Результатов: 817

801

ВЕСЕННЯЯ ПОГОДА В НАЧАЛЕ САМОМ ГОДА!

В январе теплынь, весна,
Но для всех она ль красна?
Снег изчез с берлоги ведь? –
Так не выспался медведь!
Был замечен клин гусей,
Но мороз – смерть стае всей!
Хоть на ночь придут морозы,
И пожухнут сразу розы.
Тепло нам раньше не резон,
В своё бы время свой сезон!

802

События, о которых пойдет речь, произошли зимой 1943–44 годов, когда фашисты приняли зверское решение: использовать воспитанников Полоцкого детского дома № 1 как доноров. Немецким раненным солдатам нужна была кровь. Где её взять? У детей. Первым встал на защиту мальчишек и девчонок директор детского дома Михаил Степанович Форинко. Конечно, для оккупантов никакого значения не имели жалость, сострадание и вообще сам факт такого зверства, поэтому сразу было ясно: это не аргументы. Зато весомым стало рассуждение: как могут больные и голодные дети дать хорошую кровь? Никак. У них в крови недостаточно витаминов или хотя бы того же железа. К тому же в детском доме нет дров, выбиты окна, очень холодно. Дети всё время простужаются, а больные – какие же это доноры? Сначала детей следует вылечить и подкормить, а уже затем использовать. Немецкое командование согласилось с таким «логическим» решением. Михаил Степанович предложил перевести детей и сотрудников детского дома в деревню Бельчицы, где находился сильный немецкий гарнизон. И опять-таки железная бессердечная логика сработала. Первый, замаскированный шаг к спасению детей был сделан… А дальше началась большая, тщательная подготовка. Детей предстояло перевести в партизанскую зону, а затем переправлять на самолёте. И вот в ночь с 18 на 19 февраля 1944 года из села вышли 154 воспитанника детского дома, 38 их воспитателей, а также члены подпольной группы «Бесстрашные» со своими семьями и партизаны отряда имени Щорса бригады имени Чапаева. Ребятишкам было от трёх до четырнадцати лет. И все – все! – молчали, боялись даже дышать. Старшие несли младших. У кого не было тёплой одежды – завернули в платки и одеяла. Даже трёхлетние малыши понимали смертельную опасность – и молчали… На случай, если фашисты всё поймут и отправятся в погоню, около деревни дежурили партизаны, готовые вступить в бой. А в лесу ребятишек ожидал санный поезд – тридцать подвод. Очень помогли лётчики. В роковую ночь они, зная об операции, закружили над Бельчицами, отвлекая внимание врагов. Детишки же были предупреждены: если вдруг в небе появятся осветительные ракеты, надо немедленно садиться и не шевелиться. За время пути колонна садилась несколько раз. До глубокого партизанского тыла добрались все. Теперь предстояло эвакуировать детей за линию фронта. Сделать это требовалось как можно быстрее, ведь немцы сразу обнаружили «пропажу». Находиться у партизан с каждым днём становилось всё опаснее. Но на помощь пришла 3-я воздушная армия, лётчики начали вывозить детей и раненых, одновременно доставляя партизанам боеприпасы. Было выделено два самолёта, под крыльями у них приделали специальные капсулы-люльки, куда могли поместиться дополнительно нескольких человек. Плюс лётчики вылетали без штурманов – это место тоже берегли для пассажиров. Вообще, в ходе операции вывезли более пятисот человек. Но сейчас речь пойдёт только об одном полёте, самом последнем. Он состоялся в ночь с 10 на 11 апреля 1944 года. Вёз детей гвардии лейтенант Александр Мамкин. Ему было 28 лет. Уроженец села Крестьянское Воронежской области, выпускник Орловского финансово-экономического техникума и Балашовской школы. К моменту событий, о которых идёт речь, Мамкин был уже опытным лётчиком. За плечами – не менее семидесяти ночных вылетов в немецкий тыл. Тот рейс был для него в этой операции (она называлась «Звёздочка») не первым, а девятым. В качестве аэродрома использовалось озеро Вечелье. Приходилось спешить ещё и потому, что лёд с каждым днём становился всё ненадёжнее. В самолёт Р-5 поместились десять ребятишек, их воспитательница Валентина Латко и двое раненных партизан. Сначала всё шло хорошо, но при подлёте к линии фронта самолёт Мамкина подбили. Линия фронта осталась позади, а Р-5 горел… Будь Мамкин на борту один, он набрал бы высоту и выпрыгнул с парашютом. Но он летел не один. И не собирался отдавать смерти мальчишек и девчонок. Не для того они, только начавшие жить, пешком ночью спасались от фашистов, чтобы разбиться. И Мамкин вёл самолёт… Пламя добралось до кабины пилота. От температуры плавились лётные очки, прикипая к коже. Горела одежда, шлемофон, в дыму и огне было плохо видно. От ног потихоньку оставались только кости. А там, за спиной лётчика, раздавался плач. Дети боялись огня, им не хотелось погибать. И Александр Петрович вёл самолёт практически вслепую. Превозмогая адскую боль, уже, можно сказать, безногий, он по-прежнему крепко стоял между ребятишками и смертью. Мамкин нашёл площадку на берегу озера, неподалёку от советских частей. Уже прогорела перегородка, которая отделяла его от пассажиров, на некоторых начала тлеть одежда. Но смерть, взмахнув над детьми косой, так и не смогла опустить её. Мамкин не дал. Все пассажиры остались живы. Александр Петрович совершенно непостижимым образом сам смог выбраться из кабины. Он успел спросить: «Дети живы?» И услышал голос мальчика Володи Шишкова: «Товарищ лётчик, не беспокойтесь! Я открыл дверцу, все живы, выходим…» И Мамкин потерял сознание. Врачи так и не смогли объяснить, как мог управлять машиной да ещё и благополучно посадить её человек, в лицо которого вплавились очки, а от ног остались одни кости? Как смог он преодолеть боль, шок, какими усилиями удержал сознание? Похоронили героя в деревне Маклок в Смоленской области. С того дня все боевые друзья Александра Петровича, встречаясь уже под мирным небом, первый тост выпивали «За Сашу!»… За Сашу, который с двух лет рос без отца и очень хорошо помнил детское горе. За Сашу, который всем сердцем любил мальчишек и девчонок. За Сашу, который носил фамилию Мамкин и сам, словно мать, подарил детям жизнь.

