Наш пароход стоял в одном из портов США. Следующим утром портовые буксиры должны были вытащить нас из порта, и мы уйдем обратно, в Старый Свет. Но покидать Америку захотели не все: полярник Хабаров, прижившийся у нас на пароходе, решил остаться. Во время отвальной мы скинулись ему деньгами на первое время. Получилось полторы тысячи долларов, причем всего тремя бумажками. Хабаров попрощался и ушел от нас в неизвестность и ночную тьму.
Продолжение его истории я узнал только в этом году. Он нашёлся через Фейсбук и зазвал меня к себе в гости в Джорджию. Несмотря на начинающийся мировой «ковид» и грядущую «самоизоляцию» я решил лететь.
Загоревший почти дочерна, широко улыбающийся Хабаров встречал меня в аэропорту Атланты. Одетый в шорты, шлепанцы и солнечные очки, он выглядел как «стопроцентный американец». О чем я ему и сказал. - Так и есть! – согласился Хабаров и поведал мне свою «одиссею»: - Сначала я бомжевал – начал он – а опыт бомжевания у меня тогда уже был большой, но только в Питере и Париже. - А в Париже ты как умудрился отметиться? – перебил я рассказчика. - Когда был на зимовке в Антарктиде – рассказывал Хабаров - жена меня бросила буквально во всех смыслах этого слова. Тогда я решил, как потомственный петербуржский интеллигент, спиться в Париже. Но те деньги, до которых моя бывшая не добралась, кончились раньше, чем моя печень, вот и пришлось мне «клошарить» почти два года под парижскими мостами. - А потом? – спросил я. - А потом, как Бродский, «на Васильевский остров я пришел умирать» - вздохнул Хабаров. - Так Бродский в Нью-Йорке умер, а похоронен вообще в Венеции – блеснул я эрудицией. - Вот и разговор о том – поддержал он меня – поэтому я и в Штатах: доверяю мнению классика. - А почему именно Джорджия? - поинтересовался я, смотря из окна его Бьюика на залитый солнцем город. - Не люблю носить носки – ответил он и продолжил – вначале мой английский был сильно хуже, чем французский, вот и пришлось мне перебраться в Новый Орлеан. - И как там? - повернулся я к Хабарову. - Вечный праздник, карнавал «Марджи Гра», всё нравилось – Хабаров улыбался - меня даже несколько раз за бродяжничество задерживала местная полиция. - И чего? - удивился я. - Да ничего, говорил им, что всю жизнь здесь клошарю, они проверяли отпечатки пальцев, и, не найдя за мной криминала, отпускали. А потом случился очередной ураган и меня спасли. - Как спасли? – поразился я. - В ночлежке Армии Спасения – ответил Хабаров – долго уговаривали перестать бродяжничать и уговорили. Предоставили бесплатных адвокатов, и те восстановили местные документы. Так я стал Эндрю Хьюстоном, уроженцем Луизианы. - То есть всё так просто с документами? – не поверил я. - Ну, не совсем так просто – подтвердил Хабаров – предыдущие задержания полицией сильно помогли и пришлось в одном «боро»- районе по-ихнему, спереть почтовый ящик и потом повесить его в «сабербе» – это пригород значит. Там такая длинная доска и к ней приколочены штук пятнадцать различных ящиков: одним больше – одним меньше: какая разница. Туда запросы по мне и приходили, а я сам на них потом отвечал. - А почтовый ящик то зачем надо было красть? – не успокаивался я – можно же было новый в магазине купить? - Чтобы как раз новым и не выглядел – пояснил Хабаров и резюмировал – так что теперь я стопроцентный американец, даже президентом США стать могу! - Не надо - попросил я его – а то ты еще революцию в Штатах устроишь! - Революцию – это вряд ли – не согласился Хабаров – а вот, если сильно выпью, то погромы устроить точно могу!
Я поднялся на мостик. На нем уже никого, кроме третьего помощника Толика, не было. - А кто такой Хабаров? – голос мой был суров. - Полярник – ответил Толик удивленно. - А по судовой роли? – не давал я себя запутать. - Сам пойди и у него спроси – вдруг огрызнулся «трёшка». Возвращаться в каюту к Хабарову мне очень не хотелось. У меня же нет такого навыка многократных и разнообразных зимовок, как у этого опытного полярника – так что мне столько не выпить. - Дай мне судовую роль на приход - потребовал я у третьего помощника. Тот молча протянул лист бумаги. Фамилии «Хабаров» в списке экипажа не было. - Толик – начал я угрожающе. И Толик раскололся. Хабаров оказался… бомжом. Несколько лет назад, когда героический полярник учился зимовать на крайнем юге, жена объявила его без вести пропавшим, заочно с ним развелась и выписала из квартиры. Теперь Хабаров кочует по знакомым пароходам, а когда к какому-нибудь судну прибиться не получается, то побирается у станции метро Василеостровская. «Маринка, жена электрика, явно лучше» – решил я: «не оставляет своего Стасика без штанов, то есть оставляет, но в прямом, а не переносном смысле». - А давно Хабаров зимует на пароходе? – продолжал я допрос Толика. - Не знаю – ответил тот – когда мы в марте менялись, он уже был. - Супер – возмутился я – то есть этот полярник, хрен знает сколько времени, ничего не делает, ни за что не отвечает, только катается на пароходе без документов по всему миру?! Ест, спит и бухает на халяву?! - Завидуешь? – спросил Толик Я удивленно посмотрел на третьего помощника и понял: «а это умно!» Было над чем задуматься: «почти все тоже самое, что и у нас, только ответственности никакой и делать ничего не надо». - Так, стоп – сказал я – это же преступление. Контрабанда человека через границу! - Человек не товар – возразил Толик – его таможить не надо, он беспошлинно. - Но границы то он пересекает незаконно – не соглашался я – за это кто будет отвечать - Вот Хабаров сам и ответит – успокаивал меня Толик – экипажи сокращают, свободных кают много, тебе что, жалко? - Нет – огорошено согласился я - Всё! – вдруг оживленно объявил Толик – полночь, вахту сдал. Судовой журнал на штурманском столе – и он выскользнул с навигационного мостика. «Обалдеть!» - я был потрясён: «дела не принял, с экипажем толком не познакомился, даже в каюту не заселился! Какой идиот назвал пароход, в честь великого, но спившегося человека».
