Анекдоты про чёрного |
102
В детстве у меня был кот. Здоровое лохматое создание чёрного цвета. Как только приходили гости, он заползал под покрывало на диване, распластывался и ждал. А покрывала были тогда бабушкиного типа, с яркими узорами, под ними бугорок не очень видно. И вот гости садятся на диван и чувствуют, как под задницей начинает извиваться нечто живое и тёплое. Естественно, крики, визги, паника.
А у мохнатого гада ни чувства такта, ни инстинкта самосохранения не появилось. Так и поджидал невнимательных гостей.
|
103
Когда мне было 23 года, я работала ночной продавщицей в хлебном ларьке в г. Ярославле рядом с авто и жд вокзалом.
Какой то мужик только приехавший с поезда, протянул в окошко деньги за батон и половинку чёрного, а потом вернулся с шоколадкой и сказал- ты же умная, чо ты тут? Сгниешь же. Собирайся и езжай в Москву-- карьеру сделаешь.
Через пару недель я уехала на разведку, через месяц ребёнок был устроен в сад в Москве, а я на работу.
Незнакомый мужик, спасибо тебе огромное, пусть тебе вернётся сторицей
|
|
104
Воротилы чёрного рынка
Деятельность Исаака Зингера и Зигфрида Газенфранца, которые промышляли в городе Фрунзе (ныне - Бишкек), выпала на 50-ые годы, когда промышленность страны переходила с военных рельсов обратно на гражданские, что породило серьёзный дефицит одежды.
Два предпринимателя, Исаак и Зигфрид, решили извлечь из этого выгоду. Они собрали швейное оборудование, наняли еврейскую общину в качестве швей и разместились в бывших военных складах. На протяжении почти 10 лет они шили одежду, которая пользовалась спросом по всей республике, пока в 1962 году их не вычислили. Сделать это было просто - мужчины на заработанные деньги привезли из Москвы "Ройс-Роллс" одного дипломата и отстроили себе шикарные дома с прислугой.
Итог - расстрел обоих.
|
|
105
Не секрет, что перлюстрация частной корреспонденции существовала в России задолго до Александра III, но только этому царю пришло в голову узаконить её специальным указом. На третьем этаже Главпочтамта появился "чёрный кабинет", в котором особая бригада вскрывала, читала и делала выписки из чужих писем, да так ловко, что получатель об этом даже не догадывался. Перлюстрации подвергались письма и простых смертных, и сильных мира сего. Вячеслав Константинович фон Плеве, став министром внутренних дел, как-то разбирая архивные бумаги, с неприятным удивлением обнаружил переписанные выдержки из своего письма к жене (!). Для дипломатической почты, разумеется, тоже не делали исключения. В столичной особой бригаде работали такие умельцы, как И.А.Зыбин - гений дешифровки, или В.Н.Зверев, подделывавший любой почерк. Например, попадает в руки сотрудников "чёрного кабинета" письмо, написанное невидимыми симпатическими чернилами, его нагревают или обрабатывают лимонным соком, и, вуаля, можно читать. Но после этого его уже адресату не отправишь, и тогда за дело берётся Зверев.
Рядовые члены особой бригады старались вовсю, но иногда бывали и у них накладки: то запонку в баул с дипломатической почтой уронят, то пустой конверт отправят. Однажды и вовсе в конверт для Нидерландского посольства вложили письмо на испанском из Министерства иностранных дел в Мадриде. Когда чиновник особой бригады обнаружил свою оплошность, письмо уже было не вернуть. Ждали большого международного скандала, бедный виновник чуть не поседел… но всё обошлось. Голландцы с интересом ознакомились с документом, но шум поднимать не стали - пойди разберись, то ли это очередная российская глупость, то ли хитрая дипломатическая игра...
|
|
106
Бомж-анестезиолог или искушение блудного сына.
Что-то на Сайте мне напомнило…охмурение Козлевича ксендзами…
И забуксовавшая было память достаточно долго не соглашалась выявить связь между классической сценой из «Золотого телёнка» и моей стародавней байкой о моём личном охмурении…
Начну я, пожалуй, с описания ситуации в американской медицине начала 90х, точнее — с объяснения системы интернатуры, резидентуры и феллоушипа.