Луиза Рольбина

803

ДОБРЫЙ ДОКТОР СТРЕСС.

Был в жизни период, когда лишили прав. На шесть месяцев. Зимой. В северном климате. И в городе, где общественный транспорт - скорее экзотика.
А ко всему еще и болезни. Перевалив за полтинник, я неожиданно получил букет недугов. Как будто включили медленное самоуничтожение.
Сказать, что настала черная полоса - мало. Это был пиздец. Жизнь без колес? Как? Последние 20 лет я рулил ежедневно.
Жестокое и безразличное правосудие всосало меня, как спагетти.

Первая мысль была про стреляться-вешаться. Вторая - ага, щас! Пришлось включать мозги. Неожиданно легко решилась проблема с продуктами. Доставка еженедельного набора стоила ненамного больше. А вот работа была далеко.
Как специально, новая работа поближе не находилась. Бросить же ее совсем не позволяли долги. Они же на корню исключили вариант с такси. Теперь, чтобы добраться вовремя, следовало встать в четыре. И сначала идти три километра до остановки. По нередким сугробам. И вот, каждое утро, закутавшись в сто слоев, я одиноко ковылял в ночи, поскуливая от фашиита. Часто - со снегом в лицо. Жизнь явно была кончена, а смерть - близка. Будни стали состоять из работы, пути туда-обратно, и короткого сна между. Я замкнулся в беспросветной депрессии.
Которую иногда прерывало придумывание заковыристых казней для повязавших меня ментов и судей. Так прошел первый месяц.

А затем я с удивлением стал замечать плюсы. Автобусы, оказалось, все же ходили по расписанию, и можно было приноровится, чтобы их не ждать. Они всегда были теплыми и пустыми: на каждого пассажира приходилось двухместное сиденье. Можно было спать, или читать, или слушать любую хрень в наушниках. В машине все внимание уходило на дорогу, которая с дураками. Хотя, конечно, тогда было втрое быстрее. Но, приходя домой раньше, я обычно заваливался на диван с книжкой. Кто мешает читать ее в автобусах?

Еще через пару месяцев вдруг обратил внимание, что ноги не болят! А этот тяжеленный поначалу трехкилометровый переход стал покоряться без напряга, за полчаса.
Рискнул перейти на спортивную ходьбу, подсмотрев в в интернете
Неожиданно понравилось. А потом я предал выходные. Когда не смог, как раньше, дрыхнуть до десяти. В субботу привычно вскочил до восхода, быстро (чтобы не передумать) оделся, и почесал трусцой по улице. А потом были квадратные глаза жены, теплый душ, и ощущение кайфа в теле. Пока днем не свалился в сон...

Как писал Герасим Тургеневу: "всё проходит". Наконец, безлошадность завершилась. Можно было снова сесть за руль застоявшегося авто. Но я не спешил. Потому что неожиданно стал чувствовать себя просто отлично. Исчезла бессонница и боль в суставах. Сдулось пузо. Пропала изжога. Улучшилось зрение. Наладился секс. Это была первая зима, когда я не грипповал. Анализы крови показали такое, что терапевт назначил повторные и более полные. Но и они не подвели. Фактически, организм вернулся лет на десять назад.
Силы зла сотворили благо. Как в том романе. (M&M,вроде?)

Поэтому после возврата прав я повел себя совсем не так, как мечталось поначалу. Привычно рано вышел, вдохнул летнюю рассветную свежесть, и наскоро размялся. Накинул рюкзачек, похлопал машинку по капоту, и легко потрусил на остановку.

804

Как командир учил нас водку пить...Построили нас в субботу в парке на ПХД (кто служил, объяснять на буду, сами все понимают). Во время построения зачитали кодограмму из вышестоящего штаба о происшествиях в частях округа. В соседней дивизии несколько бойцов употребили то ли антифриз, то ли какую другую бяку... Итог - несколько трупов, несколько инвалидов. Зачитали кодограмму, после чего комбриг выдал:"Воины, запомните! Решил ты вмазать - возьми проволочку медную, нагрей зажигалкой, сунь в пойло своё и понюхай - если пахнет говном - не пей, спирт метиловый, сдохнешь или ослепнешь; если пахнет яблоками - пей смело, кроме гауптвахты, тебе ничего не грозит!". Убила последняя фраза: "Запомните, сынки! Смерть пахнет говном, жизнь - вкусно пахнет яблоком!!!"
Вот такое самобытное описание формальдегидной пробы.

805

Рассказ старого афганца.
"...Ахмад Шах Масуд приказал занять высоту, через которую контролировалось Панджшерское ущелье.
Там расположились русские и мы месяцами не могли там пройти. Для атаки собрали армию. Нам понадобилось пять дней, чтобы сломить сопротивление русских. И то, потому что у них кончились патроны. Мы дорого заплатили, потеряли более 280 солдат...
Когда забрались на высоту, увидели, что против нас воевали пятеро 18-летних детей. Вы, американцы, не можете себе представить это зрелище. Пятеро против армии Шах Масуда. Приказали им молиться. Они знали, что мы их убьем.
И знаете что сделали русские дети?
Они молча посмотрели на нас, взялись за руки и обнялись. Они были готовы умереть, не важно как. Стояли грязные, голодные и в обнимку...
Не говорили и не плакали. Просто ждали свою смерть. Мы онемели ...
Такое зрелище могло поразить и самых твердых солдат, привыкших ко всему. Несмотря на то, что русские перебили половину наших, мы не знали, что делать. Для нас это были великие воины.
У них была честь. Они не просили за свои жизни.
Мои внуки учатся в Германии, но мне бы хотелось, чтобы они выросли как эти русские - настоящие мужчины.
А русских мы тогда отпустили. Да, были недовольные, но приказы не обсуждаются.
Пустили их с миром.
И знаете что? Русские пошли в обнимку и не повернулись увидеть не застрелим ли мы их в спину!
Это были настоящие мужчины."

806

Священная месть Петра Шлюйкова

23 февраля 1943 года, идя в атаку со своим подразделением в районе г. Старая Русса, первым ворвался в траншеи противника и лично, в рукопашной схватке, а также из пистолета и гранатами уничтожил 40 гитлеровцев.

