Результатов: 160

151

Пролетел я вчера с бабушками. Трех старушек у меня прям из-под носа увели вместе с сумками.
Не, никакой я не Раскольников по старушкам. Просто дело так повернулось.
Мы когда-то с Сашкой, приятелем моим, придумали одну игру. Если надысь в лоскуты нажрались, то с утра надо трудотерапией заняться и бабушкам помогать. Через дорогу там перетащить, или просто сумку тяжелую донести.
Мы тогда рядом с Павелецким вокзалом работали, там с сумками и бабушками проблем никаких, только успевай. За годы пьянства и алкоголизма у меня это в привычку вошло. Как из запоя выхожу, сразу за бабушками в метро.
Так вот вчера двум подходящим пенсионеркам молодежь помогла, опередив старого алкоголика, а одной вообще милиционер поспособствовал сумку дотащить. То ли у нас похмельных стало больше, то ли люди добрее.
А сегодня я решил компенсировать вчерашние неудачи по бабушкам и трудотерапии. Ну и иду себе вечером, после работы на Выхино и бабушек высматриваю. А они словно провалились все куда-то. Иду себе и уже расстраиваюсь вовсю от безысходности, как вот она, старушка с коляской.
Мне как раз на лестницу в метро поворачивать, и она как раз в нужном месте - прям перед ступеньками. Сухонькая старушка с толстой коляской. Я к ней, естественно, коршуном кинулся из-за вчерашних неудач:
- Позвольте, сударыня, вам сумочку наверх занесть? Это ничего, что вы медленно ходите, я вас там наверху подожду и сумочку вашу покараулю.
- Точно подождешь? - старушка интересуются, а сама на меня уставилась, как следователь КГБ, на Збигнева Бжезинского, случайно пойманного в кремлевском туалете. И глаза у нее синие, но не выцветшие, а холодные, как воронение на стволе пистолета Глок.
- Без проблем, - отвечаю, - сколько надо, столько и подожду.
Ну не век же эта старушка будет по лестнице подниматься. Там три пролета всего. Это я уже про себя подумал, взял сумку и попер. Не сразу, правда, перехватить пришлось. Килограмм шестьдесят в коляске, не меньше. А я ее всего тремя пальцами по наивности схватил.
Поднимаюсь наверх. Пристраиваю сумку сразу за колонной, чтоб людям не мешать, оглядываюсь. Нет старушки. Вообще. Ни рядом, ни на лестнице. Ни фига себе, думаю, только матом, и чего теперь, Гоша, ты делать будешь с такой удачей. И тут в не совсем просохшую после запоя голову мысль постучалась:
- Тук-тук. А бабушка-то террористка небось замаскированная. Как старая Софья Перовская только без Желябова, математики и папы-губернатора. И сумка у нее с тротилом, не иначе. Ну, или селитра с алюминием, что тоже хорошо при таком весе. И стоять ты тут будешь, как Александр II около Спаса на Крови ехал, но его еще не построили. Тук-тук, - еще раз постучалась мысль и ушла не попрощавшись.
Английская мысль, точно. Не зря все постоянно хотят Англии войну объявить. Но мне-то не до Англии уже, мне надо думать чего уже с подозрительной сумкой делать (про "царь есмь" и Александр II, мне у этой мысли понравилось, зато все остальное ни в какие ворота).
Сначала я нагнулся якобы шнурки поправить, хотя шнурки лет десять как не ношу. Без них удобнее. Все равно ведь наклонился, чтоб послушать, не тикает ли чего в сумке. Не тикает, уф.
На радиовзрывателе значит. Надо, наверное, в милицию обратиться. И тут понимаю, что в милицию мне нельзя. Арестуют ведь в любом случае. Если в сумке бомба, то это я ее на платформу притащил, и никакой старушки рядом никто не видел. Вон, кстати, и видеокамера на меня смотрит. И она старушку не видела.
Прикрыл сумку от видеокамеры. Пусть хоть она при взрыве меньше пострадает. Авось зачтется. И ведь если нету там никакой бомбы, то все равно арестуют. Во-первых, сумку у бабушки украл и сам признаваться пришел, а во-вторых, меня из именно этой самой милиции несколько дней назад еле выпустили. Все пытались уговорить, что я какого-то прохожего мужика обидел. А он сам поскользнулся, на жвачке, которую выплюнул и сильно об пол стукнулся два раза.
Тогда отпустили, теперь точно не отпустят. Сумку схитил у старушки, да еще ложный сигнал о террористической угрозе подал. Это я уже рецидивист получаюсь.
Пааа тундре, пааа широкой дороге... - нет, это уже лишнее, подумал я, и решил сумку всем своим телом прикрыть, чтоб еще и люди уцелели по возможности, не только камера. Прощай мамаша дарагая, отец меня не позабудь... - нет, это опять лишнее.
За такими веселыми мыслями я уже полчаса стою ведь. Поездов восемь-девять проехало. Смотрю на лестницу уже без всякой надежды. И. О, чудо. Вот она моя старушка с синими глазами. Карабкается. Вскарабкалась. Я пот со лба вытер.
Стоим оба, отдышаться пытаемся. Бабушка от подъема, я от переживаний. Отдышались. Наконец.
- Спасибо, - говорит старушка, - что покараулили. Мне в туалет надо было.
- Не страшно сумку-то незнакомому человеку оставлять? – не то что бы спрашиваю, так – разговор поддерживаю из вежливости.
- Не-а, - отвечает, - у тебя глаза честные.
Сказала и покатила коляску. Вниз по лестнице, ага. Не надо ей в метро-то было. Совсем не надо.

