Союз. Народ, полагал он, слишком разумен, чтобы пытаться уничтожить собственное государство». Он ошибался.
Рабовладельцы хотели распространить рабство не только на остальные штаты, но и на территории, ещё не вошедшие в состав США. «Мне нужны еще один-два мексиканских штата! И нужны они мне по той же самой причине: там можно разбить плантации и завезти рабов». Видеть Кубу завоеванной южанами - практически единодушная мечта любого жителя Юга.
Южане изобрели генеалогическое древо, где янки представали потомками средневековых англосаксов, а южане потомками их завоевателей-норманнов. Такая разная кровь текла в жилах пуритан, поселившихся в Новой Англии, и «кавалеров», колонизовавших Виргинию. «Народ Юга, сделала вывод южная газета, происходит от элиты... известной как кавалеры... прямые потомки норманнских баронов Вильгельма Завоевателя, от элиты, отличающейся с древнейших времен своим воинственным и бесстрашным характером, и во все времена мужеством, благородством, честью, добротой и образованностью». «Тот господствующий класс, который можно встретить на Севере, это работники мастерских, пытающиеся освоить хорошие манеры, и копошащиеся в земле мелкие фермеры, которых недостойно поставить наравне даже со слугами джентльмена с Юга». Что-то мне это напоминает.
«Демократические свободы существуют только потому, что у нас есть черные рабы», чье присутствие «обеспечивает равенство между свободными гражданами». Отсюда следует, что «свобода без рабства невозможна» (Макферсон здесь ожидаемо упомянул Оруэлла).
И практическая работа: «Выявляйте среди вас тех мерзавцев, которые хоть в малейшей степени поражены язвой освобождения негров, и уничтожайте их. Тем из вас, которые мучаются угрызениями совести... настало время отбросить эти мысли, так как ваша жизнь и собственность (т.е. негры) в опасности». До фразы плохого австрийского художника «Совесть – это химера» оставалось 70-80 лет. «Очень многие конгрессмены из рабовладельческих штатов рвутся устроить перестрелку прямо в зале заседаний».
Первой отвалилась Южная Каролина, за ней подтянулись остальные южане.
Линкольн: «Мы должны немедленно определиться, имеет ли меньшинство в свободном государстве право разваливать это государство, когда этому меньшинству заблагорассудится. Если признать сецессию (отделение) законной, то Союз превратится в веревку из песка. Тридцать три наших штата могут превратиться в мелкие, склочные, враждебные друг другу республики». Некоторые американцы уже думали о разделении страны на три или четыре «конфедерации» с независимой Республикой тихоокеанского побережья для полноты картины. Что-то мне это напоминает.
Судьба Союза не раз висела на волоске. Даже на четвёртом году войны южане подходили к укреплениям Вашингтона. В один из боёв среди федералов появилась длинная нескладная фигура в штатском. Игнорируя предостережения, мужчина вышел к парапету и вглядывался вдаль, хотя рядом свистели пули снайперов. Капитан полка крикнул: «А ну пригнись, недоумок, пока тебя не пристрелили!». Линкольн усмехнулся, но больше не высовывался.
И вот волна армии северян пошла наконец по Джорджии. По мере приближения федералов к столице штата джорджианцы говорили командующему северян Шерману: (А нас-то за що?). «Почему бы вам не отправиться в Южную Каролину и не показать там свою силу? Это ведь они всю кашу заварили».

456

Я при этом не присутствовал, мне рассказали, но очень похоже на правду. Произошла изложенная ниже история в конце шестидесятых годов двадцатого века.
Учащиеся старших классов одной относительно престижной Московской школы оказались в организованном порядке в одной социалистической стране, что-то типа экскурсии во главе с ныне покойной директрисой школы. Юные жеребцы старшеклассники не теряли времени зря и установили любовные отношения с местными представительницами дружественного зарубежного народа. «Компетентные товарищи» в форме вопроса вынесли предупреждение директрисе: «а что будет, если дружеские связи с местной девицей кончатся беременностью?». Директриса ответила:
- Будет ещё один гражданин Советского Союза.
Согласно слухам это была первая и она же последняя экскурсия подобного типа.