В неравном бою с контратакующим врагом вся группа бойцов, с которыми был Пётр Иванович Шлюйков, погибла. Он остался один и, несмотря на полученные в том бою 17 ран, истекая кровью, продолжал вести борьбу до подхода подкрепления.

* * *

Шлюйков Петр Иванович родился 10 июля 1922 года в деревне Михальки Псковской губернии в семье рабочего. Окончил семь классов. После школы, до 1941 года, когда был призван в ряды РККА, работал в паровозном депо на станции Великие Луки. В 1942 году, окончив ускоренные курсы Ленинградского военного пехотного училища им. С.М. Кирова, отправился на фронт.

Заместитель командира минометной роты 171-го стрелкового полка 182-й стрелковой дивизии 11-й армии Северо-Западного фронта старший лейтенант П.И. Шлюйков отличился при прорыве вражеских позиций в районе Старой Руссы. 2

3 февраля 1943 года во главе подразделения первым ворвался в окопы врага и лично в рукопашной схватке, а также гранатами уничтожил 40 гитлеровцев.

В неравном бою с контратакующим противником группа бойцов, с которыми был Петр Шлюйков, погибла. Несмотря на полученные многочисленные раны П.И. Шлюйков один продолжал оборонять опорный пункт до подхода подкрепления.

За этот подвиг 31 марта 1943 года ему присвоено звание Героя Советского Союза.

Награду старший лейтенант Петр Шлюйков получил из рук члена Военного Совета фронта генерала-лейтенанта В.Н. Богаткина, во время лечения в госпитале.

В газете «Красная Звезда» от 13 апреля 1943 года была опубликована фотография военкора Петра Бернштейна, запечатлевавшего этот момент. (фото 3)

В том же году Политуправлением Северо-Западного фронта была выпущена листовка, посвященная подвигу старшего лейтенанта Петра Шлюйкова:

«Страшное письмо получил старший лейтенант Шлюйков из Великих Лук от отца Ивана Петровича.

«...На Богдановской улице немецкие патрули избили меня ни за что, ни про что до полусмерти. Выбросили немцы семью нашу на улицу и поселили своих офицеров...

И еще сообщаю тебе, сынок, что твою двоюродную сестру Марусю убили немцы за то, что она не покорилась им. Три дня лежало тело Маруси на улице, хоронить запретили...

Бей, сынок, этих зверей, мсти им за все, истребляй их беспощадно»

Вспомнил бывший машинист Петр Шлюйков свой город, родных, близких. Вспомнил августовский день 1941 года, когда его паровоз дал протяжный гудок и ушел на фронт.

Первый раз в жизни задрожали крепкие руки машиниста и командира. Ненависть, тяжелая, как свинец, заполнила сердце. Одно только слово, как клятва перед боевыми друзьями, вырвалось из уст Петра:

— Отомщу!

И начал он свой счет мести. Часть тогда находилась в обороне. Петр Шлюйков брал винтовку и уходил выслеживать немцев. Десять истребленных гитлеровцев было на его счету, когда часть пошла в наступление.

На подступах к деревне Н. противник оказывал сильное сопротивление. Когда старший лейтенант с шестью бойцами-десантниками выбил немцев с рубежа, они ударили по храбрецам с флангов и начали частые контратаки. Бойцы дрались, как львы, не давали гитлеровцам ходу вперед.

— Отступать некуда! — сказал Шлюйков. — Здесь будем стоять насмерть, пока не подойдет подкрепление.

Уже десятки вражеских трупов устлали подступы к рубежу. Из шести советских героев остался один тяжело раненый старший лейтенант Шлюйков. Двадцать пять ран покрыли его тело.

И вспомнил тогда Шлюйков убитую немцами сестру Марусю, любимую девушку Настеньку, наказ отца — бить врага нещадно. Раненой рукой он метнул две гранаты в немцев. Потом стрелял из трофейной винтовки. Он не считал трупы убитых врагов. Он искал живых гитлеровцев.

Напрягая силы, он нащупал в траншее противотанковую гранату. Чуть приподнялся. Четыре немца шли на него. Когда они приблизились на 5-6 метров, Шлюйков швырнул гранату. Раздался страшный взрыв и, казалось, все провалилось в пропасть.

Через час группа наших бойцов, тесня гитлеровцев, подняла израненного бесстрашного командира. Петр Шлюйков одолел врага.

Отвоеванный рубеж был устлан десятками трупов фашистских мерзавцев. Карающая рука священной ненависти настигла их. Враг захлебнулся в своей черной крови.

За отвагу и мужество Президиум Верховного Совета Союза ССР присвоил старшему лейтенанту Шлюйкову Петру Ивановичу звание Героя Советского Союза.

Честь и слава доблестному воину нашего фронта!

Учись, товарищ боец, мстить врагу у Героя Советского Союза тов. Шлюйкова.

Смерть подлым немецко-фашистским извергам!»

От Админа...

С 1944 года Петр Иванович вышел в отставку по ранению, проживал в Великих Луках.

В 1950 году окончил партийную школу в Калинине, работал инструктором военного отдела обкома ВКП(б)/КПСС, заместителем начальника по политической части лесозащитной станции.

Многочисленные раны прервали его жизнь в 1957 году.

Похоронен на Казанском кладбище в городе Великие Луки.

Имя П. И. Шлюйкова было присвоено пионерской дружине Липецкой школы Великолукского района Псковской области.

807

Сейчас-то, конечно, знаю, что проход под переносной лестницей непременно вызывает смерть. Причем количество ступенек определяет число лет до оной.
Но я был молод, и не суеверен. В то утро я, стоя на огромной стремянке возле входа в здание, устанавливал камеру над дверью. Сквозь стекла я видел подходивших людей, и обычно успевал слезть, и подвинуть лестницу для прохода.
Но эту старушку я прозевал. Она незаметно подошла, пальчиком пересчитала ступеньки, и с улыбкой сказав: "а, на мой век точно хватит!", скользнула между ног стремянки на выход...