152

СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТИК

То, что я хочу вам сейчас рассказать, мне довелось наблюдать в те далекие годы, когда проезд в автобусе стоил пять копеек, а кондукторов в общественном транспорте не было и в помине. Ехал я куда-то в полупустом автобусе, и на одной из остановок в салон вошел мужичок. Виду - как бы помягче сказать - простоватого. Но привлек он внимание пассажиров своим багажом: на его шее висел большой баян. Конечно, может это был и не баян, а какой-нибудь там аккордеон, не могу сказать точно, поскольку мои познания в этом вопросе сильно скудны, но я буду называть его баяном.
Мужчина бросил пятачок в кассу, оторвал билетик, и сел на свободное место. В течение нескольких остановок он, глядя на свой билет, производил какие-то сложные расчеты – то загибая пальцы, то вознося глаза к потолку, видимо, в надежде увидеть там готовый ответ. Наконец, мыслительный процесс завершился, и мужчина просиял лицом – итог счета его сильно радовал. Причем настолько, что он даже привстал с места, и победоносно оглядев салон, сообщил всем присутствующим: - «А билет-то у меня – того! Счастливый!»
Автобус в этот момент стоял на остановке с открытой дверью. И тут мужичок внимательно смотрит в окно, затем в распахнутую дверь, и по выражению его лица становится понятно, что это его остановка. Под шипение закрывающейся двери он бросается вперед. И, видит Бог, он бы выскочил, если б не висящий на нем баян. В итоге мужик оказался прихлопнут дверью в районе груди. Но сдаваться этот отчаянный человек и не собирался: он уперся ногами в ступеньки, и, пыхтя как ёж, стал с усилием рваться на волю. В это самое мгновенье водитель открыл дверь…
Пробка от шампанского – вот что пришло мне в голову, когда я увидел этот необычный полет. Словно человек – ракета, мужичок с баяном вылетел из автобуса. Только мелькнули в воздухе подошвы его ботинок. Звук упавшего на асфальт тела был ужасен. Глядя в окно отъезжающего автобуса, я увидел, что бедолага с растерянным видом сидит на земле, потирая ушибленную голову, а баян валяется метрах в трех от него.
Если бы это несчастье произошло сегодня, то можно с уверенностью сказать, что половина пассажиров автобуса, смакуя подробности, снимали бы его на мобильные телефоны, предвкушая выложить «жареное» видео в интернет. А остальные – смеялись бы как гиены. Но в тот раз в автобусе была тишина. И только пожилой толстячок в очках философски предположил: - «Наверное, он в расчетах ошибся…»

153

Живу в Штатах и, как положено русскому, люблю быструю езду. Как положено американским полицейским, меня за это штрафуют. Отмазки здесь не работают, но и у самых строгих правил бывают исключения. Об этом и байка.