457

НЕ ТАКОЙ, КАК ВСЕ
После фильма "Не горюй", где Вахтанг Кикабидзе сыграл свою первую роль, он снимался ещё в одном фильме Георгия Данелии "Совсем пропащий", но по-настоящему звёздным часом его актёрской карьеры стала, конечно, роль Мимино.
- После выхода фильма мне очень долго приходили письма со всего Союза с адресом: "Тбилиси, Мимино", - вспоминал Вахтанг Константинович. - Помню одно от мужчины, который написал: "Я вам пишу потому, что вы не такой, как все. Я хочу машину купить, а у вас наверняка есть такая возможность. Давайте я вам паспорт свой вышлю, а вы мне деньги одолжите - я их постепенно буду отдавать..."

458

Не моё. Потрясён.

Душераздирающая история!!!!

Я, Зинаида Партис, хочу рассказать о судьбе этой песни и о судьбе ее автора.
Наверно не найдётся читателей не молодого поколения, кому бы не были известны слова из песни конца 50-х гг.:

" Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон -
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон!
Это возродилась и окрепла
В медном гуле праведная кровь.
Это жертвы ожили из пепла
И восстали вновь, и восстали вновь.
И восстали,
И восстали,
И восстали вновь! "

Многие, конечно, могут сказать: это "Бухенвальдский набат" - Вано Мурадели. Да, это песня, которая мгновенно возвела опального, низложенного в 1946 г.(Ждановскую эру ) композитора, снова на самый гребень славы. Однако, кто же автор этих пронзительных, даже не нуждающихся в музыке, бьющих как набат, слов? Многие ли назовут автора, не заглянув в интернет? Но интернет у нас не так уж давно, всего каких - нибудь 10-11 лет, а до интернета автор слов, облетевших весь земной шар и переведённых на множество языков мира, более 40 лет оставался просто неизвестен. А ведь эта песня, 50 лет тому назад буквально всколыхнувшая весь мир, а не только советских людей, звучит очень актуально и сегодня для всего человечества, испытывающего угрозу ислама. Как же могло случиться, что автор такой песни, таких слов остался неизвестным? Очень просто: упоминание имени автора при исполнениях намеренно избегалось, не рекомендовалось. Считалось, что достаточно одного звучного грузинского имени Мурадели, и так и пошло и так оно закрепилось.

Фамилия Соболев не бросила бы тени на песню, но в 5-й графе паспорта автора стояло: еврей и имя Исаак.

Имя Исаак годилось для ленинградского собора, построенного в 1858 году Огюстом Монфераном, но для автора "Бухенвальдского набата" звучало, вероятно, диссонансом.

Автор "Бухенвальдского набата" Исаак Владимирович Соболев родился в 1915 году в селе Полонное Винницкой обл., неподалёку от Киева, в бедной,многодетной, еврейской семье. Исаак был младшим сыном в семье. Фамилия его с рождения была Соболев, благодаря прадеду - кантонисту, прослужившему на царской службе в армии 25 лет. Кантонистам в царской армии для простоты обращения присваивались фамилии их командиров. Исаак начал сочинять стихи с детства, всегда шептал их про себя. Отец, заметив, что он постоянно что-то шепчет, сказал матери озабоченно: "Что он всё бормочет, бормочет. Может показать его доктору?". Когда он окончил школу, школьный драмкружок на выпускном вечере показал спектакль по пьесе, написанной им: "Хвосты старого быта". В 1930 году умерла мать, отец привёл мачеху в дом. Ему было 15 лет: положив в плетёную корзинку пару залатанного белья и тетрадь со своими стихами, в которой уже были пророческие строчки, предсказавшие его нелёгкий в жизни путь:

" О , как солоны , жизнь, твои бурные, тёмные воды!
Захлебнуться в них может и самый искусный пловец..."