808

Весной 1844 года увидела свет книга с забавным названием "Проделки на Кавказе". Под псевдонимом Е.Хамар-Дабанов скрывалась жена генерала Николая Емельяновича Лачинова - Екатерина Петровна. Не претендуя на лавры Пушкина или Лермонтова, достойная женщина, оказавшаяся на Кавказе в самый разгар долгой войны, добросовестно описала и бездарность генералов, посылавших солдат на смерть, чтобы отрапортовать в Петербург об "усмирённых аулах", и продажность местного начальства, и невежество офицерской среды.
Когда книгу прочёл военный министр Александр Иванович Чернышёв, он пришёл в бешенство. Цензора, пропустившего книгу к печати, лишили должности, по приказу начальника III отделения Леонтия Васильевича Дубельта почти весь тираж в Петербурге был изъят из продажи, а над автором установили полицейский надзор.
Когда с крамольной книгой было покончено, военный министр признался Дубельту: "Книга эта тем вреднее, что в ней что ни строчка, то - правда".

809

Воспоминания о последних днях Пушкина оставили многие, но мемуары Василия Андреевича Жуковского - самые проникновенные. Жуковский передаёт слова тяжко страдающего поэта: “Жаль, что умираю, весь бы его был”; пишет, как благодарен Пушкин царю за обещание позаботиться о Натали и детях, как воздевает руки к небу и желает ему долгого царствования, "счастья в его сыне, счастья в его России".
Если дореволюционных историков такая благостная картина вполне устраивала, то в советский шаблон "Пушкин - оппозиционер монархии" она никак не вписывалась. Известный пушкинист Павел Елисеевич Щёголев в примирение поэта и царя не поверил и начал исследование, благо архивы были в его распоряжении. И крестьянская чуйка историка не подвела.
В самом деле, ведь всего за три дня до дуэли в разговоре с царём Пушкин, выражая признательность Николаю за заботу о добром имени жены, как бы невзначай, признался в своих подозрениях на его счёт. Сказать такое монарху - вопиющая дерзость!
Щёголев изучил черновики Жуковского. Фраза "Жаль, что умираю, весь бы его был" в них присутствует (и подтверждается другими источниками), а вот всё остальное действо, которое хоть сейчас на сцену (новая версия пьесы "Смерть за царя") - нет. А без славословий в адрес Николая I эта фраза - лишь один сарказм. Да и чём это ещё может быть, если поэт, считавший, что "независимость и самоуважение одни могут нас возвысить", как путами был связан царскими милостями: личной цензурой, должностью официального историографа, жалованьем из царской казны и унизительным званием камер-юнкера, полученным, чтобы Натали танцевала в Аничковом. И облагодетельствованный, замечал, что царь, "как офицеришка", ухаживал за его женой.
Понимал ли Жуковский смысл саркастического признания? Конечно! Но как друг почёл за лучшее добавить пару-тройку других фраз, которые в корне меняли его смысл. Поэту-романтику это было нетрудно...

810

Супруги Бейли потерпели кораблекрушение в Тихом океане и четыре месяца 117 дней, выживали на надувном спасательном плоту.

Плавание было идеей Мэрилин. В 1966 году, через 4 года после свадьбы, она предложила Морису продать дом, купить яхту и поселиться на ней. Поначалу это казалось безумием. Супруги жили в Англии. Морис был наборщиком в типографии, а Мэрилин работала в налоговой службе. Но ее энтузиазм оказался заразителен, и в итоге муж согласился.

Через 2 года они стали обладателями небольшой яхты. В течение следующих 4 лет почти весь заработок уходил на подготовку к путешествию. Супруги решили, что поплывут в Новую Зеландию, чтобы начать там новую жизнь.

В июне 1972 года яхта покинула порт на юге Великобритании и взяла курс на запад. Морису к тому времени исполнилось 40, Мэрилин был 31 год. Они прошли Кельтское море, побывали в Испании и Португалии, заглянули на Мадейру и на Канарские острова. В каждом порту Мэрилин отправляла открытку матери, которая осталась в Англии.

Им понадобилось 9 месяцев, чтобы пересечь Атлантический океан и достичь Северной Америки. А потом они добрались до Панамы. Оттуда Мэрилин отправила последнюю открытку на родину.

Затем яхта прошла по Панамском каналу и оказалась в Тихом океане.

Катастрофа произошла через неделю. 4 марта 1973 года на рассвете их яхта столкнулась с умирающим кашалотом.
Получив полутораметровую пробоину, через 50 минут судно, с которым было связано столько планов и надежд — пошло на дно. У супругов остался только крохотный плот 1,8 метров. «Все пропало — наши мечты, наше большое приключение. — Жизнь будто остановилась.»

Мэрилин спасла с тонущей яхты маленькую плитку, коробок спичек, карту, компас, клей, несколько ножей, пластиковые кружки, пару ведер, фонарик, ножницы, бинокль и 6 сигнальных шашек. Кроме того, на плот перенесли почти 40 литров пресной воды и запас консервов, которого могло хватить на несколько недель.

Плот накрыли тентом. Морис успел накачать надувную лодку, которую захватили в плавание на всякий случай. Ее привязали к плоту веревкой. Кораблекрушение произошло в районе активного судоходства, поэтому супруги Бейли не сомневались, что их быстро спасут. Неделю они коротали время за игрой в самодельные карты, нарисовали домино. Морис читал вслух «Технику безопасности и выживания в море», книгу, которую случайно прихватил из библиотеки. Мэрилин вела дневник, рисовала кошек и платья, а на одной странице начертила план новой яхты. Они решили, что купят ее после возвращения.

Первый корабль Мэрилин и Морис увидели через 8 дней. Они кричали, махали руками и потратили все сигнальные шашки, но он не остановился. Через несколько дней на горизонте появилось другое судно. Чтобы привлечь внимание, пришлось поджечь лишние вещи, но их не заметили и на этот раз.
Третий корабль появился почти через две недели, 10 апреля. Затем четвертый, пятый и шестой. Ни один из них не остановился.

Уже через месяц Морис стал терять надежду на спасение. Ему казалось, что теперь они будут плыть вечно и никогда не увидят ничего, кроме волн и неба. Мэрилин верила в судьбу и убеждала его, что им не суждено умереть в море, раз они уже протянули так долго. Морис ни во что не верил и держался только благодаря жене.