Лет десять назад я ехал по пустынному хайвею миль на двадцать быстрее положенного. Хорошо спрятавшийся полицейский выехал из-за укрытия и, засверкав разноцветной "люстрой", приказал мне остановиться. Пока он подходил к машине, я прокрутил в голове все известные мне - и любому полицейскому! - отговорки, не придумав ничего путного, понуро искал в бардачке страховой полис и регистрацию машины.

- Вы знаете, за что я вас остановил? - задал полицейский дежурный вопрос.

- Знаю, - ответил я виноватым голосом.

- И куда же вы так спешили? - спросил полицейский, забирая у меня документы.

И тут меня словно кто-то дернул за язык.

- Понимаете, - начал я, еще не зная, как закончится моя фраза, - я недавно приехал из России. А у вас такие дороги... Я про них я столько читал... В общем, они такие хорошие, что я ехал... с наслаждением! Ведь у нас таких нет.

Уверен, что глаза у меня в этот момент были честные-честные:-)

- Хм... - задумался полицейский - дороги, говорите, хорошие...

Потом случилось маленькое чудо - он ухмыльнулся и, вернув мне документы, ответил:

- Ладно, езжайте на это раз. Но если превысите лимит хоть на милю - второго шанса не будет.

И я уехал, не веря в реальность происходящего. Никогда больше не пробовал применять эту отмазку. Два раза в одно место снаряд не попадает. А гордиться американцам есть чем - даже в самой дальней глухомани дороги отменные. И честные полицейские, что здесь в порядке вещей и национальной гордостью не считается.

154

Помните, в девяностых были банды почитателей определённых стилей музыки?
В основном они воевали между собой, но иногда приставали и к простым
прохожим с вопросом "Какую музыку вы слушаете". Не угадаешь - могли и
побить.
В тот день я возвращался с толкучки с подарком для ребёнка - стареньким,
потёртым синтезатором "Фаэми-мини" на батарейках. И вот пристали ко мне
четыре таких товарища с вопросом, какую музыку я слушаю.
По виду одежды угадать их музыкальные пристрастия я не смог. Ну и
говорю:
- А я сейчас сыграю.
Включаю синтезатор и играю "К Элизе".
Честно говоря, такой реакции я не ожидал. Глаза их округлились, бить
меня они больше не хотели, всё задавали наперебой вопросы: как
называется "эта песня" (именно так), кто и в каком году её написал, и
"где такую красоту крутят".
Особенно поразила меня реакция на ответ, в каком году. Их глаза ещё
больше округлились, словно говоря: а разве тогда вообще была музыка?
А когда я продиктовал им адрес Консерватории, они ушли со всё ещё
выпученными глазами, пообещав, что "обязательно пойдут туда тусоваться".

155

Некоторые отношения, однажды начавшись, остаются с тобой на всю жизнь. И
это лучшее, что может случиться с отношениями между мужчиной и женщиной.
Причем, никто из них может даже не ставить задачу – их сохранить. Но
существует некое сродство душ и понимания жизни, которое не позволяет
разорвать нить. Клубок судеб разматывается, и эта нить тянется через
десятилетия, связывая вас воедино.

У Валентины была шикарная фигура. Прекрасно это осознавая, она носила
только обтягивающие наряды. Мужики останавливались на улице и провожали
плывущую по тротуару Валентину жадными взглядами. Ее формам было тесно.
Ее хотелось освободить от одежды, раздеть немедленно, позволить пышному
телу дышать свободно. Этой груди необходимо вздыматься волнами. А бедрам
положено трепетать под грубыми мужскими ладонями. Она училась на том же
факультете, что и я, на курс старше. И я неизменно ощущал содрогание,
когда мы встречались в вузовских коридорах. Она одаривала меня
благожелательной улыбкой. А я прятал взгляд, поскольку слишком очевидно
было, что даже взглядом мне хочется ее облапить.