Исаак уехал к старшей сестре в Москву. Там он поступил в ФЗУ, выучился на слесаря и стал работать в литейном цехе на авиамоторном заводе. Вступил в литературное объединение и вскоре в заводской газете стали появляться его стихи и фельетоны, над которыми хохотали рабочие, читая их. В 1941 году, когда началась война, Исаак Соболев ушёл на фронт рядовым солдатом, был пулемётчиком стрелковой роты на передовой. Во время войны он продолжал писать стихи и статьи, которые печатались во фронтовой газете, там ему предложили печатать их под именем Александр, оттуда и закрепился за ним псевдоним Александр Соболев. В конце 1944 года после нескольких ранений и двух тяжёлых контузий Соболев вернулся в Москву сержантом, инвалидом войны второй группы. Вернулся он снова на авиамоторный завод, где стал штатным сотрудником заводской газеты.

Помимо заводской газеты его стихи, статьи, фельетоны стали появляться в "Вечерней Москве", "Гудке", "Крокодиле", "Труде". В редакции заводской газеты он встретил Таню, русскую, белокурую девушку - свою будущую жену, которая оставалась для него до самого его последнего вздоха другом, любимой, путеводной звездой, отрадой и наградой за всё недополученное им от жизни. Вместе они прожили 40 счастливых, полных взаимной любви, лет.
Его статьи в заводской газете о злоупотреблениях с резкой критикой руководства скоро привели к тому, что его, беспартийного еврея, невзирая на то, что он был инвалидом войны, а их по советским законам увольнять запрещалось, уволили по сокращению штатов. Начались поиски работы: "хождение по мукам". Отчаяние, невозможность бороться с бюрократизмом,
под которым надёжно укрывался разрешённый властями aнтисемитизм, порождали у Соболева такие стихи:

" О нет, не в гитлеровском рейхе,
а здесь, в стране большевиков,
уже орудовал свой Эйхман
с благословения верхов ...
.. Не мы как будто в сорок пятом,
а тот ефрейтор бесноватый
победу на войне добыл
и свастикой страну накрыл".

Здоровье Соболева резко ухудшилось и ему пришлось провести почти 5 лет в различных больницах и госпиталях. В результате врачи запретили ему работать, выдав заключение: нетрудоспособен. В довершение ко всему его жену - журналистку, радиорепортёра, уволили из Московского радиокомитета заодно с другими евреями - журналистами в 1954 году, пообещав восстановить на работе, если она разведётся с мужем - евреем. Татьяна Михайловна Соболева так вспоминает об этом: "После того, как двери советской печати наглухо и навсегда передо мною закрылись, я поняла: быть женой еврея в стране победившего социализма наказуемо".

Летом 1958 года Соболев с женой находился в городе Озёры Московской
области. По радио он услышал сообщение о том, что в это время в Германии в Бухенвальде на месте страшного концлагеря состоялось открытиеМемориала памяти жертв нацизма. А на деньги, собранные жителями ГДР, надмемориалом возвели башню, увенчанную колоколом, звон которого долженнапоминать людям об ужасах прошедшей войны, о жертвах фашизма. Сообщениепотрясло Соболева, он заперся в комнате, а через 2 часа, как вспоминает вдова поэта, он прочитал ей:

"" "Сотни тысяч заживо сожжённых
Строятся, строятся в шеренги к ряду ряд.
Интернациональные колонны
С нами говорят, с нами говорят.
Слышите громовые раскаты?
Это не гроза, не ураган.
Это, вихрем атомным объятый,
Стонет океан, Тихий океан.
Это стонет,
Это стонет,
Тихий океан".

Таня плакала, слушая эти стихи. Соболев понёс их в центральный партийный орган - в "Правду", полагая, что там ими заинтересуются: война не так давно кончилась, автор-фронтовик, инвалид войны. Там его встретили вполне дружелюбно, внимательно расспросили кто он, откуда, где работает и обещали прислать письменный ответ. Когда он получил ответ, в конверте лежали его стихи - перечёркнутые. Объяснений не было. Тогда Соболев понёс их в "Труд", где уже публиковался ранее. В сентябре 1958 г. в газете "Труд" был напечатан "Бухенвальдский набат" и там же ему посоветовали послать стихи композитору Вано Мурадели, что он и сделал. Через 2 дня Вано Ильич позвонил по телефону и сказал: "Какие стихи! Пишу музыку и плачу. Таким стихам и музыка не нужна! Я постараюсь, чтобы было слышно каждое слово!!!". Музыка оказалась достойная этих слов. "Прекрасные торжественные и тревожные аккорды эмоционально усилили мощь стихов".