Дрейфуя на волнах, супруги оказались в местах, которые редко посещают люди, океан кишел живностью. Плот окружали сотни рыб всех цветов радуги, мимо проплывали стайки дельфинов, иногда появлялись акулы и косатки. Одни прятались под плотом от солнца и хищников, другие объедали ракушки, которыми обросло его дно, третьих привлекло скопление рыб.

К плоту то и дело подплывали большие галапагосские черепахи, а в небе кружили олуши и фрегаты. Птицы никогда не видели людей и совершенно их не боялись. В книге «Второй шанс» Морис писал о первой пойманной олуше: «Я подкрался совсем близко, а она даже не двинулась, только глядела своими большими глазами с какими-то идиотскими кольцами вокруг. Несколько секунд изучала меня, а потом стала чистить перья. Тогда я протянул руку и схватил ее за шею».

По ночам раздавалось пение китов, а однажды совсем рядом всплыл кашалот. Мэрилин и Морис замерли, чтобы не спугнуть гиганта, способного перевернуть плот. Мэрилин прикусила губу, чтобы не заплакать. «Казалось, что этот Левиафан стоял там невероятно долго, — На самом деле вряд ли прошло больше десяти минут, но все это время мы ждали удара хвостом, который разрубит нас надвое».

Когда припасы стали иссякать, Мэрилин смастерила снасти с крючками из булавок, и они стали удить рыбу. Возле плота было столько спинорогов, что порой их можно было доставать из воды голыми руками. Потом Мэрилин научилась ловить молодых акул, которые сновали рядом. «Она сидела возле тента и от скуки прикоснулась к рылу акулы, — рассказывал Морис. — Та плыла мимо, поэтому Мэрилин провела по ней пальцем от головы до хвоста. Потом ей надоело, она схватила акулу за хвост и втащила на плот».

«На плоту не было ни уединения, ни секретов, ни комплексов. Но каким-то странным образом в полной изоляции мы обрели покой. Мы сбросили оковы так называемой цивилизации и вернулись к простому доисторическому образу жизни».

Дважды начинался шторм. Дождь не прекращался целую неделю, рыба перестала клевать. Лодка переворачивалась три раза, компас смыло в море, а емкости для пресной воды потерялись. Во время бури Морис свалился за борт, а когда выбрался, обнаружил, что все рыболовные снасти утонули.

На 45-й день дрейфа плот стал двигаться в сторону Панамы, однако через 20 дней его подхватило другое течение и снова понесло в мертвую зону посреди Тихого океана.

И плот, и лодка, не рассчитанные на долгое использование, трещали по швам. В довершение всего на 51 день надувную лодку продырявил самодельный крючок. Вскоре прохудился и плот. Шли дожди, Мэрилин и Морису приходилось постоянно вычерпывать воду и подкачивать выходящий воздух.

Они ловили рыбу каждое утро и по вечерам. Ели всё: печень, филе и глаза. Влагу высасывали даже из кишок, потому что иногда другого источника воды у них не было.

К концу плавания они едва держались на ногах. Из-за солнечных ожогов и постоянного контакта с соленой водой их кожа трескалась. Морис серьезно заболел и из-за сильного жара несколько дней почти не приходил в сознание.

«Большую часть времени на нас не было никакой одежды, — вспоминала Мэрилин. — У нас осталось по рубашке на каждого, пара шорт, один свитер. Все это мы хранили в брезентовой сумке и надевали рубашки только вылезая наружу, чтобы не обгореть на солнце. Они пропитались солью и натирали кожу».

30 июня 1973 года супруги Бейли, как обычно, утром ловили рыбу. Морис часто "плавал" на грани бессознательного состояния. Смерть от истощения была близка. Он не поверил жене, когда она сказала, что к ним приближается рыболовное судно. Мэрилин перебралась на лодку и стала отчаянно махать руками. До корабля было не больше 800 метров, но, он, как и все остальные, прошел мимо.
Мэрилин смотрела на удаляющихся рыбаков и шептала: «Пожалуйста, не уплывайте».
Корабль медленно развернулся.

Один из членов экипажа рыболовного судна Южной Кореи, которое возвращалось в Пусан после двух лет в Атлантике, заметил странный объект и доложил капитану. Истощенных мореплавателей подняли на борт. «Они ничего не говорили, только всхлипывали от счастья», «лицо мужчины было наполовину скрыто густой бородой. У женщины были длинные, растрепанные волосы, а ноги хрупкие и тонкие, как веточки ивы. Их одежда разваливалась. Они были настолько истощенными, что можно было рассмотреть форму костей под кожей» Корейские рыбаки выходили супругов Бейли и через несколько недель высадили на Гавайях.

Мы справились,— были слова Мориса.
—Теперь пора строить Аурелин II и плыть в Патагонию, – ответила Мэрилин.

По возвращении Морис и Мэрилин написали книгу о 117 днях, которые они провели на плоту. Гонорара хватило на новую яхту.

В 1975 году супруги отправились в новое плавание и все-таки побывали в Патагонии. Спустя пять лет Морис и Мэрилин вернулись в Англию и обосновались в городке Лимингтоне на берегу Ла-Манша. Они продолжали путешествовать, объездили всю Европу и увлеклись альпинизмом.

В 2002 году Мэрилин умерла от рака.
Когда ее не стало, Морис часто вспоминал те дни в открытом океане. Страхи ушли в прошлое, и осталось лишь фантастическое приключение, которое он пережил вместе с любимой женщиной.

Мориса не стало в 2019 году. Незадолго до смерти он дал интервью, в котором признался, что хотел бы снова оказаться на том плоту. "Это было чудесно, — сказал Морис. — Я никогда не был настолько близок к природе."

по материалам lenta .ru, nevsedoma. com

811

- Как ты умер? - Это бестактный вопрос. У нас, хомячков, вообще особенные отношения со смертью. Мы идеальные жертвенные фигуры. Смерть настигает нас, примеряя на себя самые неожиданные обличья. - Я жду конкретного ответа. - Я утонул в поилке.