Всё вместе — я бы перевёл как постдипломные тренировочные программы.
Итак, интернатура — обычно год, обычно самый тяжёлый год в тренировочных программах.
Интернатура может быть включенной в резидентуру и может быть отдельной, переходные программы для будущей специализации типа радиологии или анестезиологии.
Именно такая интернатура и была мне нужна — поскольку задача была после первого года поступить в трёхлетнюю программу по анестезиологии.
Всего 4 года, стало быть.
Но эти 4 года должны бы считаться как в Крымскую компанию, оборона Севастополя, где один год шёл за три… достаточно суровое дело…
И уж бы хрен со всеми сложностями — но даже устроиться в такие программы — было архисложно, по многим причинам.
Особенно в хирургические специальности и анестезиологию, где приоритетом приёма заслуженно пользовались самые лучшие выпускники лучших медицинских вузов страны
И уж потом — иностранные врачи, чей диплом был принят за отвечающий всем стандартам американских дипломов.
За аккредитацией следовали экзамены за весь курс медицинского вуза и экзамен на знание языка.
Директора тренировочных программ закономерно настороженно относились к иностранцам — просто не знали, что же им ожидать от них.
Да и проверить кандидата было просто невозможно — что с верностью до наоборот происходило при рассмотрении кандидатуры в программу американского выпускника — чего уж проще, снял трубку и поговорил с деканом.
Тем не менее — нужда во врачах была отчаянная, иностранные врачи потихоньку начали пробиваться в программы и доказывать свою способность к равному соревнованию.
На острие атаки находились индусы, пакистанцы, иранцы и филиппинцы — с превосходным английским и обучением по аналогичным американским учебникам, с той же программой и теми же экзаменами.
Врачам из СССР приходилось туго,особенно поначалу.
Языком мы владели слабо, система постдипломного обучения казалась сложной и непонятной.
Но: стоило одному из наших прорваться в программу — и в подавляющем числе случаев показать себя надёжным и трудолюбивым бойцом — как директор программы менял своё отношение и на будущий год брал в программу выпускников того же советского вуза.
Мне — нереально повезло.
Причём и с интернатурой и с резидентурой.
Интернатуру первыми проломили наши лучшие выпускники, знакомые мне ещё по Риге, ребята профессорского типа.
И я устремился в тот же пролом — достаточно успешно, после трёх поколений рижан директор программы увеличивал число интернов из Союза.
Ну, вкратце — интернатура вещь суровая, особенно для новобранца.
Не о ней речь, однако, расскажу в следующий раз.
А вот с резидентурой дело не вытанцовывалось…
Одна из наиболее популярных и желанных специальностей,анестезиология, похоже, была не для меня. Осложняло ситуацию непреклонность моей мамы — программа должна быть в Калифорнии, где жили её близкие родственники.
И я бы долго ещё ездил по интервью, безусловно безуспешно, самая горячая специальность в самом желаемом штате Союза — ну, это всё выглядело несбыточным…
С концепцией « чёрного лебедя» все знакомы?»
Ну так вот — чёрный лебедь прилетел к анестезиологии…
То ли из-за запланированных реформ в медицине то ли в силу манипуляций страховых компаний — но заработки в анестезиологии обрушились.
Американские выпускники с их обычным средним долгом за медицинское обучение в районе четверти миллиона( сейчас раза в два больше) — не могли себе позволить выбрать низкооплачиваемую специальность.
Рынок отреагировал быстро — гордые директора гордых и желаемых анестезиологических кафедр сломя голову гонялись за новыми кандидатами, по больше части — тщетно.
И, неожиданно, стали звонить и упрашивать приехать на интервью.
Два - в Калифорнии.
Первая вакансия мне не понравилась: буйный госпиталь, с перестрелкой в приёмном покое, с металлоискателями и обысками посетителей.
К тому же из 25 позиций первого года — у них заполнены только пять, что означало только одно — невероятную занятость резидентов, работающих за себя и « за того парня»…
Второе интервью было в благолепном университетским госпитале, принадлежащим адвентистам седьмого дня.
Куда меня и зачислили, довольно странно — с началом через полгода, посередине обычного учебного года. Это довольно хитрое решение проблемы « первого июля» — когда в госпитале смена часовых и вчерашние студенты становятся интернами, вчерашние интерны превращаются в резидентов, короче — июльский хаос, не рекомендую болеть в июле. К августу всё устаканится — тогда и добро пожаловать.