Мурадели сам понёс эту песню на Всесоюзное радио, там Художественный совет передал песню на одобрение самому прославленному в то время поэту- песеннику, генералу песни, как его называли, Льву Ивановичу Ошанину.

Судьба песни, а также самого автора оказались полностью в руках Ошанина: он мог казнить и мог миловать. Соседи по Переделкино вспоминали, какой он был добрый и сердечный человек. В судьбе поэта Александра Соболева Ошанин сыграл роль простого палача, безсердечного убийцы, который своейбезсовестной фальшивой оценкой, явно из недоброго чувства зависти, а, может быть, и просто по причине антисемитизма, перечеркнул возможность продвижения Соболева на официальную литературную работу, иными словами "отнял кусок хлеба" у безработного инвалида войны. Ошанин заявил - это "мракобесные стихи: мёртвые в колонны строятся". И на песню сразу было повешено клеймо: "мракобесие". А Мурадели попеняли, что же это Вы ВаноИльич так нерадиво относитесь к выбору текста для песен. Казалось бы, всё -зарезана песня рукой Ошанина. Но Соболеву повезло: "...в это время вСоветском Союзе проходила подготовка к участию во Всемирном фестивалемолодёжи и студентов в Австрии. В ЦК ВЛКСМ, куда Соболев принёс "Бухенвальдский набат", песню оценили, как подходящую по тематике и "спустили к исполнению" в художественную самодеятельность. В Вене она была впервые исполнена хором студентов Свердловского университета и буквально покорила всех. Её тут же перевели практически на все языки, и участники фестиваля разнесли её по миру. Это был триумф!" Судьба этой песни оказалась не подвластной ни генералу советской песни, ни тупымневежественным советским чиновникам. Вышло как в самой популярной песнесамого генерала: "Эту песню не задушишь, не убьёшь, не убьёшь!.." На родине в СССР песню впервые услышали в документальном фильме "Весенний ветер над Веной". Теперь уже и здесь остановить её распространение было невозможно. Её взял в свой репертуар Краснознамённый Ансамбль песни и пляски под управлением Бориса Александровича Александрова. Было выпущено около 9 миллионов пластинок с "Бухенвальдским набатом" без указания имени автора слов. Соболев обратился к Предсовмина Косыгину с просьбой выплатить ему хотя бы часть гонорара за стихи. Однако правительственные органы не удостоили его хотя бы какого-либо ответа. Никогда он не получил ни одной копейки за авторство этой песни. Вдова вспоминала, что при многочисленных концертных исполнениях "Бухенвальдского набата" имя автора стихов никогда не называли. И постепенно в сознании слушателей утвердилось словосочетание: "Мурадели. Бухенвальдский набат". "В Советском Союзе, где государственный антисемитизм почти не был скрываем, скорее всего замалчивание авторства такого эпохального произведения былорезультатом указания сверху, в это же время советские газеты писали:

"Фестиваль ещё раз продемонстрировал всему прогрессивному человечеству антивоенную направленность политики Советского Союза и великую дружбу народов, населяющих СССР. Это членами советской делегации была исполнена лучшая антивоенная песня фестиваля "Бухенвальдский набат". Это советский поэт призывал: "Люди мира, будьте зорче втрое, берегите мир, берегите мир!". Триумф достался только композитору, который получал мешкамиблагодарственные, восторженные письма, его снимали для телевидения, брали у него интервью для радио и газет. У поэта песню просто - напросто отняли, "столкнув его лицом к лицу с государственным антисемитизмом, о котором чётко говорилось в слегка подправленной народом "Песне о Родине". И с тех пор советский государственный антисемитизм преследовал поэта до самой смерти". Майя Басс "Автор и государство".

Соболев в это время был без работы, в поисках работы, он обратился за помощью к инструктору Горкома партии, который ему вполне серьёзно посоветовал: "Учитывая вашу национальность, почему бы вам не пойти в торговлю?"