812

Были времена, когда премии Дарвина не существовало, а вот её лауреаты таки да. Хотя возможно, прочитав эту небольшую заметку, вы и оспорите глупость поступка нашего героя.
Итак. 564 год до н.э. Греция. Идут очередные олимпийские игры. Это не современные безопасные олимпиады, где всё устроено так, чтобы спортсмены не дай бог не травмировались. Нет. У нас хардкорные времена и соревнования тоже хардкорные. Самое жёсткое из них это панкратион. К современному панкратиону он имел отношение чуть менее чем никакое, так как единственным запрещённым приёмом в ходе этой борьбы было умышленное убийство оппонента. В остальном можно было использовать любые приёмы, хоть пинать лежачего, пока он не поднимет руку в знак поражения. Естественно, что никакой защиты на спортсменах не было. Так как поединки борцов часто принимали ожесточённый характер, судьи, следившие, чтобы они друг дружку не поубивали, были вооружены деревянными рогатинами, которые нередко пускали в ход против спортсменов.
Как вы уже поняли, сражаться в этом виде борьбы могли только совсем отмороженные. Наш герой был именно из таких. Арихон из Фигалии уже два раза подряд занимал титул чемпиона этой борьбы. Терять чемпионство он очень не хотел, но в финал в этот раз вышел боец не меньшего класса, чем он. К сожалению история не сохранила имени противника Арихона. Их битва была довольно напряжённой и дошла до стадии пата: противник сумел взять Архона в удушающий и так обхватить его ногами, что чемпион не мог никак вырваться.
Поражение было очевидно, Арихону уже не хватало воздуха. Сил, чтобы поднять руку и сдаться у него ещё было. Но тут, с трибун, учитель Арихона прокричал «Что за чудесные похороны, если вы покорили Олимпию». Я же говорил, что Арихон был отморозок? Выбирая между проигрышем и смертью, он выбрал смерть. Собрав силы он сумел так пнуть ногу своего оппонента, что вывихнул тому палец и спортсмен, взвыв от боли, поднял руку, сдавшись. Беда была в том, что то ли от рывка из-за боли, то ли от самого пинка ногой, спортсмен случайно свернул шею Арихону.
Судьи, подошедшие, чтобы поздравить победителя, обнаружили бездыханное тело. Формально, Арихон победил, так как его соперник сдался. Но сдался ли он до смерти Арихона или после?
Посовещавшись, судьи решили, что Арихон заслуженно победил и водрузили на его труп лавровый венок победителя. Он действительно прославился в веках и ушёл непобеждённым, но стоило ли оно того?
(с) Герасименко

#Герасименко

813

Дорогой товарищ Коган,
Знаменитый врач,
Ты взволнован и растроган,
Но теперь не плачь.
Зря трепал свои ты нервы,
Кандидат наук.
Из-за суки, из-за стервы,
Лидки Тимашук!
Слух прошел во всем народе –
Все это мура!
Пребывайте на свободе,
Наши доктора!
(народное творчество)

"Проклятый доктор" или как Лидия Тимашук стала заложником «дела врачей».

13 января 1953 года официальные СМИ Советского Союза сообщили о раскрытии группы «врачей-вредителей».

Страх и обида вождя
В начале 1950-х годов Советский Союз приближался к рубежу эпох. Стареющий лидер Иосиф Сталин все меньше времени проводил в рабочем кабинете, и все чаще болел. Авторитет вождя оставался непререкаемым, однако вокруг него уже начиналась скрытая «борьба за наследство».

Сталин не был бы Сталиным, если бы не ощутил подобных движений. Ответом на это стала серия громких процессов над видными государственными деятелями, которая, по мнению ряда историков, задумывалась как начало новой «чистки», подобной «большому террору» 1930-х годов.

В то же время стареющий лидер становился все более настороженным и подозрительным, на чем пытались сыграть те, кто хотел добиться его расположения.

Неприязнь Сталина к врачам и евреям, остро проявившаяся на рубеже 1940-1950-х годов, вылилась в одно из самых громких дел последних лет правления вождя – «Дело врачей».

Медики действительно мало чем могли порадовать товарища Сталина – преклонный возраст и тяжелые нагрузки, перенесенные в революционной молодости и в годы войны, давали о себе знать целым букетом болезней, которые с каждым днем снижали его работоспособность.

Сталин же опасался того, что медики могут стать оружием членов его окружения, стремящихся фактически отстранить его от власти и изолировать под предлогом «заботы о здоровье». Опасения эти были не напрасными – в начале 1920-х годов сам Сталин с товарищами по партии проделали нечто подобное с больным Лениным.

Подозрительность Сталина усугублялась еще и тем, что среди ведущих специалистов советской медицины было немало евреев. Болезненное недоверие вождя к представителям этой национальности во многом было связано с крупной неудачей во внешней политике, связанной с еврейским государством.

Советский Союз много сделал для осуществления планов по созданию в Палестине еврейского государства, рассчитывая на союзнические отношения с ним. На практике, однако, все произошло с точностью до наоборот – государство Израиль стало ближайшим союзником США, что в условиях «холодной войны» неизбежно означало острый конфликт с СССР.

Диагноз товарища Жданова
Из опасений и недоверия Сталина и интриг ряда представителей его окружения и родилось печально известное «дело врачей», одним из главных персонажей которого суждено было стать врачу-кардиологу Лидии Федосеевне Тимашук.

Еще с 1920-х годов Лидия Тимашук работала врачом в лечебно-санитарном управлении Кремля. В 1948 году 50-летняя женщина возглавляла в управлении отдел функциональной диагностики, и в этом качестве 28 августа снимала кардиограмму у одного из руководителей страны – Андрея Жданова.

Изучив кардиограмму, Тимашук поставила диагноз - «инфаркт миокарда». Однако профессора, лечившие Жданова, с медиком младшего ранга не согласились, сочтя ее выводы неверными. Все бы ничего, но профессора, посчитавшие, что инфаркта у Жданова нет, назначили ему лечение, прямо противопоказанное при инфаркте. То есть ровно обратное тому, что рекомендовала, основываясь на своем диагнозе, Тимашук.
В ответ на это женщина написала докладную записку вышестоящему начальству. Лечебно-санитарное управление Кремля подчинялось Министерству госбезопасности, но там справедливо сочли, что с медицинскими вопросами должны разбираться медики, и переправили записку начальнику лечебно-санитарного управления Кремля профессору Егорову.

