Результатов: 1105

1101

«БЕЛАЯ ЯБЛОНЬКА»

Если бы эта женщина была героиней романа, его автора можно было бы упрекнуть в слишком бурной фантазии.
Она писала трогательные стихи о белых яблонях и ангелах — и танцевала в ночных клубах; разбивала походя мужские сердца — и долгие годы была одинока; родилась в мирном 1911 г., задолго до войн и революций — и умерла, увидев первое десятилетие XXI века.

Когда в семье офицера Николая Андерсена, потомка переселенцев из Дании, родилась дочь, названная красивым именем Ларисса, вряд ли кому-то могло придти в голову, что девочку ждет долгое странствие по странам и континентам.
Но прошло несколько лет, и семью Андерсенов закружили вихри гражданской.
В стихотворении «Тот человек», Ларисса вспоминала об одном из драматических эпизодов: она ребенком отстала от поезда, но была спасена неизвестным солдатом, который догнал тронувшийся поезд и передал малышку через окно в руки матери.
В 1922 г. семья навсегда покидает Россию, отправившись в Харбин.
Расположенный на севере Китая Харбин в 1920-30-х выглядел, как типичный русский провинциальный город.
В этом «осколке империи» проживало около 200 тыс. белоэмигрантов, на улицах звучала только русская речь. Центром литературной жизни была «Чураевка» — основанное поэтом А.Ачаиром объединение поэтов и художников.
Когда 15-летняя Ларисса впервые пришла на заседание «Чураевки», участники литературной студии были поражены глубиной ее стихотворений, но еще больше — красотой девушки.
Очень быстро Ларисса превратилась в подлинную поэтическую «звезду».
Практически все «чураевцы» были влюблены в юную поэтессу: ей поклонялись, ее называли Белой Яблонькой и Горным Ангелом, посвящали стихи.
Но Лариссу всеобщее преклонение не радовало, она словно предчувствовала будущую трагедию.
В 1934 г. Харбин был потрясен двойным самоубийством членов «Чураевки», молодых поэтов Г.Гранина и С.Сергина.
По городу поползли слухи, обвинявшие в случившемся Лариссу, молодые люди якобы прикончили с собой из-за неразделенной любви .
Сама же поэтесса версию самоубийства на почве несчастной любви всегда отрицала, уверяя, что и Гранину, и Сергину она была не более чем другом.
Ларисса переехала в Шанхай.
С детских лет она увлекалась танцами, не предполагая, что со временем они превратятся в главный источник доходов.
Но хотя поэтический талант Лариссы в Шанхае раскрылся с необыкновенной полнотой — это отмечали все критики после выхода ее первого сборника «По земным лугам», прожить на гонорары было невозможно.
И Ларисса стала танцовщицей, выступая в многочисленных шанхайских клубах и кабаре.
Шумный, богатый, многонациональный Шанхай не походил на спокойный, чуть провинциальный Харбин, где главным развлечением молодежи были прогулки у универсального магазина Чурина.
Ночные клубы переполняли лощеные иностранцы — французы, англичане и американцы, а среди музыкантов, певцов и танцоров, развлекавших публику, был и Александр Вертинский.