Вдова его комментирует: "Это был намёк, что еврею в журналистике делать нечего".
Иностранцы пытались связаться с автором, но они натыкались нанепробиваемую "стену молчания" или ответы, сформулированные "компетентными органами": автор в данный момент болен, автор в данныймомент в отъезде, автора в данный момент нет в Москве - отвечали всегда заботливые "люди в штатском". Во время гастролей во Франции
Краснознамённого Ансамбля песни и пляски имени А. В. Александрова (азавершал концерт всегда "Бухенвальдский набат") после концерта к руководителю Ансамбля подошёл взволнованный благодарный слушатель пожилой француз и сказал, что он хотел бы передать автору стихов в подарок легковой автомобиль. Как он это может осуществить?
Сопровождавший Ансамбль в заграничные поездки и присутствовавший при этом "человек в штатском" быстро ответил: " У нашего автора есть всё, что ему нужно!". Александр Соболев жил в это время в убогой комнатёнке, которую он получил как инвалид войны, в многоквартирном бараке без воды и отопления и других элементарных удобств, он нуждался не только в улучшении жилищных условий, он просто нищенствовал на пенсии инвалида войны вместе с женой, уволенной с журналистской работы из-за мужа-еврея.

В период самой большой популярности "Бухенвальдского набата" Соболеву стали звонить недоброжелатели-завистники, иногда звонки раздавалисьсреди ночи. Однажды один из таких звонящих сказал: " Мы тебя прозевали. Но голову поднять не дадим!.." Это уже была настоящая травля!

В 1963 году песня "Бухенвальдский набат" была выдвинута на соискание Ленинской премии, но Соболева из числа авторов сразу вычеркнули из списков: не печатающийся, никому не известный автор, не член Союза
Советских Писателей, а песня без автора слов уже не могла числиться в соискателях. Тем временем история авторства стала постепенно обрастать легендами. Одна из легенд, что стихи "Бухенвальдского набата" были написаны на стене барака концлагеря неизвестным заключённым. Мурадели, человек уже "пуганый", прошедший вместе с Ахматовой и Зощенко через зловещий ад Ждановского Постановления 1946 года, молчал,он всегда молчал, когда делокасалось Соболева. Заступиться боялся даже в "безтеррорное" время. А, впрочем,когда это террора не было? Сажали всегда, советские лагеря не были упразднены.

Чтобы отстоять своё авторство, нужно было стать членом Союза Писателей, а для этого нужно было писать определённую продукцию. Соболев же не написал ни одной строчки восхваления коммунистической партии и её вождя "отца народов", поэтому членство в СП для него было закрыто. Из под его пера выходили совсем другие стихи, не имевшие права на жизнь:

"Ох, до чего же век твой долог,
Кремлёвской банды идеолог --
Глава её фактический,
Вампир коммунистический."

Только молодым нужно объяснять, что это о Суслове.

Или: "...Утонула в кровище,
Захлебнулась в винище,
Задохнулась от фальши и лжи ...
. . А под соколов ясных
Рядится твоё вороньё.
А под знаменем красным
Жирует жульё да ворьё.
Тянут лапу за взяткой
Чиновник, судья, прокурор...
Как ты терпишь, Россия,
Паденье своё и позор?!...
Кто же правит сегодня твоею судьбой?
- Беззаконие, зло и насилие!"

А вот "афганская тема" в его творчестве. 1978 год воевать в Афганистан посылали 18 летних призывников, ещё совсем мальчишек. Вот отрывок из стихотворения:

"В село Светлогорье доставили гроб":
"... И женщины плакали горько вокруг,
стонало мужское молчанье.
А мать оторвалась от гроба, и вдруг
Возвысилась как изваянье.
Всего лишь промолвила несколько слов:
- За них - и на гроб указала, -
Призвать бы к ответу кремлёвских отцов!!!
Так, люди? Я верно сказала?
Вы слышите, что я сказала?!
Толпа безответно молчала -
Рабы!!!..."

Или:

"... Я не мечтаю о награде,
Мне то превыше всех наград,
Что я овцой в бараньем стаде
Не брёл на мясокомбинат..."
"...Непобедимая, великая,
Тебе я с детства дал присягу,
Всю жизнь с тобой я горе мыкаю,
Но за тебя костьми я лягу!..."
"....Не сатана, несущий зло вовек,
Не ценящий живое и в полушку,
А человек, подумать - человек! -
Свой дом, свою планету "взял на мушку"..."