А профессор Егоров как раз и был одним из тех медицинских светил, что отвергли диагноз, поставленный Жданову Лидией Тимашук.

Никакому начальству не нравится, когда подчиненные жалуются наверх через его голову. Своеволие дорого обошлось Тимашук – ее понизили в должность и перевели в филиал поликлиники.

Наказание для своевольного врача можно было бы считать оправданным, если бы не одно «но» - через три дня после той самой кардиограммы Андрей Жданов скончался от инфаркта.

«Кровавый карлик»
Специалисты изучавшие материалы «дела врачей», тем не менее, полагают, что в этой ситуации правы могли быть профессора, а не Тимашук, поскольку такая кардиограмма может быть не только при инфаркте, но и при других сердечных заболеваниях. Однако факт есть факт – кремлевские профессора оказались после смерти Жданова в достаточно двусмысленной ситуации. Тем более, что Тимашук, убежденная в своей правоте, отправила еще два письма секретарю ЦК ВКП (б) Алексею Кузнецову. Но ответа на них врач-кардиолог не получила.

Казалось, на этом история закончилась. Но в ходе так называемого «дела Еврейского Антифашистского комитета» в числе лиц, заподозренных во враждебной деятельности, оказался и профессор 2-го Медицинского института в Москве Яков Этингер. Профессор Этингер привлекался к лечению высших государственных деятелей в качестве консультанта и был хорошо знаком со многими «кремлевскими» врачами. За это обстоятельство зацепился молодой и амбициозный следователь по особо важным делам МГБ СССР Михаил Рюмин. Рюмин, за использование в отношении задержанных самых жестоких методов допроса получивший от коллег прозвище «кровавый карлик», счел, что на показаниях профессора Этингера можно создать новое громкое дело о врачах-убийцах, неправильным лечением якобы убивающих руководителей партии и правительства.

Рвение следователей МГБ в отношении профессора Этингера было таким, что несчастный врач вскоре умер в камере. Но маховик уже был запущен, и дело стало набирать обороты.

«Дело врачей» вроде бы подтверждало худшие опасения Сталина, и вождь требовал его скорейшего расследования.

Но вот проблема – объективных и убедительных доказательств врачебного вредительства у следователей не было. И тут в архиве обнаружилась докладная записка врача Лидии Тимашук о неправильном лечении товарища Жданова.

Врача вызвали к следователю, допросили, и на основе ее показаний по «делу врачей» начались массовые аресты.

13 января 1953 года о деле было официально сообщено стране в материале, напечатанном в газете «Правда» под заголовком «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей».

«Следствием установлено, что участники террористической группы, используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, преднамеренно, злодейски подрывали их здоровье, ставили им неправильные диагнозы, а затем губили больных неправильным лечением. Прикрываясь высоким и благородным званием врача — человека науки, эти изверги и убийцы растоптали священное знамя науки. Встав на путь чудовищных преступлений, они осквернили честь ученых.

Жертвами этой банды человекообразных зверей пали товарищи А. А. Жданов и А. С. Щербаков. Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарища Жданова, умышленно скрыли имевшийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжелому заболеванию режим и тем самым умертвили товарища Жданова. Врачи-убийцы неправильным применением сильнодействующих лекарственных средств и установлением пагубного режима сократили жизнь товарища Щербакова, довели его до смерти…Большинство участников террористической группы — Вовси, Б. Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и другие — были куплены американской разведкой. Они были завербованы филиалом американской разведки — международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт». Грязное лицо этой шпионской сионистской организации, прикрывающей свою подлую деятельность под маской благотворительности, полностью разоблачено».
Только в числе основных фигурантов «дела врачей» значились девять человек, в том числе и профессор Егоров, понизивший Лидию Тимашук в должности за несогласие с диагнозом и докладные записки. А общее число арестованных по делу исчислялось десятками.

Лидия Тимашук было объявлена советской пропагандой главным героем разоблачения «врачей-отравителей». 20 января она был награждена орденом Ленина за «помощь в разоблачении врачей-убийц». «Имя врача Лидии Федосеевны Тимашук стало символом советского патриотизма, высокой бдительности, непримиримой, мужественной борьбы с врагами нашей Родины. Она помогла сорвать маску с американских наймитов, извергов, использовавших белый халат врача для умерщвления советских людей», - писала «Правда».

О том, чем в итоге должно было закончиться «дело врачей», спорят до сих пор. В СССР ходили слухи, что врачей должны повесить на Красной площади. Некоторые историки полагают, что вслед за казнью врачей должны были начаться массовые депортации советских евреев в Сибирь, но серьезных подтверждений эта версия не находит.

Для оказавшихся за решеткой медиков избавлением от неминуемой гибели стала смерть Сталина 5 марта 1953 года. «Дело врачей», являвшееся частью подковерной борьбы советских элит за сталинское наследство, моментально стало ненужным и даже вредным. Уже 3 апреля 1953 года все арестованные по «делу врачей» были освобождены, восстановлены на работе и полностью реабилитированы.

«Кровавый карлик» Михаил Рюмин, отстраненный от работы в МГБ «за неспособность раскрыть «дело врачей», был арестован 17 марта 1953 года, а в июле 1954 года приговорен Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания с конфискацией имущества и расстрелян.

4 апреля 1953 года Лидию Тимашук лишили ордена Ленина – нет врачей-отравителей, значит, нет и подвига. Правда, в 1954 году она была награждена орденом Трудового Красного Знамени «за долгую и безупречную службу».

Одной из причин того, что образ этой женщины получил крайне негативный оттенок, были слова, произнесенные Никитой Хрущевым во время знаменитого доклада «О культе личности и его последствиях», сделанном на XX съезде партии: «Собственно, никакого "дела" не было, кроме заявления врача Тимашук, которая, может быть под влиянием кого-нибудь или по указанию (ведь она была негласным сотрудником органов госбезопасности), написала Сталину письмо, в котором заявляла, что врачи, якобы, применяют непра­вильные методы лечения».

Врач Лидия Тимашук проработала в системе правительственной медицины до самой пенсии, на которую она вышла в 1964 году. По стечению обстоятельств, в том же году товарищи по партии отправили на пенсию и Никиту Хрущева, которому Тимашук во многом обязана своей недоброй славой.