«Если бы Господь Бог не дал Вам Ваших печальных глаз и Вашей Внешности – конечно, я бы никогда в жизни не обратил на Вас такого внимания и не наделал бы столько ошибок, сколько я наделал! …Важно, что Вы – печальная девочка с изумительными глазами и руками, с тонкими бедрами и фигурой отрока – пишите такие стихи!», — писал Александр Вертинский в одном из своих писем, адресованных поэтессе Лариссе Андерсен — женщине, в которую был беззаветно влюблен и чьё творчество высоко оценивал.
…Безответно.
Она конечно же высоко ценила его талант, ей лестно было внимание кумира тысяч и тысяч русских эмигрантов, но это не стало Судьбой…
Они познаколимиль в Шанхае в 1936 году, куда Александр Вертинский — известный артист, киноактёр, композитор, поэт и певец, переехал из Сан-Франциско.
У
них было так много общего: красота и талант, тонкость чувств и жажда любви, что казалось — роман неминуем.
Но Ларисса Андерсен осталась единственной женщиной, которая сумела устоять перед обаянием Вертинского.
Она не могла ни лукавить, ни изменить себе, и напрасны были все строки, посвященные ей Александром Николаевичем.
С трудом оправившись от горькой страсти, Вертинский в 1942 г. женился на Лидии Циргвава, а через год вернулся в СССР.
Для Андерсен эмиграция продолжалась: она по-прежнему танцевала и писала стихи.
Ей удалось стать одной из самых высокооплачиваемых танцовщиц, но не успела она привыкнуть к относительному достатку, как политическая ситуация резко меняется: к власти в Китае приходят коммунисты.
Один за другим покидали Шанхай друзья Лариссы: не прошло и нескольких лет, как из большой группы белых эмигрантов в городе остались считанные единицы.
Среди них была и Ларисса: китайские власти упорно не давали ей выездную визу.
Не помог даже фиктивный брак.
После долгих мытарств Лариссе удалось получить визу в Бразилию — но буквально накануне отъезда она свалилась с высокой температурой.
Диагноз прозвучал пугающе: туберкулез.
Благодаря антибиотикам с болезнью удалось расправиться в самом начале, но, пока Ларисса лечилась, закончился срок действия бразильской визы.
И тогда Андерсен, по собственному признанию, махнула рукой: будь что будет!
Позабыв о своих проблемах, она спасает от тяжелой болезни маленького сироту Колю.
И, словно в награду, судьба посылает ей то, что она так долго ждала — подлинную любовь и семью.
В 1956 г. Ларисса выходит замуж за француза М.Шеза и наконец покидает Китай.
Шез служил в морской компании, и впереди были долгие странствия по местам его работы от Индии до Таити.
Лишь в 1971 г. семья осела во Франции.
Там, в небольшом городке Оссанжо, Ларисса прожила вплоть до своей смерти в 2012 г., успев получить от судьбы еще один долгожданный подарок: издание в России ее книги «Одна на мосту».

Где-то там, на этом свете,
Ты живёшь не для меня.
И растут не наши дети
У не нашего огня.
Но неведомая сила не развязывает нас.
Я тебя не отпустила –
Ни навеки, ни на час.
Лишь уснёшь – тебе приснится
Тёмный сад и звёздный пруд…
И опять мои ресницы
Осенят и уведут.
Ускользнёт среди растений
Зашуршавшая ладья –
В тишину, где дышат тени,
В глубину, где ты и я.

Автор стихотворения Ларисса Андерсен

©Источник: poet&pisatel.

1102

В старой доброй Англии чай был дорогостоящим товаром, пользовался высоким спросом и приносил торговцам огромные прибыли. Но доставка чая занимала порой почти год. От шести до девяти месяцев, преодолевая шторма и на недели зависая в душном штиле, везли парусники чай с берегов Китая в Англию. В трюме, куда протекала морская вода - чай, продукт очень капризный и нежный, за это время портился, пропитываясь солью, плесневел и терял свои ценные качества. Нужно было ускорять процесс.

В английском светском же обществе считалось сверхпрестижным пить именно первый чай этого урожая (вспомните истерики с новым 2 -10 айфоном. Так вот - это было легким подобием). Возникла ситуация когда купцы были готовы платить за скорость. Много платить!
Только награда экипажу могла достигать два фунта стерлингов (~30 000р на сегодня) за каждую тонну чайного листа нового урожая судну, которое первым доставит его в Лондон. Учитывая, что клипера брали на борт от 500 до 2000 тонн груза, премия вырисовывалась весьма солидная.

Доставка чая превратилась в захватывающие, порой очень рискованные, гонки клиперов. Пожалуй, это были первые парусные ралли с призовым фондом. Идея морских состязаний, сперва негласных и замаскированных, понравилась англичанам. Чайная гонка была тогдашним чемпионатом мира, а команды парусников были известны как сегодняшние футболисты.

