Результатов: 1707

1701

Не знаю, получится ли рассказать. Тут довольно тонкие материи, нужен не баечник вроде меня, а настоящий писатель, виртуоз человеческих душ. Но я попробую.

В те благословенные времена, когда главной проблемой человечества был взбесившийся вулкан с непроизносимой фамилией, в моей частной жизни накопился изрядный клубок проблем. И я сыграл в Александра Македонского, разрубив весь узел единым махом. Ушел с постылой работы, уехал из нелюбимого города, разорвал отношения, не приносившие ничего, кроме нервотрёпки. И, прежде чем начать обживаться в новом городе и на новой работе, дал себе отпуск и поехал в Германию, навестить двоюродных сестрёнок, которых не видел целую вечность.

Сёстры мне, конечно, обрадовались. Но через неделю призадумались, куда бы меня деть. И купили мне поездку в Швейцарию на экскурсионном автобусе с русскоязычным гидом.

Экскурсия не отличалась бы от тысячи других, если бы не соседка по автобусному сиденью. То есть начинал я поездку в другом конце автобуса, но в Берне отпустил какую-то шуточку, в Женеве предложил перекусить вместе, а в Лозанну въезжал уже рядом с ней. Давно известно, что правильный спутник, а лучше спутница, как минимум удваивает эффект путешествия. Женевское озеро, отраженное в ее глазах, становится вдвое лазурнее, Шильонский замок – вдвое загадочней, Рейхенбахский водопад – вдвое мокрее. А есть фондю в одиночку вообще преступление.

В Лозанне экскурсантов заселили в гостиницу и отпустили провести вечер кто во что горазд, без гида. Мы с моей новой спутницей, конечно, отправились гулять вдвоем. В Лозанне есть свой Нотр-Дам, не такой большой и знаменитый, как в Париже, но тоже с химерами. Прижимистые швейцарцы построили собор из дешевого и непрочного камня, его всё время приходится ремонтировать. Мы шли вдоль стены собора, разглядывали химер и гадали, где оригинал, а где фантазия современных реставраторов.

От собора мы стали спускаться по кривой старинной улочке к озеру. И вдруг оба замолкли, почувствовав волшебную притягательность этого места. Булыжная мостовая под ногами, черепичные крыши, блеск озера далеко внизу, розовые закатные облака над головой. Легкий ветерок, тонкие женские пальцы, отзывающиеся на прикосновение моей руки, запах сдобы из соседней булочной. Полная гармония, охватившая все органы чувств.

Хотя нет, не все. Для комплекта недоставало чего-то, услаждающего слух. И только я об этом подумал, как из окна над нами донеслись звуки скрипки. У меня напрочь отсутствует музыкальный слух, я не знаю, что это была за мелодия. Не могу даже сказать, хорошо играл невидимый скрипач или фальшивил на каждой ноте. Но его скрипка довела этот миг до полного совершенства.

Что было дальше? Свадьба, разумеется. Трое детей и дом на берегу Женевского озера. То есть нет. Мы провели вместе незабываемую ночь, а наутро она написала губной помадой на зеркале: “Не ищи меня” и исчезла. Или лучше так. Через месяц я застал ее с каким-то ковбоем. Естественно, убил обоих и бродил по берегу в тоске.

На самом деле, конечно, не было ни того, ни другого, ни третьего. Реальная жизнь мало похожа на романтические клише, потому и интересна. Прежде чем закончить рассказ, отвлекусь ненадолго.

Есть такая псевдобуддийская притча про монаха, за которым погнался тигр. Спасаясь от него, монах залез на отвесную скалу. И вот он висит на скале, цепляясь за какую-то лиану, внизу пропасть, наверху тигр, лиана трещит и вот-вот оборвется. И тут монах видит перед собой спелую, сочную ягоду земляники. Блин, откуда земляника в Гималаях? Ну неважно, какую-то ягоду. Монах протянул руку, сорвал эту земляничину и съел. И это была самая вкусная ягода в его жизни.

В этом месте слушатели притчи обычно спрашивают: а что было дальше с тем монахом? Спасся он или упал в пропасть? Или, может, достался на обед тигру? А неважно. История не об этом. Что бы там ни было, но ягоду он съел, и это была самая вкусная ягода.

Так и тут. Продолжение не имеет никакого значения. Главное уже рассказано. Что бы ни случилось дальше, но тот волшебный вечер в Лозанне – был. Лежит где-то на чердаке моего сознания, как бриллиант в сейфе. Периодически достаю его и любуюсь. И таких бриллиантов на моем чердаке порядочно, может, десятка два. Да и у вас, наверно, не меньше.