Лидия Тимашук умерла в 1983 году, в возрасте 85 лет. До самых последних дней она пыталась добиться реабилитации в глазах общества, считая, что обвинения в антисемитизме и доносительстве, звучавшие в ее адрес, несправедливы.

814

Этот мем про опаздавщую смерть напомнил.
https://www.anekdot.ru/id/1518330/
История с курсов первой помощи для водителей.
Ехал по норвежским горам автомобиль с прицепом типа дом на колёсах. А в прицепе сидела женщина. На одном из поворотов водитель не справился с управлением и автомобиль вместе с прицепом покатился кубырем. Вызвали спасателей - прилетел спасательный вертолёт.
Спускаются эти спасатели к машине, а из прицепа выходит женщина целая-невредимая. Ну и говорит спасателям, что ей повезло уцелеть и с ней всё в порядке. Ну спасатели ей говорят, что это, конечно, удача, но раз они уже прилетели, то ей с ними неплохо бы в больницу слетать и обследоваться. Женщина в вертолёт садиться не хочет, говорит, что с ней всё в порядке. Но её всё-таки уговариваривают слетать до госпиталя.
Садится она в вертолёт. Вертолёт летит в сторону госпиталя и по дороге у неё случается первая остановка сердца. Её реанимируют. Позже была ещё одна остановка сердца, уже в госпитале.
Вот где был реальный случай, где смерть опоздала.

816

Эти слова, вырванные из писем, мемуаров и протоколов допросов, рисуют правдивую картину войны на Восточном фронте. Они свидетельствуют о том, что, несмотря на идеологическую обработку и пропаганду, немецкие солдаты видели в советских войсках достойного и опасного противника, чью силу, упорство и готовность к самопожертвованию недооценили в Берлине, совершив тем самым роковую ошибку.

Генерал-майор Ханс Дёрр:
«Самым трудным было бороться с их фанатизмом. Они были готовы умереть за каждый клочок земли, за каждый дом, за каждую улицу. Они не сдавались, даже когда все было потеряно.» (Источник: «Поход на Москву»).
Генерал-полковник Эрих фон Манштейн:
«Русский солдат дрался с исключительным упорством и выносливостью. Даже окруженные и, казалось бы, обреченные на гибель, они продолжали оказывать ожесточенное сопротивление. Это было поразительно.» (Источник: «Утерянные победы»).
Генерал-фельдмаршал Эвальд фон Клейст:
«На Восточном фронте мы столкнулись с противником, который превосходил нас по всем параметрам: по численности, по вооружению, по стойкости. Это была война на истощение, и мы проигрывали ее с самого начала.» (Источник: послевоенные допросы союзниками).
Обер-лейтенант Ганс Беккер:
«Эти русские – какие-то фанатики. Они бросаются под танки со связками гранат, они сражаются до последнего патрона. У них нет страха смерти.» (Источник: «Дневники офицера танковой роты»).
Неизвестный немецкий солдат:
«Здесь, на Восточном фронте, все по-другому. Здесь нет рыцарства, нет правил. Здесь только кровь, грязь и смерть. Русские дерутся как звери, они не боятся ничего. Я боюсь, что мы здесь все погибнем.» (Источник: письмо домой, перехваченное советской военной контрразведкой).
Генерал-лейтенант Гюнтер Блюментритт:
«Русские солдаты – это простые, неприхотливые люди. Они не требуют многого, но они очень выносливы и упорны. Они могут выдержать то, что не под силу ни одному другому солдату в мире.» (Источник: «Роковые решения»).
Фельдмаршал Вильгельм Кейтель:
«Главная ошибка, которую мы совершили в России, – это то, что мы недооценили русского солдата. Мы думали, что сможем разбить их за несколько месяцев, но они оказались гораздо сильнее и упорнее, чем мы ожидали.» (Источник: Нюрнбергский процесс).
Эрих Хартманн:
«Русская авиация была не такой современной, как наша, но их пилоты были очень смелыми и настойчивыми. Они не боялись идти в лобовую атаку, даже если их самолеты были хуже.» (Источник: публикация о Хартманне).
Курт фон Типпельскирх:
«Упорство русских в обороне, их способность к быстрым контратакам, их умение маскировать свои силы и намерения – все это представляло для нас огромные трудности.» (Источник: «История Второй мировой войны»).
Полковник Генерального штаба Гельмут Вельц:
«Русские шли на Берлин, как разъяренные звери. Их ничто не могло остановить. Они были готовы на все, чтобы отомстить за те страдания, которые мы причинили их народу.» (Источник: «Последний акт»).

817

Оказывается, способ прохождения по трубам использовался еще в Великую Отечественную! Правда, трубы были другие - канализационные.
Именно в такой операции во время освобождения Будапешта вместе со своими бойцами участвовала Евдокия Завалий - единственная за всю войну женщина - командир взвода морской пехоты.
Она родилась на Украине, ушла на фронт санитаркой, была ранена, в госпитале спасла из-под бомбежки офицера.
Приняв девушку за юношу, ее взяли в морскую пехоту: офицеры прочитали в документах «Завалий Евдок. Ник.» и сочли, что перед ними Евдоким.
Истина открылась только через восемь месяцев, когда Евдокия снова была ранена и попала в госпиталь. К тому времени девушка зарекомендовала себя как бесстрашный боец и настоящий герой. А после выписки ее отправили на офицерские курсы.
Немцы прозвали Евдокию «Фрау Черная Смерть», а ее бойцов - «черными комиссарами». В Будапеште в начале 1945-го взвод лейтенанта Завалий получил данные разведки о местонахождении штабного бункера фашистов. Всего-то несколько сотен метров, но на них - танки, огневые точки, снайперы. И тогда «Дуськин взвод» раздобыл трофейные кислородные подушки и полез в трубу канализации. Темнота, вонючая жижа, подушки по одной на двоих: вдохнул - передай товарищу. Но эти сотни метров Завалий с бойцами преодолели и вынырнули из люка у самого бункера. Говорят, командовавший там генерал очень сокрушался, что его взяла в плен женщина.
За свои подвиги Евдокия была награждена четырьмя боевыми орденами и почти 40 медалями.
После войны Евдокия Завалий жила в Киеве. Вышла замуж, родила двоих детей. Работала директором продуктового магазина.