Особый размах гонки чайных клиперов приобрели в 60-е годы девятнадцатого столетия. Торговля с Китаем тогда осуществлялась в одном единственном порту (Китай пытался остановить торговую экспансию Британии), баржи со свежим чаем выплывали из реки к кораблям, перегружали товар и гонка начиналась!
За время, проведенное в трюме клипера, чайный лист доходил до кондиции и был готов попасть к обожающим чаепитие англичанам.

История с чаем продолжилась типично британской схемой обращения с аборигенами. Следите за руками:
- Порабощаем индусов - сначала стравив между собой сильных, а затем убивая оставшихся
- Захватив власть, с оставшихся индусов собираем налоги
- Выращиваем опиум (силами индусов), оплачивая его собранными у них же налогами
- Подсаживаем китайцев -поставщика сверхценного(!) чая на опиум
- Грузим "бесплатный" опиум на клипер, перегоняем из Индии в Китай. Опиум меняем на чай, по грабительским расценкам
-Грузим на корабль, через 3 месяца продаем драгоценный чай по высочайшим ценам в Англии.
За год(!) вы стали невероятно богаты.

Colt248

1103

Фартук

Мой дед после армии проработал почти 30 лет учителем математики в старших классах школы (с середины 50-х по начало 80-х). Мне кажется, что его любили ученики, поскольку помню, как, будучи шкетом и гуляя под его присмотром, я нередко видел, как взрослые дяди и тёти (некоторые даже со своими детьми примерно моего возраста), подходили к нему, уважительно здоровались, представляли своих отпрысков и рассказывали о своём житье-бытье. Даже спустя годы периодически приходили письма с разных концов страны и иногда звонил телефон, обычно ближе к его дню рождения.

После дед объяснял мне - это, мол, Вася. Я у него был классным руководителем и готовил его к поступлению в институт в 59-м году. А это Сёма, лучший математик в моём классе, он закончил школу в 66-м году. Теперь он архитектор и строит большие дома. Вот Тимур. Он хоть и лодырничал, но математику хорошо выучил. Теперь он милиционер, плохих людей ловит. Зина, которую мы сегодня видели, была очень хорошая девочка, и теперь она сама учитель математики в школе.

Уважение и любовь учеников - это, конечно, замечательно, но к сожалению, ни на должности, ни на зарплате деда это никак особенно не отражалось. Ни завучем он не стал, ни золотых гор на учительском поприще не нажил. Впрочем, я думаю, он к этому и не стремился.

Но вот раз в году, дед становился для школы фигурой знаковой, даже можно сказать, ключевой. Дело в том, что как оказалось, к концу 1970-х он остался единственным участником Войны во всей школе. Оно, наверное, и неудивительно, ведь мужчин в школах и так немного работает, да и вообще состав школы ему в своём большинстве в дети годился.

В начале его школьной карьеры, в середине 50-х, День Победы был обыкновенный рабочий день, и лишь после 1965-го этот день стал праздничным. А дальше - годы шли, настоящих участников становилось всё меньше и меньше, а вот спрос на них в мае рос и рос. Более того, стало практически обязательным, чтобы в каждом учебном заведении или предприятии, перед праздником с трибуны или сцены выступил какой-нибудь ветеран с патриотическо-праздничной речью.

Ясное дело, и сам оратор тоже должен был быть соответствующий, то бишь, политически выдержанный и правильный. В идеале, всамделишный участник, с орденами и медалями. А ежели тот прошёл всю Войну, с 1941-го по 1945-ый краскомом, так ещё лучше. Ну и, всенепременно, кандидат должен быть партийным и из рабочей (или крестьянской) семьи.

Дедовская кандидатура попадала в ябочко по всем категориям. Из семьи кузнеца, из Беларусии, в армии с 1940-го по 1953-й, прошёл путь от рядового до капитана, партийный, 3 ранения, 3 ордена, пригоршня медалей. Правда, единственный, но очень существенный, недостаток, тоже имелся, ведь пятый пункт у него был весьма нежелательный. Вздохнув, руководство школы закрыло на это глаза: дескать, "кто из нас без греха."