Январские новички смягчают напряжение — к июлю они уже зрелые резиденты и берут на себе более сложные задания.
Меня это устраивало: моя интернатура была согласна, чтобы я поработал там ещё несколько месяцев. После чего я планировал эвакуацию родителей из Латвии.
Затянулось предисловие, пора и к истории перейти.
Уж не знаю, чем — но я приглянулся преподам своей программы внутренних болезней.
То ли моя молчаливая невозмутимость, то ли нерушимый энтузиазм, то ли моя легендарная способность высыпаться за 5-10 минут и держать удар массовых поступлений — трудно сказать, я и сам не знаю.
И особенно мной был доволен директор программы, у нас были совместные пациенты, с их хвалебными отзывами, несколько дельных предложений, моих — и директор взял на себя обязательства переубедить меня в моём выборе специальности.
…Тогда был взят курс на переориентировку медицины — деньги, ресурсы - всё было направлено на создание семейного врача.
Растущие зарплаты общих врачей находились в списке пряников моего директора.
Да и резидентура у них короче.
Я уклонялся от таких разговоров — цель была опять стать анестезиологом, не семейным врачом. Оставшиеся месяцы я провёл в моём любимом отделении реанимации и интенсивной терапии, читал учебники по анестезиологии.
Директор, однако, приступил к охмурению достаточно серьёзно.
Он даже не поленился достать номер Уолл Стрит Джорнел — где описывался бездомный анестезиолог, Манхэттенский бомж, с зарплатой недостаточной для приличного существования. Что я помню из прочитанной статьи —он регулярно пользовался приютами, не голодал, просто ждал возможности снять квартиру.
Не подействовало.
Приближалась дата моего отъезда и доктор Робертс пошёл в банзай-атаку, откровенный разговор был неизбежен.
Пришёл к нему в кабинет, присел, приготовился к его аргументам.
« Так, оставим все эти прагматические доводы.
Давайте поговорим о вас и пациентах.
Пациенты наперебой хвалят вас, преподавательский состав выдал вам высокие оценки — и немудрено, дифференциальная диагностика — ваш любимый конёк.
Так?»
Я смущенно ответствовал , что, мол, это всё — иллюзии.
Робертс возразил: нет, не иллюзии, вот анкета, преподаватели и пациенты, их оценки — ошибки быть не может.
Мужик был убедительнее ксендзов, охмурявших Козлевича… я аж посочувствовал Адаму…
Так, надо объяснить человеку — почему анестезиология, а не внутренние болезни.
Вежливо, без напора: видите ли, моя природа, мои мозги моя биохимия — протестуют против сидения в офисе. Дюжины мелких нерешаемых проблем, упрямые и ограниченные пациенты… вот мы с вами вместе вели давеча приём… Какие ваши наблюдения?
«Зрелый и здравый врач, внимательный и ответственный.»
Приятно слышать, однако в районе середины этой лепоты, где-то около полудня — ваш покорный слуга серьёзно подумывал о самоубийстве…
И это не было преувеличением — я эффективен, решая одну проблему.
И я весьма неэффективен в случаях рассеивание моего внимания на множество проблем одновременно.
Моя природа, моя личность — я предпочитаю один большой стресс — не множественные мелкие стрессы.
Таким уж я рождён…
Он кивнул, я его убедил.
Пора было прощаться.
Он оказался весьма благородным в своей неудачной попытке:
« Миша, если по каким-то причинам не выйдет с анестезиологией - знайте, мы всегда будем рады зачислить вас в наши ряды.»
Я ушёл собираться… неведомо мне — он горячо рекомендовал меня моему новому директору.
Наши жизни разошлись.
И, о ирония - пятью годами позже я, клинический инструктор, памятуя о своём личном опыте — внушал зелёным новичкам: не гонитесь за модой или заработком, выбирайте медицинскую специальность согласно вашей природе.
…чёрный лебедь прилетел в самый нужный для меня момент… и так же вовремя улетел… рынок спружинил и на момент окончания моего контракта — анестезиология опять вошла в лигу наиболее желаемых специальностей.
Занавес!
