Анекдоты про свадьба |
552
Не знаю, получится ли рассказать. Тут довольно тонкие материи, нужен не баечник вроде меня, а настоящий писатель, виртуоз человеческих душ. Но я попробую.
В те благословенные времена, когда главной проблемой человечества был взбесившийся вулкан с непроизносимой фамилией, в моей частной жизни накопился изрядный клубок проблем. И я сыграл в Александра Македонского, разрубив весь узел единым махом. Ушел с постылой работы, уехал из нелюбимого города, разорвал отношения, не приносившие ничего, кроме нервотрёпки. И, прежде чем начать обживаться в новом городе и на новой работе, дал себе отпуск и поехал в Германию, навестить двоюродных сестрёнок, которых не видел целую вечность.
Сёстры мне, конечно, обрадовались. Но через неделю призадумались, куда бы меня деть. И купили мне поездку в Швейцарию на экскурсионном автобусе с русскоязычным гидом.
Экскурсия не отличалась бы от тысячи других, если бы не соседка по автобусному сиденью. То есть начинал я поездку в другом конце автобуса, но в Берне отпустил какую-то шуточку, в Женеве предложил перекусить вместе, а в Лозанну въезжал уже рядом с ней. Давно известно, что правильный спутник, а лучше спутница, как минимум удваивает эффект путешествия. Женевское озеро, отраженное в ее глазах, становится вдвое лазурнее, Шильонский замок – вдвое загадочней, Рейхенбахский водопад – вдвое мокрее. А есть фондю в одиночку вообще преступление.
В Лозанне экскурсантов заселили в гостиницу и отпустили провести вечер кто во что горазд, без гида. Мы с моей новой спутницей, конечно, отправились гулять вдвоем. В Лозанне есть свой Нотр-Дам, не такой большой и знаменитый, как в Париже, но тоже с химерами. Прижимистые швейцарцы построили собор из дешевого и непрочного камня, его всё время приходится ремонтировать. Мы шли вдоль стены собора, разглядывали химер и гадали, где оригинал, а где фантазия современных реставраторов.
От собора мы стали спускаться по кривой старинной улочке к озеру. И вдруг оба замолкли, почувствовав волшебную притягательность этого места. Булыжная мостовая под ногами, черепичные крыши, блеск озера далеко внизу, розовые закатные облака над головой. Легкий ветерок, тонкие женские пальцы, отзывающиеся на прикосновение моей руки, запах сдобы из соседней булочной. Полная гармония, охватившая все органы чувств.
Хотя нет, не все. Для комплекта недоставало чего-то, услаждающего слух. И только я об этом подумал, как из окна над нами донеслись звуки скрипки. У меня напрочь отсутствует музыкальный слух, я не знаю, что это была за мелодия. Не могу даже сказать, хорошо играл невидимый скрипач или фальшивил на каждой ноте. Но его скрипка довела этот миг до полного совершенства.
Что было дальше? Свадьба, разумеется. Трое детей и дом на берегу Женевского озера. То есть нет. Мы провели вместе незабываемую ночь, а наутро она написала губной помадой на зеркале: “Не ищи меня” и исчезла. Или лучше так. Через месяц я застал ее с каким-то ковбоем. Естественно, убил обоих и бродил по берегу в тоске.
На самом деле, конечно, не было ни того, ни другого, ни третьего. Реальная жизнь мало похожа на романтические клише, потому и интересна. Прежде чем закончить рассказ, отвлекусь ненадолго.
Есть такая псевдобуддийская притча про монаха, за которым погнался тигр. Спасаясь от него, монах залез на отвесную скалу. И вот он висит на скале, цепляясь за какую-то лиану, внизу пропасть, наверху тигр, лиана трещит и вот-вот оборвется. И тут монах видит перед собой спелую, сочную ягоду земляники. Блин, откуда земляника в Гималаях? Ну неважно, какую-то ягоду. Монах протянул руку, сорвал эту земляничину и съел. И это была самая вкусная ягода в его жизни.
В этом месте слушатели притчи обычно спрашивают: а что было дальше с тем монахом? Спасся он или упал в пропасть? Или, может, достался на обед тигру? А неважно. История не об этом. Что бы там ни было, но ягоду он съел, и это была самая вкусная ягода.