Однажды я не выдержал. Подошел. И прямым текстом заявил:

- Как насчет свидания?

- Неожиданно, - она вновь улыбнулась, но по-другому, так бывает
улыбается грациозная кошка, показав острые зубки. – Я не против.

- Может, в пятницу?

- Давай. У меня лекция. Но я, так и быть, могу ее прогулять. Только ради
тебя.

Никогда не знаешь, во что выльются отношения. Честно говоря, мне
представлялась тогда только постель. Я собирался вдоволь наиграться ею,
а потом вернуться к Даше. Но в пятницу, гуляя по парку, мы
разговорились, и вдруг выяснилось, что у нас полно общих тем. Она, как и
я, увлекалась литературой и историей. Обладала отменной эрудицией –
заслуга образованных родителей. К тому же, у нас было похожее чувство
юмора, и мы начали сразу же беззлобно подтрунивать друг над другом - и
смеяться.

Я проводил ее до дома, долго не мог с ней расстаться, мне нравилось с
ней общаться, а когда наконец покинул, все думал: как удивительно – еще
сегодня утром Валька была фигуристой недоступной красоткой, а сейчас
превратилась в живого человека, компанейского, своего в доску. Вот
только моя страсть таинственным образом растворилась. Может, оттого, что
мужчине нужна загадка, чтобы испытывать к женщине влечение. Валентина
для меня загадкой уже не была – раскрытая книга, на той же странице, что
и я. В меру циничная, в меру деловая, знающая себе цену, с отличным
чувством юмора. Романтика с такой девушкой, понял я, просто невозможно.
Ей скажешь, что любишь. А она в ответ рассмеется.

Мы созвонились. И уже в воскресенье она приехала ко мне в гости.

- Может, займемся сексом? – предложила Валя в ответ на мое предложение
«выпить чаю».

- Давай, - после короткой паузы согласился я.

Пока я ее раздевал, мы вдоволь напотешались друг над другом. Нам
казалось, все это какой-то цирк. Тело у нее, и вправду, было шикарным.
Ничего лишнего. И все настолько качественно создано Господом Богом, что
сразу ясно – кто настоящий Творец. Я некоторое время ласкал ее. Потом
рукой решил провести по животу. И она захихикала:

- Ты что делаешь, щекотно?

Наверное, с другой я бы почувствовал себя уязвленным. Но это была Валюха
– свой человек. Я тоже засмеялся, и принялся ее щекотать куда активнее…

- Черт! – сказал я через некоторое время, когда она лежала подо мной, а
я, приподнявшись на руках, смотрел между ее больших грудей на свой едва
привставший член. – Со мной такое впервые.

- Бедный, - она снова засмеялась. Но тут же прикрыла рот ладошкой.
Сделала серьезное лицо. Хотя глаза веселились. – Это я во всем виновата.
Ложись. Сейчас.

Я лег на спину. И она принялась ласкать ртом мой вялый член. Ее действия
возымели эффект – вскоре член напрягся, пришел в боевую готовность. Я
уложил ее на спину, вошел в нее и стал ритмично двигаться. Постоянно
думая при этом: «Да что за бред, шикарная ведь девчонка, и фигура, и
лицо – безумно красивая девушка, может со мной что-то не так? » И тут же
мой член снова обмяк. И ей пришлось опять приложить усилия, чтобы его
поднять. Так продолжалось несколько раз. В течение полутора часов. Пока
я наконец не кончил.

Я натянул трусы и уселся в кресло, глядя на нее выжидательно. Поскольку
мы удивительным образом понимали друг друга без слов, она сказала:

- Это был худший секс в моей жизни.

И тут нам стало так смешно, что мы начали хохотать, не переставая. И
никак не могли успокоиться. Про такие случаи говорят: «смешинка в рот
попала».