Michael Ashnin@anekdot. ru.
|
|
107
В далёком гарнизоне была школа. Школа как школа - развалюха. Учителем ОБЖ был отставной майор-лётчик, пенсионер Военно-воздушных сил по имени Макарыч. Многие учителя ушли на пенсию или уехали в центр. Явная нехватка специалистов.
Однажды заболел историк, и, дабы не сорвать урок в одном ну очень проблемном классе, завуч послал туда майора Макарыча ("бросил завуч Макарыча с самолёта без парашюта").
Макарыч из тех людей, которые не ропщут, а получив приказ, выполняют его... После звонка урок начался, как обычно на ОБЖ, со встречи командира и доклада дневального по роте, строго по строевому уставу.
Осмотрев класс взглядом бомбометателя, новоявленный "историк" чётко, командным басом спросил:
- Какое задание было на дом, товарищи?
Вова поднял руку и доложил:
- Изучить и пересказать миф об Икаре.
Военспец попросил пересказать миф Вову. Ученик вышел к доске и бодро доложил:
- Мифический герой Икар под руководством мастера Дедала и с уведомлением о полёте бога Зевса сделал крылья, на которых полетел к Солнцу. И когда подлетел к светилу, крылья расплавились. Он упал в море и погиб.
- Да, - вздохнул Макарыч, понимая, что детей надо было чем-то занять, а офицер был из тех людей, которые пикировали в горящих самолётах на врага, поэтому у Макарыча не было невыполнимых задач - он считал, что приказ должен быть выполнен любой ценой, не жалея самой жизни и крови. Да и как задача ставится, так она и выполняется.
- Что мы имеем? - прогремел военспец. - А имеем мы, товарищи, тяжкое лётное ЧП с гибелью человека. Но давайте разберёмся в причинах катастрофы и определим виновных.
- Итак, у лётчиков была задача - перелететь над Средиземным морем с острова Крит на Мальту. (Рисует маршрут на доске.) Расследованием установлено:
1. Летчики Дедал и Икар произвели взлёт и набор высоты.
2. Лейтенант Икар отклонился от маршрута и нарушил боевой порядок. Не зная технических ограничений летательного аппарата, пытался восстановить ориентирование по Солнцу. В ходе поиска ориентиров были грубо нарушены ограничения по высоте, скорости и прочности летательного аппарата, в результате чего он разрушился и упал в море, а лейтенант Икар погиб.
3. Причины происшествия:
- личная недисциплинированность лейтенанта Икара;
- плохая теоретическая подготовка группы;
- безграмотное управление полётом по маршруту ведущим капитаном Дедалом.
В ходе расследования также установлено:
- постановка задачи на перелёт группе командиром полка полковником Зевсом и подготовка к полётам по маршруту не проводились;
- предварительная подготовка проведена некачественно, и контроля готовности к полёту не было;
- метеообеспечение отсутствовало;
- аварийные маяки и система опознавания не включались;
- поисково-спасательное обеспечение отсутствовало;
- сертификация летательного аппарата не осуществлялась;
- журналы подготовки техники к полетам отсутствуют;
- формуляры на авиационную технику не велись;
- средства объективного контроля не использовались;
- радиолокационный контроль за перелётом не проводился;
- тренажи по штурманской подготовке и действию в особых случаях в полете не проводились;
- лейтенант Икар проявил личную недисциплинированность и слабые знания ТТХ и эксплуатационных ограничений.
Итак, товарищи, записываем мероприятия:
- полковнику Зевсу за утерю контроля летной подготовки экипажей объявить о неполном служебном соответствии;
- капитана Дедала, проявившего слабые навыки руководства полётом группы и подготовкой, с должности снять и назначить с понижением;
- материалы расследования изучить в частях и доложить мне письменно...
Проведя это расследование, он улыбнулся и широко перекрестился. А что, военспец имеет на это право. Он провёл расследование, не прибегая к расшифровке чёрного ящика, которого заведомо не было на теле горе-пилота Икара; потеснил языческого бога Зевса, объявив ему неполное служебное соответствие.
Звенит звонок... В классе гробовая тишина, точнее, оторопь... Дети напрочь забыли, что они, оказывается, недисциплинированные школяры!
