В восьмидесятых работал слесарем на химкомбинате. Бригадиром у меня был казавшийся мне тогда пожилым дядька по фамилии Стельмахович. Он по выходным подрабатывал на рынке рубщиком мяса. А на завод в качестве "тормозка" каждый день приносил два ломтя черного хлеба, отрезанных поперек всей буханки, между которыми был заложен слой, толщиной, как эти ломти хлеба, кусочков сала. Он наливал в пивную кружку крепко заваренный сладкий чай. И так обедал - отламывал кусочек хлеба, клал в рот, следом так же кусочек сала, и прихлебывал чай, косясь взглядом в заводскую многотиражку. От крепкого чая кружка быстро темнела. Раз-два в неделю Стельмахович выносил её из мастерской, зачерпывал фосфогипс, который там и сям был просыпан кучками на полу, плескал в кружку воду, и начисто отмывал. После этого, довольный разглядывал кружку на свет, и прищелкивал языком: "Какая у Саши кружечка! Ну какая же чистая у Саши кружечка!" Однажды в дневном задании у нас было снять люк с вентиляционной трубы, чтобы аппаратчики могли её отмыть от наростов солей фосфорной кислоты. Труба эта диаметром больше метра. Крышка почти такого же диаметра была прижата к люку через резиновую прокладку болтами на 16. Обычное дело - аппаратчики отключают вентиляционные насосы, мы снимаем крышку люка, они залезают вовнутрь и струёй воды из устройств, напоминающих сегодняшние керхеры, смывают внутри трубы все эти белые наросты. Потом мы забалчиваем люк на место, а они снова пускают вентиляторы. Труба под потолком. Под люком - площадка. Поднялись на площадку. Втроем - я, Николин и Стельмахович - снимаем болты. Оставалось два болта сверху и снизу, уже прослабленных, когда я рванул люк на себя, и отлепил его от прокладки. А аппаратчики, как оказалось, забыли выключить вентиляционные насосы. И из-под крышки люка, когда я её отлепил от прокладки, вырвалось облако паров фосфорной кислоты. Я, главное, как раз на вдохе был... Такое ощущение - как будто палкой по лёгким ударило. Миг - и я в двадцати метрах от этой площадки высунулся в открытое окно. Отдышался. Оглядываюсь. Рядом - Николин. А Стельмаховича нет. Спрашиваю: "А где Стельмахович?" Николин тоже оглядывается. Слышим - ключи гремят о болты. В клубах кислотного тумана, так, что на площадке видны только его ноги, Стельмахович снимает два оставшихся болта. Спрашиваю Николина: "Володь! А чем он там дышит?" Николин тоже изумленно смотрит в ту сторону, и отвечает: "А ему чо... Он сало ест!"