Разумеется, я не мог удовлетвориться «самым худшим сексом в ее жизни»,
мне нужно было доказать Вале, что я настоящий самец. И в течение
следующих нескольких недель я вполне вернул пошатнувшуюся репутацию.
После нескольких успешных раз она стала меня возбуждать все больше. Да и
она уже не смеялась, а тянулась навстречу, приоткрыв рот и жарко дыша…

Затем я познакомился в Валиными родителями. Семья показалась мне
замечательной. Папа имел собственный цветочный бизнес. Но главным его
увлечением был Николай второй. Он коллекционировал книги о последнем
русском царе, и, казалось, знал о нем все. Мама была домохозяйкой. Но
настолько интеллигентной, красивой и милой женщиной, что напоминала не
русскую домохозяйку в цветастом халате и бигудях, а классическую
американскую из пятидесятых годов – у которой и газон возле дома должен
быть ухожен, и вид всегда такой, словно через час на светский раут.

Еще у Вали был старенький дедушка, увлеченный шахматист. Мы провели с
ним немало часов за шахматами. В основном, выигрывал он. Но пару раз мне
удалось свести партию к ничьей.

На этом свете живет множество мерзавцев. Дедушка однажды пошел в
продуктовый за кефиром. И не вернулся. У подъезда собственного дома его
зверски избили два пьяных подонка. Он умер не сразу. Попал в больницу с
проломленным черепом. И там вскоре впал в кому и скончался. На суде
убийцы вели себя вызывающе нагло. И получили по полной. Меня всегда
удивляло, почему люди такого сорта устраивают подобное представление на
суде? Неужели не понимают, что тем самым роют себе яму? Для меня их
поведение необъяснимо. Как необъяснима мотивация их поступков.

В общем, семья Вали настолько разительно отличалась от Дашиной, что я
поразился, каким может быть отношение. Я к такому не привык. Мне было в
их доме и уютно, и тепло. И понимали меня с полуслова. И никакого
напряжения в общении я не испытывал. Проблема была только одна: Дашу я
любил, а Валю нет.

Можно сколь угодно долго убеждать молодых людей, что думать необходимо
головой, и выбирая себе спутницу, нужно, прежде всего, смотреть на ее
семью. Они никогда не прислушаются к советам умудренным опытом
родителей. Потому что для юного создания всегда на первом месте чувства.
Если, конечно это настоящий человечек, а не грезящий только
материальными благами моральный урод, воспитанный моральными уродами -
родителями. И все же, как страшно за дочерей, как хочется, чтобы им
встретился равный, близкий по духовному развитию и по интеллектуальному
уровню человек. Но любовь зла. Может так статься, придется бить козлов и
отваживать от собственного дома…

Мы встретились с Валей - и никогда больше не расстались. Но и мужчиной и
женщиной друг для друга не стали. Ее родители так и не поняли наших
отношений. Им казалось – вот они, две половинки единого целого, казалось
бы – нашлись, хватайтесь друг за друга и плывите в океане жизни. Но мы
не были созданы стать парой, мы должны были стать друзьями. И стали ими,
в конечном счете.

Потом я наблюдал бессчетное число Валькиных романов, нисколько ее не
ревнуя. Только иногда критиковал за беспутность. Бывало, ругал, когда
она находила совсем кретина – рисуя его грандиозным мачо. Женский вкус –
загадка. В конце концов, пройдя через крайне неудачное замужество с
алкоголиком, который почему-то показался ей похожим на меня (она
специально подчеркнула этот момент), Валя вышла замуж за художника. У
них родилась дочь.

А потом Валька с мужем переехали в США. И мы потерялись на некоторое
время. Но лишь для того, чтобы снова встретиться на Нью-Йорке. Помню,
какой я испытал шок, когда увидел ее шикарную фигуру. И свернутые шеи
американских мужиков. Один черный даже зацокал языком.

«Как на Вальку похожа, - подумал я, и тут же: - Екарный бабай, это же
она! »

И побежал, расталкивая толпу, по 42-й Стрит, крича во все горло:

- Валя! Валька, постой!