Так и тут. Продолжение не имеет никакого значения. Главное уже рассказано. Что бы ни случилось дальше, но тот волшебный вечер в Лозанне – был. Лежит где-то на чердаке моего сознания, как бриллиант в сейфе. Периодически достаю его и любуюсь. И таких бриллиантов на моем чердаке порядочно, может, десятка два. Да и у вас, наверно, не меньше.
|
553
Вышел замуж
… начало. Я жил недалеко от этого места и этого дома и на работу ездил на автобусе. И дед этот – хизик, мне встречался. Хизиками мы, русские немцы называем местных немцев – аборигенов. Ну, вот как-то разговорились и познакомились. На улице здоровались и даже в гости захаживали друг к другу. А тут у меня бабушка померла. И мы с отцом в задумчивости. На какие шиши хоронить? И приходит этот дед и кладёт на стол четыре тысячи! Мы ох! Удивились. Но взяли и бабушку похоронили. И у меня к деду появилось сыновнее чувство. Проникся как к папе родному. И стал ему помогать по дому. А дом огромный по нашим понятиям. Девяносто квадратов квартира у него и под ним такая же, да подвал в точности под домом. И ещё гартенов два – садики в смысле. Не маленькие. Уход нужен. А потом он заболел и стали к нему приходить разные бетроеры. По нашему соцработники. Ухаживали за ним как попало и пользовались им в свою пользу. Купят для него стиральную машину, а отвезут к себе, а свою старую ему поставят…. Бельё постельное купят для него и за его счёт, а заберут себе. И стал я это подмечать и даже на них, от его имени в суд подал. Но суд немецкий мне слова не дал. И все таки я постепенно, с дедом вместе, смог выжить их из его дома. Это уже когда они его признали совсем почти не дееспособным и хотели дом оценить, и даже почти завершили сделку по выселению его в дом для бомжей. Я опять в суд!
А дед меж тем вообще плох стал. Рак кишечника и кишка сбоку… Я переехал к нему жить и за ним стал ухаживать. И на работу ходил. За уход получал от города 300 евро. У меня большая комната и у него две. Тут, вскоре, бабушка квартиросъёмщица, умирает, и квартира снизу пустая образовывается. Я туда перебрался – подальше от запахов. И вот живём дальше. А два года назад дед приобрел какие-то книги по юриспруденции и начал их читать. С лупой. Он вообще много читал философских и церковных книг. А тут подсел на правовые. И как-то говорит мне – нам нужно пожениться! У меня глаз выпал! Дед толмуд открывает и там истина – когда он уходит в мир иной, начинается тяжба по оформлению его наследства. А жить, он чувствует, ему мало осталось, а двенадцать лет моего участия в его жизни и помощи он не может с весов сбросить. Поэтому самый легкий путь к его наследству, а это этот самый дом, это не дарственная, не продажа, а именно брак. В стране педерастических законов живём. Поэтому давай, мол, соглашайся, я всё продумал.
Родственникам объявил я и сестра спросила когда свадьба! Дура, говорю, вчера была. Мы с утра сходили в ратхаус и дама в белом бальном платье нас зарегистрировала. А мы в чём были, с дедом, в беккерайку – булочную. Кофе потринькали и домой. Мне во вторую смену на работу.
И вот я наследник и «вдова». Дом мой и пенсия дедова тоже моя. Квартиру верхнюю сдаю плюс к пенсии. На работу забил!
|
|
554
Поехал я сегодня на свой любимый пляж на озере. Песочек — как на Карибах, вода тёплая, мошек никаких, благодать! Думаю: «Ну вот оно, счастье пенсионера».
И тут слышу — музыка гремит, диджей в шортах за пультом, а на берегу… невеста! В белом бикини. Жених — в чёрных плавках и с бабочкой на шее. Романтика, что сказать.
Молодёжь зажигает по полной: шампанское, танцы, селфи на фоне камышей. А рядом на песке — куча надувных матрасиков. Смотрю — каждая пара берёт матрасик и таинственно исчезает в лесочке. Видимо, фотозона «Для тех, кто устал от диджея».
Я понял: это не просто свадьба, это бюджетный курорт “all inclusive”.
Музыка есть, напитки есть, пляж есть, номера в лесу с мягким матрасиком — тоже есть. Только браслеты на руку не выдают.
Так что если кому-то хочется Карибы за копейки — рекомендую! Главное, не перепутать свой матрасик с чужим, а то потом в лесу неловко объясняться…
|
|
555
Когда королева была юной
Когда в 1926 году Елизавета появилась на свет, никто и не думал, что ей суждено занять английский трон. Тогда царствовал ее дед — Георг V, а наследником престола считался дядя Эдуард. Отец девочки, принц Альберт, герцог Йоркский, был вторым сыном и тоже не рассчитывал на корону — предполагалось, что старший брат со временем женится и обзаведется наследниками.
Малышка Лилибет — так она сама выговаривала свое имя, и так ее всю жизнь потом звали близкие, в том числе муж, — была первой и любимой внучкой короля Георга V (двоюродного брата нашего Николая II. Таким образом Елизавета приходилась последнему русскому царю двоюродной внучкой). Малышка сумела растопить весьма суровое сердце Георга (к своим сыновьям король отцовской любви не проявлял, а порой бывал и по-настоящему жесток — считается, что именно это стало причиной знаменитого заикания Георга VI). Как-то архиепископ Кентерберийский застал старого короля на ковре стоящим на четвереньках, а малютка Лилибет держала деда за бороду, словно лошадь за поводья.