Они были под неизгладимым впечатлением от первого урока суровой жизненной действительности...
|
|
108
О встречах одноклассников.
- Первое время особо встречаться ни смысла ни желания нет – у всех свои заботы. Я, как после школы в первый мед поступил, одноклассников лет восемь не видел - хотя звонили, приглашали встретиться. Какое встретиться- урвать бы лишний час поспать, я ведь параллельно меду на скорой подрабатывал.
- Позже уже, когда участковым в поликлинике работал, нашёл время, встретились.
Это мне рассказывал Лёха- Алексей Михайлович, приятель мой, главврач поликлиники на Малой Охте. Мы сидели у него на даче и под коньячок разговорились.
- Лет десять тогда после школы прошло. Все уже как- то определились, институты позаканчивали, семьи завели. Ленку Авербух помнишь? С нашего отряда в лагере? Эта в Израиле, технион закончила. Молодец девка- вроде такая тихоня была с косичками, а специальность выбрала самую мужскую- наладка газотурбинных двигателей.
- А круче всех, это конечно Миша Королёв. Ну там папа постарался, он у него какой- то скульптор известный, депутат и лауреат. Пристроил сынка в Академию художеств- на искусствоведа. Там весь курс был- четыре человека. Хрен знает, чему и как там учат, но на последнем курсе Миша упорхнул в Сорбонну- стажироваться. Важный такой вернулся, небожитель, блин. На работу его тоже папа определил- художественным редактором в какой- то журнал. Журнал выходил раз в месяц, и раз в месяц Миша выбирал сюжет для цветной вкладки на развороте- вот и вся работа.
- Врач я один был из класса. Девчонки шутили- будем к тебе лечиться ходить.
- Лучше не болейте, отвечаю. Конец восьмидесятых, кто тогда мог подумать, что это конец эпохи? Что через пару лет всё пойдёт кувырком?
- Следующий раз я своих одноклассников увидел уже в нынешнем веке. Не до встреч было. Знаешь, какая зарплата у врачей была в девяностые? Впору зубы на полку. А у меня семья, и жена не работала. Хорошо, знакомый помог- устроил по совместительству в частную клинику- там хоть платили достойно. Но пациенты- просто кошмар. Распальцованные новые Русские – с такими общаться постоянно- не надо и тех денег. Ничего, терпел- жить- то сегодня приходится.
- Встретились, пообщались. Троих тогда уже не стало из нашего класса- ДТП, диабет и онкология. Помянули. А так смотришь- ничего у нас класс подобрался- все вполне состоявшиеся люди. Единственный, кто без высшего образования- Игорь Бойко, ты его видел, он после школы ПТУ закончил на автослесаря, слесарем и начинал- так к сорока годам у него уже своя собственная станция техобслуживания образовалась. Весёлый мужик, дружелюбный- подвыпил, всё песни нам пел на Украинском языке- я и не знал, что у него Украинские корни.
- Ленка Авербух тоже была. Квартиру родительскую приехала продавать – она поздний ребёнок, родители пожилые –вот не стало отца, мать она к себе в Хайфу забрала, а квартира ей эта в Питере ни к чему. Рассказала, как и где работает – она уже больше полмира объездила со своими турбинами- и в Штатах объекты были, и в Европе- даже в Аргентине один. Говорю же- молодец девка – на трёх языках общается свободно – как инженер, а не на бытовом уровне.
- И Миша Королёв присутствовал. Не понравился он всем- темнил, молол чушь какую- то, типа круче него только яйца в крутую- пальцы веером, галифе шире Чёрного моря. Намекал на бизнес международный- то он к Сотби и Кристи прислоняется, то сахаром с Кубы торгует. А сам вылакал водки грамм семьсот, и отключился.
- Когда тебе уже за пятьдесят, такие встречи печальный оттенок принимают. Глядишь- у этого уже лысина, пузо пивное, этот пьёт, глаза пустые- вроде и неплохо в жизни устроился, но интерес потерял – и не спросишь, отчего? У кого- то в семье проблемы, у Светки вон Колычевой сын с ДЦП – парню за двадцать, не ходит, и уже похоже, не будет. Муж ушёл- не захотел возиться, вот она одна и мается. А скольких уже вообще нет?