Еще когда только попал в Штаты, я думал, что вот – неплохо бы разыскать
свою старую подругу. Ведь она где-то живет в этой стране. Но осознавая
масштабы Америки, понимал, что это пустые мечты. И вот – словно притянул
ее на Манхэттен…

Она буквально онемела. Американские мужики продолжали глазеть, теперь
уже с завистью, когда мы обнимались, и я целовал ее чуть ли не взасос от
радости. Хотя погодите – взасос, так случайно получилось.

- Ну, где ты?! Как ты?! Давай рассказывай! - так и не выпустив ее из
объятий, сияя, спрашивал я.

- Да здесь же, рядом… Степ, отпусти, неудобно…

И в кафе на углу она потом рассказывала мне, как жила все эти годы. Что
поначалу было тяжело. Но сейчас все хорошо, купили сначала машину, потом
дом. Правда, теперь все в кредитах. В общем, стандартная эмигрантская
история. А я поведал ей о своих злоключениях…

Мы как будто нарочно следовали друг за другом по миру. Сначала я за ней
поехал в США. Потом она за мной – в Россию. Так бывает, когда судьбы
тесно связаны.

Муж ее в Штатах сначала впал в депрессию. Его живопись никого не
интересовала. Его картины не продавались. Его не брали даже
иллюстратором в заштатные издания. Потом он познакомился с каким-то
ценителем. И тот устроил ему небольшую выставку в собственной галерее.
Там его и открыл некий местный знаток. О Валькином муже стали писать в
газетах. Картины стали продаваться. Как раз в этот период мы и
встретились. Затем он немного изменил стиль письма – и его полотна вдруг
стали очень и очень востребованы. По мере того, как росли гонорары, стал
портиться характер Валькиного мужа. Прежде тихий скромный человек, он
превратился в домашнего тирана. Требовал, чтобы к нему относились, как к
гению. И для него стало настоящим шоком, когда Валя в один прекрасный
день заявила, что уходит от него. Как?! От него?! От великого таланта?!
Участь жены гения, знаете ли, не всем подходит… Некоторые предпочитают
жизнь обыденную, но спокойную… Последовала утомительная судебная тяжба,
длившаяся несколько лет. Наконец, Валентина, забрав четверть всех денег,
которые не успели забрать адвокаты, и дочь, выехала в Россию. После
многочисленных судов и общения с юристами, Штаты ей резко разонравились.
Она говорила, ей там душно.

Я к тому времени уже давно жил на Родине. Мы регулярно созванивались,
переписывались. И потому я встречал ее в аэропорту в Москве.

Она появилась из стеклянных дверей терминала «Шереметьево 2» в шикарной
шубе и темных очках в пол лица, похожая на миллионершу. С белокурой
дочерью - дылдой, вымахавшей на голову выше матери. Сейчас девочка
делает карьеру модели. С ее ногами и ростом туда ей - прямая дорога.
Была ранняя весна. Снег уже растаял. И в шубе Вальке, должно быть, было
очень жарко. Но она не могла появиться на Родине иначе. Ей нужно было
всем, и в первую очередь себе, показать, что она не назад возвращается,
а приехала в свое отечество из-за океана победительницей. Я ее отлично
понимал.

Когда мы свернули на Ленинградское шоссе, я повернулся к «миллионерше» и
спросил:

- Валька, пива хочешь?

- Пива? – переспросила она удивленно.

- Ну, да. Нашего, русского, пива.

- Нашего, русского, очень хочу, - сказала она и засмеялась, так же
просто, как когда-то очень давно.

Я притормозил у палатки и купил ей бутылку холодного пива.

Она сделал большой глоток и зажмурилась по-кошачьи:

- Сто лет пива не пила. Хорошо-то как.

- Это Родина, Валь, с возвращением, - я улыбнулся. Я был рад, что она
приехала. Мне ее очень не хватало.