1702

Токарист. Почти сказка

Когда нерушимый начал сыпаться уже неприлично, сидели мы как-то с приятелем
и думали - какой замутить бизнес? Выживать ведь как-то надо.
Чтобы не требовал больших вложений, и получать пусть сначала небольшой, но стабальный выхлоп.

Из всех перебранных нами вариантов, остановились на одном - наладить выпуск какой-то продукции широкого потребления.
Детали к домашней утвари, например, которая часто теряется в быту, и которая необходима в каждой семье.
Что-то типа чапельника для сковородки, но ещё нужнее.

Объявление в газету дали обычное: "Успешной бурно развивающейся компании требуется токарный станок".

На тот момент мы представить себе не могли - сколько токарных станков у народа хранятся в подвалах,
закопано на дачах, спрятаны в тайниках, и ещё хрен кто знает где.
Ведь станок, промышленный токарный станок, это не пианино, и даже не рояль.
Чтобы спустить его с 5-го этажа по лестнице, без лифта, опустить его в подвал, а затем достать, чтобы продать.

Телефон с предложениями не умолкал сутками.
По ночам нам уже снились токарные станки. Разные.
Предложения по токарным станкам были тоже разные.
От школьного ТВШ-2, до современных на тот момент - с ЧПУ.
(В токарных станках, скажу сразу, я не эксперт).
Предлагали даже один станок американского производства времен доисторического
материализма или великой депрессии в США.
Типа ДИПа, (Догоним и Перегоним Америку), но его прапрадеда.
Мы с приятелем уже не знали как отбиваться от этой лавины навязчивых предложений.
Сейчас уже можно говорить.
Поступали предложения, а порой и угрозы с расправой, если мы откажемся от выгодной для себя сделки.
Мы держали фасон как могли. Мы были уже на грани моралаьного и физического срыва.

Проблема разрешилась сама собой, когда мы приступили искать "токариста".
Так профессию токаря называл мой приятель армянин специалиста в этой области производства.

Токаря, нормального профессионального токаря со стажем работы на производстве
деталей для легкой промышленности, к сожалению, мы так и не ...
Нет. Стоп.
Был ещё такой случай.

Пришла бабушка.
Хорошо одетая, чистенькая, на позицию - токаря.
Мы с приятелем сразу растерялись и затупили. Не знали как к ней обращаться - на ты; на Вы; а то и даже - на Ваше Преосвященство!?
Такая благородная бабушка нас посетила.

Ну, мы, как акулы бизнеса, задали ей сразу неудобный вопрос:
- А как Вы сможете доказать нам, что являетесь той самой, кого мы ищем по объявлению?
И что вы думаете.
Эта бабушка, этот божий одуванчик, достаёт из своего саквояжа, который принесла с собой, пряжу, затем достает из него какие-то приспособления, и... миниатюрный токарный станочек. Ну, так мне и моему соочредителю показалось.

За 5(пять)минут она связал шапочки двум нашим кошкам каждой, которые крутились у нас под ногами...
Как нам было ни жаль, но такой высококлассный специалист нам не подошел.

"Ушел "токарист" на рынок, торговать пылью от железного занавеса!" - услышали мы как-то в трубке ответ на очередной свой вопрос - где найти нормального токаря?

Капитализм оказался могильщиком пролетариата.

«Король умер. Да здравствует король!»
* * *

1704

Было дело 2 августа, день железнодорожника отмечался(первое воскресенье августа) ну и ВДВ гуляли в парке, и чот мне обидно стало, я служил в ЖДВ, ну и хватило ума крикнуть в ответ на какую то речевку ВДВешную, ответил, "где ВДВ ломает ноги, там ЖДВ кладут ДОРОГИ"... МЛЯ , пришлось с пробуксовкой ленять, но видимо десантура была более пьяная чем я, ушел в отрыв...

1705

Мы снимали картину, которая называлась «Очи черные». Она снималась и в Москве, и в Костроме, и в Петербурге, и в Италии. И там по сюжету упоминается шпиц, с которым гуляла Анна Сергеевна. Ассистент по реквизиту был петербургский, всегда не очень трезвый и все время находивший этому объяснения: то у него болел зуб, то это лекарство... Вот он приволок пса значительно больше шпица, уверяя, что с большим трудом купил его у какой-то бабули, уговорив ее и обещав ей подарить фотокарточку Марчелло Мастроянни. Заплатил какие-то астрономические, по его рассказам, деньги. И таким образом у нас появился этот пес. В общем, для шпица он был великоват. Но мы посмотрели, что Лена Сафонова, игравшая главную роль, девушка крупная, и с маленьким песиком она бы выглядела в наше время немножко не так, как бы нам хотелось, так скажем.