Ей было 10 лет, когда на престоле началась чехарда: дед умер, дядя царствовал всего 10 месяцев и променял корону на возможность жениться на разведенной американке Уоллис Симпсон. После его отречения корона досталась отцу Елизаветы, взявшему имя Георга VI. Изначально предполагалось, что ему, не имевшему сыновей, будет наследовать младший брат Генри, но тот предпочитал до конца жизни вести вольную жизнь герцога Глостерского и заранее отказался от своих прав в пользу Елизаветы.
Когда разразилась Вторая мировая, 13-летняя Елизавета по радио зачитывала обращение к детям, пострадавшим от бомбардировок. А в 18 лет освоила профессию механика-водителя санитарного автомобиля и крутила баранку на пользу общества до окончания войны. Вообще, это время оказалось для нее судьбоносным — ведь именно тогда начался ее единственный за всю жизнь любовный роман.
Это началось в Дартмуте. Накануне войны Елизавета вместе с родителями и младшей сестрой Маргарет посетили Королевское военно-морское училище, но там, как оказалось, свирепствовала ветрянка. Единственным курсантом, которого принцессам удалось повидать, был их дальний родственник, 18-летний греческий принц Филип. Он немного поиграл с «сестрицами» в крокет — и вернулся в казарму. Но нескольких часов хватило, чтобы Елизавета полюбила его — серьезно, глубоко и упорно.
Принц был внуком греческого и правнуком датского королей, а также праправнуком русского императора Николая I. (Кстати, когда понадобилось идентифицировать останки расстрелянных Романовых — генетическую пробу брали именно у принца Филипа.) При этом он родился на кухонном столе в лачуге на острове Корфу — семья скрывалась там после греческой революции, заочно приговорившей отца новорожденного — принца Андрея — к смертной казни. 18-месячного Филипа вывезли из Греции на грузовом корабле в ящике из-под апельсинов. Какое-то время семья скиталась по европейским королевским дворам, готовым их приютить, пока родители не развелись. В результате мать Филипа попала в нервную клинику, откуда уже никогда не вернулась, а отец перебрался в Монте-Карло и сделался профессиональным игроком. Вот тогда родственники пристроили горемычного принца в английское военно-морское училище. Словом, кровь в его жилах текла самая что ни на есть королевская, но женихом он тем не менее был сомнительным. Родители Елизаветы были не в восторге от ее выбора, но девушка проявила упорство. Шесть лет она писала Филипу письма, ведь, как только началась война, он пошел служить на эсминец. А когда 25-летний красавец, грудь в орденах, вернулся в Англию, наследница британского престола поспешила с ним обручиться. Говорят, предложение сделала именно она. Свадьба состоялась 20 ноября 1947 года в Вестминстерском аббатстве. Время было послевоенное, и, чтобы купить ткань для свадебного платья, принцессе пришлось продать свои продовольственные карточки. На свадебный торт пошел подарок из Австралии — ящик продуктов. Зато торт получился именно таким, какой и полагается на королевской свадьбе — трехметровым, роскошным, его не резали — рубили саблей. Впрочем, молодожены и гости получили только по небольшому куску — основную часть разослали по госпиталям и школам.
В феврале 1952 года молодые супруги отдыхали в Кении. Их «Tree Tops» отель располагался на ветвях гигантского фикуса. Один из гостей отеля 6 февраля записал в книге регистрации: «Впервые в мировой истории принцесса поднялась на дерево, а спустилась с него королевой». Той ночью умер Георг VI. Коронация Елизаветы состоялась только через год и пять месяцев, но днем ее восшествия на престол считается именно 6 февраля 1952 года. Ее муж, как и было договорено заранее, коронован не был. И первым поклялся ей на верность: «Я, Филип, герцог Эдинбургский, становлюсь вашим пожизненным вассалом, опорой и нижайшим почитателем. И да поможет мне Бог». А ведь как они оба опасались этого момента! Филипу, с его независимым характером, предстояло уйти в тень венценосного сияния супруги. Он даже не мог продолжать службу на флоте, потому что должен был присутствовать на официальных церемониях. Зато в маленьком тихоокеанском государстве Вануату Филипа считают богом — то есть воплощением древнего духа гор, который отправился далеко за море и женился на могущественной королеве. Имеется и храм, посвященный герцогу Эдинбургскому, и икона, в качестве которой используется его фотография.