156

ПАМЯТНИК ИДИОТУ

Эта история произошла в 2000 году. Весной. Как раз в это время в городе
наблюдался самый настоящий бум тротуарной плитки. Так вот, мы, компания
молодых «энтузиастов», жаждущих иметь собственный бизнес, организовали
свою фирму по производству и укладке этой самой плитки. Было, в
общем-то, всё необходимое: подходящий цех, обкатанная технология,
возможности взять кредиты, словом, живи и радуйся. Но, имелось одно
«НО». Основная рабочая сила. Ну, кто идет в подсобники (а дипломов по
специальности «принеси-подай-иди-на-фиг-не-мешай» в природе не
существует)? Правильно. Бывшие зэки, алкаши, наркоманы и постоянные
придурки. Так вот, среди наших придурков имелся милый мальчик, назовем
его Васей. Видимо, у него и впрямь было что-то не то с головой – в армию
его не взяли.
Он-то всё это и учудил.

Дело было так.
У меня – главного менеджера - утро выдалось весьма запаренным: новые
клиенты, звонки, отбивание от назойливых рекламных агентов (на фига козе
баян? У нас и так спрос превышает предложение), звонки от наших
бригадиров на объектах – кому чего привезти, словом - всё как обычно. И
тут приходит наш Любимый Клиент. Чудо, а не клиент! Оплачивал по 100-200
квадратов разом, а потом скромненько, на своей «Газельке» квадратов по
10-15 раза три в неделю забирал. Да ещё и звонил, когда, дескать,
удобно. И грузил сам. И вот он решил заказать ещё, да не ту, что обычно,
а вот эту, которая новой формы. Которую привезли всего-то позавчера. Это
требовало уточнений, и я принялась звонить в цех, так как понятия не
имела сколько формочек для заливки привезли.
Что за черт, никто не отвечает… Вымерли они там, что ли? А тут ещё Игорь
(наш начальник по строительству) орет в другую трубку - когда придет
третья машина, почему плитку не везут; в общем, вручив любимому клиенту
кружку кофе и бублики, я понеслась в цех разбираться.
Непорядок был замечен сразу же. КАМАЗ недогружен, над ним сиротливо
болтается девятисоткилограмовый поддон с плиткой, Женьки («командующего»
складом и погрузкой) не наблюдается. Влетаю в цех и сразу натыкаюсь и на
него, Леху (начальник по производству) и Кирилла (бригадир этой смены).
Последний взбудоражено размахивая руками и вытаращив глаза, орет,
заикаясь:
- ТАМ!! СТОИТ!!! Я… из раздевалки… а там… стоит!!!!
- Ага, - ехидничает Леха, - там у тебя стоит, а здесь не стоит, - и
показывает на рабочих, бесцельно, как стадо овец, оставшихся без барана,
блуждающих по участку заливки.
- У вас у всех и тут и там ВСЁ, ВСЁ СТОИТ! – набрасываюсь на них я, -
Вся фирма стоит! Пока на ушах, а скоро будет – раком!!!
- ТАМ!! СТОИТ!!! ТАМ!! – не унимался Кирюха, тыча пальцем куда-то в
потолок. Все дружно взглянули в указанном направлении. На длинном, во
весь цех, балконе, ведущем в разные подсобные помещения второго этажа,
действительно что-то стояло. Идентификации не поддающееся, и инвентарем
явно не являющееся.
- Уррррод, - сплюнул Леха и рванул к лестнице.
- Ага, точно, - радостно подтвердил Кирюха.
Я в туфлях на шпильке приотстала от ребят, но тоже в темпе оказалась
рядом.
ТО, что там стояло… э… как бы это… чтоб понятно было…
Раскорячившись во весь узенький проход, там стояла очень странная
скульптура, светло-серого цвета. Инопланетный монстр, иначе не назовешь.
Голова у монстра имелась, на ней сверху шипы, а ниже – какие-то полосы.
Шеи не было, зато была грудь и толстый буграстый живот, выпяченный
вперед. Наверное, это был беременный инопланетянин. Руки оканчивались
мощными ластами, были вывернуты назад и поперек всего прохода. Колени
тоже были загнуты наоборот, как у кузнечика, а в какую сторону смотрели
увесистые копыта, навскидку не определялось.
Вот ведь и есть уроды, подумалось мне (не про монумент), занимаются
черт-те чем, а работать кто будет?
- Ну и зачем вы эту байду сюда поставили??? – громко возмутилась я, -
Что за дебильные шутки, делать больше нечего?
Леха грустно вздохнул, и жестом показал Женьке, мол, развернем вдоль
прохода. Не без труда, но это было сделано и…
- Ва-а-а! – шарахнулась я и треснулась о перила. У статуи были ГЛАЗА!!
На затылке, как мне подумалось с перепугу. Глаза вращались и моргали. А
еще был рот. Оттуда вякало!
- Это… что?
- Это? – ласково ответил Женя, - Это не что. Это ЧМО!!!!!
- А… зачем… чмо… тут стоит?
- СТОИТ!!! – со злостью заорал Леха, - Стоит, гад, не шелохнется! Из-за
одного урода… М-м-м-м-м… Из-за одного урода ВСЁ стоит!! ВСЁ!!!!! Из-за
одного урода нам Дима (генеральный директор) таких чертей вставит, когда
приедет! НАМ!! ВСЕМ!! Из-за одного урода…