Итак, несмотря на колоссальный всемирный триумф "Бухенвальдского набата" - его привёз даже на гастроли в Москву японский хор "Поющие голоса Японии", в Советском Союзе исполняли все самые лучшие солисты, Муслим Магомаев сделал очень волнующее блистательное представление, сопровождаемое документальными кинокадрами времён войны, музыкальным оркестром и колокольным звоном Мемориала в Бухенвальде, автору, вместо славы, подарена была нищенская жизнь пасынка - "побочного сына России".

После создания "Бухенвальдского набата" он прожил 28 лет в атмосфере вопиющей несправедливости, удушающего беззакония и обиды, и только огромная любовь к Тане, дарованная ему свыше, и безмерная ответная любовь Тани к нему помогали ему выжить, не сломаться и даже чувствовать себя счастливым и продолжать писать стихи и автобиографический роман "Ефим Сегал - контуженый сержант".

"Звоном с переливами
Занялся рассвет,
А меня счастливее
В целом мире нет.
Раненный, контуженный
Отставной солдат,
Я с моею суженой
Нищий, да богат..."

А вот ещё:

"С тобой мне ничего не страшно,
С тобой - парю, с тобой - творю
Благословляю день вчерашний
И славлю новую зарю.
С тобой хоть на гору,
За тучи,
И с кручи - в пропасть,
Вместе вниз.
И даже смерть нас не разлучит,
Нас навсегда
Венчала
Жизнь."

В 1986 году после долгой тяжёлой болезни и онкологической операции Александр Владимирович Соболев умер.
"...Ни в одной газете не напечатали о нём ни строчки . Ни один "деятель" от литературы не пришёл проститься с ним. Просто о нём никто не вспомнил..." М. Токарь

После его смерти вдова - Татьяна Михайловна Соболева с помощью Еврейской Культурной Ассоциации издала небольшим тиражом сборник стихов "Бухенвальдский набат", подготовленный ещё самим автором. Она продала, унаследованную ею от матери, трёхкомнатную квартиру, чтобы издать автобиографический роман "Ефим Сегал - контуженый солдат" тиражом 1000 экземпляров и свою повесть о муже "В опале честный иудей " - 500 экземпляров . .

Известное высказывание Федина: "Я не знаю автора стихов, не знаю других его произведений, но за один "Бухенвальдский набат" я бы поставил ему памятник при жизни". (Константин Федин (1892 - 1977) - первый секретарь правления Союза Писателей СССР с 1959 по 1971 и председатель правления его с 1971 по 1977 гг., активный участник травли Пастернака и высылки Солженицына.)

В 2002 году вдова А.В. Соболева четыре раза обращалась к президенту России В. В. Путину с письмом - ходатайством об установке в парке Победы на Поклонной горе Плиты с текстом "Бухенвальдского набата".
Четвёртое её письмо Путин направил для решения вопроса в Московскую городскую думу.
"И Дума решила... единогласно... отклонить ...".

Зато родному сынку - генералу советской песни Льву Ошанину в Рыбинске на набережной Волги установлен памятник: возле парапета Лев Иванович с книгой в руках смотрит на реку. Справедливости ради, нужно сказать, что одна песня Л.И. Ошанина, написанная им в1962 году, через 4 г. после публикации в "Труде" "Бухенвальдского набата", действительно, пленила и очаровала всех советских людей, но на мировой масштаб она не тянула. Это всем известная песня: "Пусть всегда будет солнце".

Ради той же справедливости, необходимо заметить, что Корней Иванович Чуковский в своей книге "От двух до пяти" (многие из нас читали её в детстве) сообщает, что в 1928 (!) году четырёхлетнему мальчику объяснили значение слова "всегда" и он написал четыре строчки:

Пусть всегда будет солнце
Пусть всегда будет небо
Пусть всегда будет мама
Пусть всегда буду я

Дальше Чуковский пишет, что это четверостишие четырёхлетнего Кости Баранникова было опубликовано в статье исследователя детской психологии К.Спасской в журнале "Родной язык и литература в трудовой школе". Затем они попали в книгу К.И. Чуковского, где их увидел художник Николай Чарушин, который, под впечатлением этих четырёх строчек , написал плакат и назвал его: "Пусть всегда будет солнце ".