Деда вызвали и поставили перед фактом, ведь ясное дело - и завуч, и кадровичка, и парторг, и директор школы, хотели "воспитать Бабу-Ягу в собственных рядах." Удобно же. Изначально он отнекивался, стеснялся, пытался подогнать другого оратора, неуклюже клялся, что всё давно забыл и, вообще, ничего примечательного в его биографии нет, и всячески пытался увильнуть от роли "свадебного генерала". Всё-таки учить детей математике и толкать правильные речи со сцены, это разные навыки и далеко не каждому дано.

Но не прокатило. И кадровичка, и завуч, и парторг, и директор взялись за него всерьёз.
- Вы же коммунист! - взывали они к его партсознанию. - Столько повидали! - аппелировали они. - Кто же передаст знания и привьёт патриотизм детям? - давили они на больное.
Наконец, дед смирился с неизбежным и сдался.

Изначально с празднично-патриотичной речью дело пошло худо, ведь первым же делом организаторы потребовали черновик. Прочитав его, пришли в ужас. Выяснилось, что у деда исключительно неправильные воспоминания, которые, несмотря на партийный стаж, дурно попахивали политической близорукостью, и откровенным непониманием важности задания.

Митинг курсантов-сапёров во дворе Инженерного замка в июне 41-го и задорные речи о том как "закидаем шапками" врага и "и разобьём его одним могучим ударом" посчитали излишним, ведь Красная Армия, хоть и самая сильная в мире, отнюдь не заносчива и не самонадеянна. Рытьё окопов у Выборга до потери сознания под палящим летним солнцем и дальнейшим оступлением от Выборга к Ленинграду, вокруг которого вот-вот должно было сомкнуться кольцо блокады, показалось слишком драматичным. Подбитый и затонувший пароход "Ейск" у мыса Хрони в декабре 1941-го, почти полностью погибший в ледяных водах десантный батальон, так и не успевший сделать ни одного выстрела, и последующий плен были немедленно выбракованы из текста. Побег из плена велели стыдливо замолчать, ведь Советские военнослужащие в плен не должны попадать.

Проведённые месяцы в советском фильтрационном лагере, голод, и упоминание о вшах приняли как поклёп на РККА. Отступление по Военно-Грузинской дороге повелели не упоминать, Красная Армия не отступает. Освобождение лагеря смерти в городе Прохладный, кучи обуви и волос, и сожжённые останки потребовали опустить, ведь в аудитории будут дети, им такое знать рано.

Оторванную голову старлея Хорунженко, что бежал рядом во время атаки на высоту 244.3 у деревни Матвеевщина сочли чересчур брутальной. Момент с тем, что стальные наргрудники ШИСБР* во время атаки превращали область ниже пояса в один сплошной синяк вычеркнули, как неприлично интимный. Ранение у высоты 199.0 у деревни Старая Трухиня, когда ночью делали проходы на минных полях перед атакой, сначала думали оставить, но увидев дальнейшие строки про дурной уход в санитарном поезде, чудом не наступившую гангрену, и выгребание гноя из раны ложкой без анестезии, всё удалили скопом, дабы не порочить советскую медицину. Сошедшего с ума от боли раненого соседа велели забыть.

Расстреляных двоюродных братьев и сестёр в Больничном лесу полицаями из своей же деревни, и бабушку, которую зарубили во дворе собственного дома соседи, позарившиеся на её немудрёное барахло, удалили, как недостойную клевету на Советских граждан. Уведомление родителям, что их сын пропал без вести, тоже порешили убрать. Это что же за глупость такая, Советская Армия не может ошибаться.

Обезумевшую от горя мать, которая каждый день ходила к госпитальным поездам, останавливающихся на станции Лопатково, и, отрывая еду от семьи и раздавая картошку раненым в госпитальных поездах, с надеждой в глазах задающей всё один и тот-же вопрос: "Сынки, вы моего мальчика моего не видали? Лейтенант он, сапёр, из под Гомеля, зовут, М.Ю.П.", сначала пропустили, как весьма трогательный эпизод, но в последний момент порекомендовали всё-таки убрать.