- Из всего класса единственно действительно ярко успешный парень – Ярик Коган. В середине восьмидесятых уехал к родственникам в Штаты, начинал там уборщиком- бегал со шваброй, и параллельно подрабатывал инструктором в спортклубе- он мастер по рукопашке, потом влез с головой в кредиты, основал свою фирму- покупали комплектующие на Тайване, собирали компьютеры – и продавали их в Россию и страны СНГ- но с лейблом «made in USA». Лет пятнадцать пахал не разгибаясь. Сейчас миллионер.
- А вот Миша Королёв- ну, тут вообще грустная история. Опух, обрюзг совершенно, на встречу пришёл в форме, напился и размазывал сопли по паркету- как ему не повезло, как его все обманули, и с бизнесом не сложилось, и семьи нет, квартиру отняли за долги, снимает комнату, и служит охранником в Крестах. Денег нет настолько, что одежду купить не на что- в форме ходит. Докатился, искусствовед.
- Что- то тебя Лёшенька нынче на философию потянуло.
Он взглянул на меня-
- А Ленка Дробышева звонила вчера. Я ведь влюблён в неё был в десятом классе- голова кружилась. Мы, говорит встретиться собираемся- вот обзваниваем, кто остался. Ты как, придёшь?
- Ну и как ты, пойдёшь встречаться?
- Не знаю. Не решил ещё. Думаю, не пойду- что прошлое ворошить? Пусть она у меня в памяти той останется- семнадцатилетней. Не хочу образ терять.
Вечерело. В бутылке было ещё больше половины, от речки потянуло холодом- Лёха вздохнул-
- Пошли в дом, тут комары заедят…
|
|
109
О себе.
«Я — Сергей Есенин. Парень из села, поэт из сердца, беда из берёз»
Родился я в 1895 году, в селе Константиново, где берёзы — как кудри у невесты, а душа — как песня: то смеётся, то плачет. Мать — добрая, отец — ушёл в город, меня растила бабка. С детства любил лошадей, стихи и звёзды — такие, чтобы прямо в сердце.
Учился на учителя, но куда мне учить, когда рифма сама в ухо лезет? Стихи писал про деревню, про Русь, про девушек с лентами и парней в лаптях. А потом взял да и поехал в Питер — показать миру, кто такой Есенин.
Приехал — блондинистый, в белом воротничке, в глазах — синь неба, в кармане — тетрадь. Все такие: «Кто это?» А Блок посмотрел — и понял. И с того дня началась моя звезда. Народ меня полюбил — я им про берёзки, они мне — цветы и аплодисменты.
А я гулял. По-настоящему. Мог утром читать детям стихи, а вечером — кидаться бутылками в витрины кабака. Любил женщин — сильно, часто и трагично. Любил водку — нежно и разрушительно.
В 1920-е поехал за границу, а там — Париж, кабаре, фуршеты, футуризм… И вдруг: Айседора Дункан! Великая танцовщица, с глазами, как закат.
Она — звезда мировая, я — деревенский парень. На 18 лет меня старше, а по паспорту на 9, в загсе год рождения попросила исправить, стыдно ей было за нашу разницу в возрасте.
Женились. Я по-французски ни слова, она по-русски — только «Серёженька». Не понимали мы друг друга словами, но понимали телами. Любовь у нас была, как балет на морозе — красиво, но скользко.
Всего женат был я трижды.
Так и жил. Пил, гулял, любил. Писал о том, что болит. О душе, которая устала. О России, которая меняется, а я — не хочу. «Письмо к женщине», «Чёрный человек» — всё это я, растерянный, пьяный, настоящий.
А потом — всё мрачнее. Я не умел жить «по-новому». Пил больше, страдал глубже, писал резче. Последние стихи были уже не про берёзки, а про тьму, тоску и чёрного человека, что шепчет внутри.
А потом — всё. Ушёл я рано, в 1925 году, на склоне своей тридцатилетней грусти, в гостинице «Англетер». Говорят, сам, говорят — помогли. Не знаю. Я просто хотел, чтобы помнили. Вот и написал напоследок кровью на стене отеля:
«До свиданья, друг мой, до свиданья…»
И всё.
Вот вся моя жизнь:
выпивал — да с душой,
любил — да в стихах,
страдал — чтобы вы потом это в тетрадках подчеркивали.
|
|