Пса звали Яша. По крайней мере, так нам сказал этот человек. Впоследствии уже выяснилось, что этот пес абсолютно дворняжный, с тяжелой судьбой, вероятно, боевой. Но тем не менее пес оказался в работе потрясающий. Во-первых, он сразу понял, кто главный, и прибился к итальянской продюсерше, Сильвии Чекки Д’Амико. Ни Михалков, ни Мастроянни его не интересовали, он сразу понял, что в этой невысокой женщине весь смысл.

Снимался пес потрясающе. Действительно, ни одного дубля из-за него не было испорчено. Нужно было спать – он лежал. Сильвия его укладывала, гладила, и он лежал. Длинная сцена, панорама, потом какая-то актерская сцена шла у Мастроянни с Сафоновой – пес лежал не шевелясь. Как он это все понимал, не знаю. Видимо, перспектива прекрасного будущего, которое он уже подозревал, заставляла его усмирять свой нрав.

Постепенно у Сильвии он отъелся. Съездил в Кострому, потом съездил в Петербург. И потом он уехал в Италию, съемки закончились там. И там же он и остался. Сильвия – она дочь очень известной сценаристки Сузу Чекки Д’Амико, автора, в частности, «Римских каникул», «Похитителей велосипедов», многих картин Росселини. В общем, такая гранд-дама итальянского кино. Она очень властная женщина была. У них до этого жила какая-то собака, которая очень тяжело и долго умирала. И Сузу сказала, что больше у нас собак в доме не будет. То, что она говорила, было категорично. И когда появилась Сильвия с Яшей (у них была двухэтажная квартира), то бабушка ей сказала: на второй этаж, и чтобы я его не видела.

Яша сразу все понял. Когда приходил с прогулки, он сразу бегом бежал на второй этаж. Но длилось это недолго. Однажды гулявшая с псом бонна-филиппинка принесла его на руках, трясясь от ужаса, и сказала, что совершенно неожиданно он вдруг спрыгнул с тротуара на проезжую часть и попал под велосипед. В травмах, помятый, ну, естественно, куда его тащить на второй этаж. Она его положила прямо в прихожей. Бабушка, при всей своей суровости, не чужда была и некоего человеколюбия, или собаколюбия, в данном случае.

Она подошла и первый раз его погладила. Пес вяло помахал хвостиком, благодарно посмотрел. Потом приходил ветеринар. И пес в течение недели примерно лежал на диванчике. Когда я примерно через три недели опять появился в этом доме, пес уже валялся на первом этаже на диване уже у Сузу. На Сильвию он смотрел примерно так же, как на бонну, с ним гулявшую. Он переменил хозяйку. Он был ухоженный, он был мыт шампунем, от него пахло лучше, чем от хозяев в этом доме. Пес прекрасно питался.

Потом я уехал. Прошло какое-то время, я опять оказался в Италии, пришел к ним в гости. Пес вроде меня не узнал, он никак не среагировал на мой приход. Там было много народу, все сидели за столом. Все гладили Яшу, чем-то его кормили. Хозяева говорили: не надо его кормить. Яша скромно стоял: ну, не надо, так не надо. Но если давали, он съедал. А так ничего не просил. Чудно понимал по-итальянски все команды. Мне предложили: а поговори с ним по-русски, может быть, он что-нибудь вспомнит. Я что-то ему говорил, называл какие-то имена, пес никак не реагировал. И я решил, что все, уже отрезанный ломоть.

Народ еще оставался там, а мне нужно было уйти чуть пораньше, и в прихожей, уже когда я почти открывал дверь и выходил, ко мне подошел Яша, покосившись на оставшихся в комнате, ткнулся мне носом в коленку и молча так стоял. Мол, ну ты ж пойми, ситуация. Я его погладил, он благодарно помахал хвостом и ушел.

Вот так пес выбрал шикарную неволю вместо вольной собачьей жизни в Петербурге. Пес прожил долгую счастливую жизнь. Он уезжал на отдых в Монтекатини, пил эти термальные воды. Всегда был ухожен, прекрасен. Вот такую судьбу, можно сказать, он выбрал себе сам. Потому что он все сделал для этого. Он совершенно сознательно по жизни шел к этому, выбрал эту судьбу.

Александр Адабашьян
На фото кадр из фильма «Очи черные».