Факты - не только упрямая, но и жестокая вещь .

Евреи - побочные дети России

" От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит как хозяин,
Если он, конечно, не еврей! "
1936 г.
"Песня о Родине". Сл. Лебедева-Кумача, муз. Дунаевского (последняя строчка - народная обработка).

"...Я плачу, я слёз не стыжусь и не прячу,
Хотя от стыда за страну свою плачу..."
1960 г.
Герман Плисецкий. "Памяти Пастернака".

459

Александр Маринеско был не просто лихим подводником, а человеком с характером. В юности он пришёл в торговый флот, лазал по реям, нюхал парусный ветер и мечтал о дальних странах. Ему хотелось увидеть Гавану, Рио-де-Жанейро или хотя бы Стамбул — а не только казарму и партсобрания.
Когда его распределили в подводный флот, он шутил:
— Ну что ж, раз уж не пустили к пальмам и красавицам, придётся нырять к рыбам и гонять фрицев.
Комиссары его недолюбливали: слишком умный, слишком самостоятельный, да ещё и слишком любвеобильный. Женщин он любил так же сильно, как свободу, а характер имел пиратский — за такие привычки в СССР уважали редко.
Когда Маринеско утопил самый большой немецкий лайнер «Вильгельм Густлофф», он сделал это в наглой, бравой манере. В общем-то, взял фрицев на понт — как настоящий морской разбойник. Немцы пароль спросили, а Маринеско им в ответ:
— «Щас как бахну по клавишам!»
Ну те подумали: «Свои, значит», и пустили ближе… А дальше уже история в книгу рекордов Гиннесса пошла.
Но звание Героя Советского Союза ему так и не дали. В партийных кулуарах шептали:
— Ну как можно награждать человека, который пьёт, любит женщин и ведёт себя как пират?
После войны коммуняки его потом всё равно в тюрьму посадили… за кражу кроватей.
Говорят, фрицев топить можно, а вот кровати — святое имущество социализма!
А сам Маринеско потом горько шутил:
— Видимо, я потопил не тот корабль. Надо было сначала утопить пару ящиков партбилетов — глядишь, звание бы дали.

460

Ведущих участников съёмочной группы «Семнадцати мгновений весны» пригласили в Кремль для награждения.
Завели в чудесную, просторную светлую комнату, где на них с большой теплотой глядят председатель КГБ и сам Леонид Ильич. Справа от вручающих - стол с красной скатертью, на столе - ордена и медали.
Сыгравший Штирлица Тихонов смотрит: «Не может быть!» Среди наград - «Герой Советского Союза».
Все до единого, однако, получают «обычные» госнаграды и вскоре покидают комнату; последним уходит Тихонов…
- Слава, - неожиданно произносит улыбающийся председатель Комитета, - а вас я попрошу остаться.
Тихонов, счастливый, оборачивается и видит мерно приближающегося к нему главу КГБ.
- Понимаете, Слава… - негромко говорит тот, - Леонид Ильич очень хотел бы, чтобы новую звезду «Героя Советского Союза» вручили ему лично вы.

461

Ведущих участников съёмочной группы "Семнадцати мгновений весны" пригласили в Кремль для награждения. Завели в чудесную, просторную светлую комнату, где на них с большой теплотой глядят председатель КГБ и сам Леонид Ильич. Справа от вручающих - стол с красной скатертью, на столе - ордена и медали. Сыгравший Штирлица Тихонов смотрит: "Не может быть!". Среди наград - "Герой Советского Союза". Все до единого, однако, получают « обычные» госнаграды и вскоре покидают комнату; последним уходит Тихонов... - Слава, - неожиданно произносит улыбающийся председатель Комитета, - а вас я попрошу остаться. Тихонов, счастливый, оборачивается и видит мерно приближающегося к нему главу КГБ. - Понимаете, Слава... - негромко говорит тот, - Леонид Ильич очень хотел бы, чтобы новую звезду "Героя Советского Союза" вручили ему лично вы.

<< ← 5678910

Партнеры

Реклама