Подготовку маршевых рот и семнадцати-восемнадцатилетних девушек, которые под его руководством снимали мины в освобождённой Белоруссии, сначала милостиво разрешили оставить. Но, прочитав про самострел сержанта и разорванного на куски комроты Маркова, оступившегося, пока показывал дорогу танку-тральщику, весь абзац вырезали.

Бой с власовцами в августе 1944-го и их последующий расстрел удалили, ибо ситуация была весьма неоднозначной. Погибших друзей, комроты Оккерта, ординарца Макрова, и командира разведзвода Танюшина, хотя и было очень жалко, решили объединить в общую фразу о погибших товарищах. Упоминать разбомбленный своими же госпиталь у реки Муданьдзян в августе 1945-го было запрещено. Вывоз контрибуции из Китая и Кореи сочли неполиткорректным и несоотвествующим политическому моменту.

Текст под чутким руководством и приглядом переиначили. Повелели рассказать о руководящей роли партии в целом, и Леонида Ильича в частности. Потом добавили несколько общих выражений о тяготах и подвиге всего народа. Далее попросили сказать о той памяти, которая должна жить из поколения в поколение. В итоге, безжалостно кастрированная речь превратилась в несколько десятков общих и пафосных фраз, от которых деду сделалось дурно. Он снова пытался "слиться" с темы, но было поздно. Его выступление уже запланировали, утвердили и на местном и на более высоком уровне, и менять ничего не разрешили.

Оказалось, что попав в сети раз, выпутаться из них запросто не удасться. Из года в год ритуал повторялся. Дед грустно надевал пиджак с орденами и медалями, презирая себя за малодушие, ехал в школу, с отвращением повторял малозначащие и пустые реплики и, кляня всё и вся, принимал очередной букет и поздравления, которые наизусть повторяли назначенные пионеры и комсомольцы. Он прекрасно осознавал, что всё это мишура, что ему не дают сказать то самое главное, которое можно только выстрадать, и снова обещал себе, что "это в последний раз." Но в последний раз не получалось.

И вот наступил очередной месяц май. Дед приготовил костюм, почистил ордена и медали, с досады выпил грамм 50, повторил в уме обрыдшие фразы, присел в кресло и... неожиданно задремал. Проснувшись, осознал, что не приготовил обед для бабушки, которая поздно работала, и для внуков (то бишь меня с сестрой), которые после садика и школы должны были прийти, и бросился на кухню. Одновременно он второпях одевался, ибо времени оставалось в обрез. И вот он что-то нарезал, что-то быстренько поджарил, что-то подогрел, что-то положил в холодильник и выбежал из дома к автобусу.

По пути он ловил неловкие и несколько удивлённые взгляды, но не обращал на них внимания. Мало что ли спешащих по делам людей каждый день? И вот он уже в школе, еле-еле успел. Он направляется к актовому залу, который битком набит, как обычно. По пути ловит недоумённые взгляды учителей. В последний момент за кулисами его ловит директриса.
- Вы что? Как вы выглядите?
- А что?
- Посмотрите на себя.
И тут дед замечает, что поверх костюма у него надет ... бабушкин фартук, из-под которого весело выглядывают ордена и медали. Он банально забыл его снять после готовки. А ведь он прошёлся по основной улице города, стоял какое-то время на остановке, ехал в автобусе, шёл по коридорам школы, и хоть бы один человек слово сказал.

Дед снял фартук, отдал директрисе, вышел на сцену, тяжело вздохнул и... дал речь.

Нет, это не была та речь, которую привыкли слышать из года в год. Не обращая внимание на отчаянные жесты и страшные глаза директрисы, парторга, и прочих руководителей школы, он говорил то, что должен был сказать ещё годы тому назад. Это были не пустые официальные слова, а то, что сказать мог только тот, кто побывал ТАМ и хотел снять груз с души. В зале была мёртвая тишина - ведь ему было чем поделиться.