1706

Оценка/смысл – масштаб
Не знаю первый ли я дошедший до мысли о том, что смысл, наша оценка событий и поступков зависят от масштаба, на протяжении которого дается эта оценка (оценивается смысл) поступка или события.
Начну с личного. Мне хочется поступать хорошо, но что это значит? Например, завести семью, родить детей вроде как очень хорошее дело. Но как только применяешь к этому масштаб все становится не так уж и понятно.
На протяжении моей жизни это замечательно. Возможно этот поступок даст еще радость увидеть своих внуков. Если очень повезет – правнуков. Для этого нужно прожить около сотни лет. Но отвлечемся от масштаба человеческой жизни, которая всего лишь миг по сравнению с историей народа, тем более с длительностью существования планеты , звезд, галактик, вселеной!
Через 3-5 поколений наши гены в потомках составят доли процента и тогда что значит радость от имения детей, внуков, правнуков? Она ничем не отличается от радости иметь соседа, друга, коллегу, прохожего. Всего через какую-то тысячу лет – что на самом деле миг в истории человечества – моя доля генов у прямых потомков приблизится к нулю то есть наше родство будет не больше, чем случайное совпадение.
Я уж не говорю о радости иметь секс, любовь, красоту, здоровье. Мне может сегодня очень хотеть секса, любви, быть внешне привлекательным и здоровым. Добьюсь – большая удача, но уже через несколько лет, в крайней мере десятилетий, эта удача, эта положительная эмоция от достижения жедаемого, превратится в ничто.
То же самое с плохими поступками. Сегодня попался на краже, на лжи – больно очень, очень неприятно, но спустя годы никаких эмоций, ну разве угрызения совести, которые ни на каких весах не взвесишь, а ушел – вообще все испарилось.
Творческие успехи. Эти часто переживают своего автора, но тоже не надолго. Авраам, Моисей, Аристотель, Платон, Дарвин, Рафаэль, Кант, Эйнштейн, Шекспир, Булгаков – их результаты творчества повлияли на жизнь последующих поколений, ими восхищаются не только дети, но и выходцы из иных народов. Некоторые из них умирая, были счастливы тем, что удалось понять, сделать. Но проходят века и в их биографиях находят то, что положительной оченки не заслуживает, потом поверх их творений наслаиваются другие и то, что казалось «архи-хорошо» становится в лучшем случае скучной страничкой в истории. А умри человечество, что не исключено, все превратится в пыль в лучшем случае.
Или возьмем политику, войны, геополитические события. Сегодня мой Президент принял какое-то решение – не важно большое или маленькое, начал войну или скорректировал налоги, уволил некоего деятеля в правительстве или наградил грамотой деятеля искусств или ученого. Обсуждаем новость, радуемся/печалимся, беспокоимся как это отразится на нас. Проходит время и будет другой президент, будут другие постановления, а это забудется.
Вот из последних важнейших политдеятелей, скажем Сталин или Гитлер или Горбачев. Уж какие перемены они запустили, чего натворили, но пройдет десяток-другой лет и все канет в Лету.
В их эпоху, в их момент то, что они сотворили кажется ужасным или прекрасным, но какое кому дело до них через столетие. Да, на досуге еще можно поговорить о том прав/неправ был Алексадр Македонский или Нерон, но смысла в этом нет никакого, разве что для укрепления своей точки зрения на текущие события или для опровержения собеседника. Толку, смысла в этом нет. Ни им, ушедшим, ни нам.
И какую сферу ни возьми – везде одно и тоже. Сегодня одна оценка, завтра другая, а спустя какое-то время вообще никакой.
Так что, если по большому, все лишено смысла при масштабировании и любая оценка сиюминутна.

1707

История из сети:

Как я ругался матом

Я вообще по жизни практически не ругаюсь - разве что алкаш мимопроходящий вдруг на капот рухнет. Недавно так и произошло, и я рефлекторно выдал настоящий старшинский период, до глубины души поразив сидящую рядом жену.
Но были времена, когда я на инвективном языке попросту разговаривал.
В армии мне довелось служить старшим сержантом в роте разведки, причём славное подразделение наполовину формировалось выходцами из Средней Азии. Ребята всё были хорошие, послушные, старательные, непьющие и чертовски выносливые. Одна беда - существенный языковый барьер создавал ощущение изрядной туповатости подчиненных. И я нередко срывался.
Был у нас повар Махмудурлы, палван - на их наречии "богатырь". Примерно 1,6 х 1.6 метра. Эдакий квадрат. Рука сгибалась только наполовину - дальше бицепс не пускал. На вопрос «Как ты дошел … и т.д.» Миша – так мы его для простоты звали – отвечал:
- Ата (отец) бил пальван, бабай (дед) бил пальван, и Мищя – пальван… Наша камени …
Дальше Миша спотыкался, слово «поднимал» ему явно не давалось, и он только изображал могучие движения.
Потом, после дембеля, уже работая журналистом, я по заданию редакции объездил всю Среднюю Азию и видел эти камни, лежащие возле сельских дорог и отполированные множеством рук: от маленького, где-то на килограмма три, до гигантского, в половину человеческого роста. И надо было их поднимать по очереди, от легкого к великому, насколько хватало сил. Миша справлялся с предпоследним, чего, кроме него, никто не мог сделать.
- А большая камень только Аллах …
И Миша замолкал, безмолвно шевеля толстыми губами.
Как все большие и сильные люди, Миша был добр, но думал медленно. К тому же был невероятно упрям и половину команд то ли не понимал, то ли прикидывался. И всё норовил в солдатские щи насыпать присланные из дома жгучие специи. От этого малопривычные к такому жидкому огню славяне и я, примкнувший к ним еврей, выпучивали глаза, жарко дышали и матерились, а остальные киргизы-туркмены вкупе с кавказскими джигитами причмокивали и от наслаждения издавали восторженные междометия.
Я взрывался:
- Махмудурлы (так я его называл только в ярости), ты опять в котёл перца нахерачил, мать … мать … мать…
Глаза Миши наполнялись искренними слезами, и он начинал канючить:
- Мищя кусно делиль, Мищя карашо делиль… Мама не ругай, Мищя абидна…
И совал мне в руки стакан с компотом, который я и тогда беззаветно любил, да и сейчас им побаловаться не против. Я с облегчением вливал сладкую жидкость в горящее горло, и злость постепенно отступала.
Но однажды я за Мишу серьезно испугался. Неукротимые наши джигиты подначили простодушного азиата на спор, что он не сможет съесть ящик сгущёнки. А в ящике помещалось, сейчас точно не вспомню, но не меньше сорока банок.
Надо сказать, что Миша сгущёнку любил, таскал её регулярно со склада, и легко съедал сразу по несколько банок. Вскроет своим кухонным ножом, пальцем, похожим на сардельку, подденет содержимое, и в рот. А пустую банку – в помойное ведро.
…Славную компанию я застал на полянке. Все с восторгом следили за невероятным происходящим: Миша доедал сгущёнку. Вокруг валялись пустые банки, а припасённое ведро с водой было почти пустым. Глаза Миши помутнели, движения сделались неверными, он судорожно икал … но доедал-таки последнюю банку!
- Идиоты! – заорал я, - мать … дышлом… в богадушу … он же помрёт! Махмудурлы, сволочь ты такая, быстро два пальца в рот!...
- Нися два пальцы, сгущёнка жалко, - простонал Миша.
- Махом в госпиталь, там тебя промоют, - и я бросился к телефону.
Когда приехали врач и два дюжих дембеля-санитара, Мишу уже никто не мог найти.
- Как зверь, ушел помирать, - констатировал врач, - звоните ежли что.
Махмудурлы появился через сутки. Где он отлёживался, никто так и не узнал. Но выглядел Миша испуганным, однако ж здоровым.
Караул с гауптвахты, куда Мишу закатал ротный, рассказывал, что наш повар три дня ничего не ел, только пил воду, а если сволочи-садисты предлагали ему конфету, бледнел и закрывал глаза.
Больше никто не видел, чтобы Миша ел сгущёнку.
На дембель мы уходили вместе. В вокзальном ресторане я выпил сотку водки, а Мише подарил бутылку «Буратино»
- Хороший ты, сержант, - сказал Миша почти без акцента, - не обижал никого. Только ругаешься сильно, плохо это. Душа пачкаешь.
И обнял меня осторожно, чтобы не сломать кости.

Приехав домой, я, отобедав, сразу принялся наглаживать сханыженную и припрятанную офицерскую полевую форму – девочки тогда военных любили, и можно было пощеголять аксельбантами да своими старшесержантскими погонами. И, осоловевший от маминых разносолов, въехал утюгом в собственную руку. Высказав непослушному агрегату всё, что я о нем думал, неожиданно услышал за спиной испуганное «ой» моей нежной интеллигентной мамочки. Она с ужасом смотрела на своего любимого мальчика – тощего, мосластого, загорелого, да еще и матерящегося как извозчик. И тогда я встал перед мамой на колени и дал "честное сержантское" без дела плохие слова никогда не говорить.
И не говорю с тех пор. И не пишу, если смысл не требует.

Ещё - надеюсь я, что где-то в горах под Ургутом жив пока старый палван Махмудурлы, и учит он мальчиков уважать Всевышнего и поднимать камни.