Иной раз Филип позволял себе разного рода «взбрыки». Его солдатские, неполиткорректные шуточки не раз вгоняли супругу в краску. То в Папуа — Новой Гвинее он поинтересуется у прохожего: «Любезнейший, а как это вас до сих пор тут не съели?» — то в Китае скажет туристу: «Смотрите, не застревайте тут надолго, а то ваши глаза сузятся». Пожалуй, больше всего принц Филип отличился в Парагвае, где приветствовал кровавого диктатора генерала Стресснера словами: «Как приятно оказаться в стране, которая не управляется народом!»
Пока Филип был молод, он доставлял своей венценосной супруге тревоги и иного рода: поговаривали о его внебрачных детях и о связи с двоюродной сестрой королевы. Впрочем, если что и было, Елизавета сделала все, чтобы замять скандал. Она как могла компенсировала мужу его второстепенную общественную роль — во всем, что касается личной жизни, Филипу предоставлялось абсолютное и непререкаемое первенство, иной раз принимающее формы настоящей тирании. Однажды герцог Маунтбаттен стал свидетелем странной сцены. Они втроем ехали в машине, управлял Филип: резко, не тормозя на поворотах, сильно превышая разрешенную скорость. Елизавета молчала, но было видно, что ей страшно — на каждом рискованном вираже королева учащенно дышала. В конце концов муж резко остановил авто и закричал: «Или перестань пыхтеть, или выметайся отсюда!» Елизавета, к изумлению герцога Маунтбаттена, опять смолчала и всю дальнейшую дорогу старалась вести себя как можно тише. Подобные истории нет-нет да и просачивались наружу. Впрочем, королева до последнего дня его жизни смотрела на мужа с обожанием и на всякий вопрос, не связанный с ее работой, отвечала: «Спросите у его королевского высочества, он лучше знает». Вопросы о том, как воспитывать четверых детей — Чарльза, Анну, Эндрю и Эдуарда, — тоже всегда решал отец.
И это многое определило…
Автор Ирина Стрельникова
Из сети
|
|
558
[b]«Банковский роман без романа, или История с прозрачным подтекстом»[/b]
В допофисе банка, где царили строгие костюмы, гул принтеров и запах свежего кофе, работала Сусанна. Татары, как известно, любят вычурные имена, и её имя звучало как музыка — Сусанна. Ей было лет 25, мне — на пятнадцать больше. Я — старший сисадмин, она — главный специалист по кредитованию малого бизнеса. И она была очень красива.
Немного не в моём вкусе, конечно — я славянин, а она была девушкой восточного типа, смуглой, с глазами, как угли, и волосами, тёмными, как ночь. Но красота — вещь универсальная. Она до боли напоминала известную латиноамериканскую певицу — и даже поставила её фото на заставку рабочего компьютера. Я, конечно, говорил, что это певица похожа на неё. Чтобы польстить. И это срабатывало.
Я был увлечён Сусанной. Но всё это витало в области флирта — лёгкого, необязательного, как летний ветер. Я был женат, у неё был бойфренд. Мы дружили: я рассказывал анекдоты, она смеялась; она училась дистанционно, а я помогал с учёбой, когда она просила. Всё было в рамках корпоративной этики. До того дня.
Мы отмечали какое-то событие. Сидели за круглым столом вчетвером: Сусанна — напротив, глаза в глаза, слева — кассирша Алёна (лет на пять старше меня), справа — ещё кто-то из девушек- не запомнил. И не мудрено. Потому что Сусанна была в белой корпоративной футболке с логотипом банка. [i]И под футболкой не было НИЧЕГО.[/i]
Её грудь — «мой любимый размер», как сказал бы Иа-Иа — была идеальной. Два упрямых пупырышка нахально проступали сквозь белую ткань, а соски просвечивали так откровенно, что я, мужчина опытный, повидавший в жизни всякое, почувствовал себя подростком на первом свидании. Я старался не пялиться, отводил взгляд, но он снова и снова возвращался к этим двум холмикам, будто загипнотизированный.
Сусанна с невозмутимым видом пила чай. Алёна слева таинственно улыбалась — то ли одобряя, то ли насмехаясь. А кто был справа? Не помню. Да и какая разница. Позже я понял: это был её способ сказать «спасибо» за помощь в учёбе. Молчаливый, но более чем красноречивый.
Через год у Сусанны была свадьба. Она приехала в банк с женихом и свитой. Мы все поздравляли её по очереди. И вот тогда я поцеловал её единственный раз — в щёку, по-товарищески. Всё остальное так и осталось в области намёков, белых футболок и того дня, когда соски говорили громче слов.
Эта история не о любви. Она о том, как иногда благодарность приходит в самой неожиданной форме. И о том, что даже в мире банковских процентов и кредитных отчётов есть место для лёгкого безумия. Безумия, которое проступает сквозь белую ткань и остаётся с тобой навсегда.
|
|