Потом он ушёл со сцены, подошёл к директрисе и забрал фартук.
- Вы что себе позволяете? Я на вас жалобу напишу. - прошипела парторг.
- Ой испугали. Своё я уже отбоялся. Что вы мне сделаете? - усмехнулся дед. - Пишите. В профанациях я больше не участвую, - заявил он. - И увольняюсь, - сказал он директрисе. - Давно пора.

Вот собственно и всё. Казалось бы, простой фартук...

------------------------------
*ШИСБр - Штурмовая инженерно-сапёрная бригада

1104

На любимую тему читателей

Преамбула. Сложно найти в России должность, на которой могут находиться более разношерстные по своему составу люди, чем должность помощника депутата ГД. Ох, кто только не занимает эти позиции - от не поднимающих головы от бумаг серых мышек, работающих по 6 дней в неделю и не редко без выходных, за крайне скромную в сопоставлении с другими должностями зарплату, до тех самых членов того самого списка, о котором мне тут каждый раз напоминают читатели, которым корочка нужна исключительно для входа в здание ГД, а сам депутат нередко обязан к тому же им своим местом в палате.
В связи с этой особенностью случаются курьезы.

Жил был в регионе правильный мужик. Работал он себе, развивался, двигался по "общественной, деловой и профсоюзной" линиям. Но - в столице за свою жизнь бывал пару раз- в юности с родителями на экскурсии и в зрелом возрасте пролетом с деловыми партнерами. В то же время исполнилось нашему герою аж 40 годиков, и занял он весьма себе нехилую партийную должность в городе. Понятное дело, Нашу Рашу и прочие развлекательные передачи он хоть и краем глаза смотрел. И вот, потребовалось ему полететь в первопрестольную по партийно- деловому вопросу. Прилетел, разместился, набрал контактному лицу в Думу, получил номер нужного ему человека ( помощника депутата). Вернулся в гостиницу, набирает - нет связи. Ждет, снова пишет - набирает, но- глухо. Набирает в Думу, жалуется - там извиняются и дают контакт другого помощника ( время вечернее, ответственное лицо уже не на работе). Наш герой снова пишет, звонит- нет ответа. Вдруг - написали, хоть и удивились. Уточнили, сможет ли подъехать на Рублевку. Ну - надо, значит надо.
Герой берет такси, садится, едет, приезжает в известный ресторан, где за чашкой чая сидит молодой человек в очень дорогом костюме. Далее диалог:
- Здравствуйте, я руководитель .... , вы помощник Иван Иваныча?
- Нет, я помощник Сергей Сергеича, помощника Иван Иваныча.
Пауза. Осознание процесса в голове. И как итог- вопрос:
- Я третий раз в Москве, на Рублевке первый раз. Вы уж извините за прямоту - я правильно понял что Вы-
помощник помощника члена Президиума Партии?

P.S. Ситуация разрешилась хохотом и теплым знакомством. Выяснилось, что уставшая сотрудница аппарата, поняв, что до основного помощника дозвониться невозможно, дала контакт другого помощника, при этом их перепутав - вместо штатного помощника был дан контакт помощника, который относился к группе "сильных мира всего". В силу этого вместо контакта самого человека в ее записной книжке был контакт его помощника - по факту это правая рука и реально решающий все вопросы такого рода человек.

Закончилось все прекрасно - сейчас эти люди плотно сотрудничают по бизнесу, развивая подшефный регион и создавая множество новых рабочих мест.

1105

Стоит мужик утром на автобусной остановке. Мимо пробегает какой-то спортсмен, щёлкает его легонько по носу и ласково говорит: - Дурачок! И бежит дальше. На следующее утро ситуация повторяется. Мужик приходит вечером домой, и рассказывает про всё жене. Та ему говорит: забей, мол, мало ли кругом всяких идиотов. На следующее утро мужик снова стоит на остановке, мимо пробегает тот же спортсмен, щёлкает его по носу и укоризненно говорит: - Ябеда.