Пока ко мне возвращалась связность мыслей, ребята обрисовали картину.
- Этот… енот помойный… маму его да чтоб не папа и не туда… - коротко
объяснил Леха, - первую бетонку на себя вылил, паскуда… Пополз сюда за
каким-то… членом… И - вот, усох. Таракан бледный!!! Вражина! Кирюха вон,
по сейчас заикается….
А теперь в переводе.
Сегодня на бетономешалке, так называемого первого слоя работал Вася. В
растворе для первого слоя большое количество пластификатора. От этой
штуки застывший бетон приобретает высокую прочность, влагостойкость,
термостойкость и т. д., а главное – ОЧЕНЬ быстро застывает. Десять
минут – и готово. Через пару часов кувалдой не разобьешь. Так придурок
Вася, «не на то нажал», и вместо того, чтобы просто увеличить обороты,
вся эта бадья (килограммов 600) вылилась прямо на него. Хоть не на
голову, но его тут же сшибло с ног, а сверху лилось, лилось… Формовщики
схватились за лопаты, откопали Васю, поставили его в сторонку, чтоб под
ногами не путался, и в темпе – убирать всё это счастье с пола. Ведь
застынет сейчас, а потом спотыкайся! Прибежал Леха, велел Васе, этому
сироте во втором поколении, НЕМЕДЛЕННО, СЕЙ СЕКУНД снимать одежду. Вася
понял. Но неправильно понял. Вместо того, чтобы выполнить приказ
буквально, он поплелся в раздевалку (на второй ярус по лестнице и метров
сто по балкону в другой конец цеха). С каждым шагом медленнее,
ме-ед-ле-ен-нее… Не дойдя четырех метров застыл. Пластификатор штука
хоро-о-ошая. В суматохе про Васю забыли. Орать он не мог, и так едва
дышал. Ведь знал этот недоделок, КАК быстро это твердеет.
И тут из раздевалки во весь опор вылетел Кирюха, он там обедал и весь
цирк прозевал. С маху налетев на чудище с глазами, да ещё и шипящее, Кир
с воплем отпрыгнул и влетел задницей вперед в женскую раздевалку, к
счастью, пустую. Монстр никуда не уходил. Тогда Кирюха перемахнул через
перила, мигом слетел по пожарной лестнице. А дальнейшее я видела.

Смех смехом, а надо что-то делать. Сейчас мойщицы на перерыв пойдут, а
валерьянку из аптечки они уже давно сожрали. Визгу будет… Они у нас тоже
туповатые.
- А может по нему ломиком постукать? – предложил добрый человек Женя, -
может, рассыплется?
- Только вместе с содержимым, - заверил Леша, - да и с ломиком тут не
развернуться. И по чему стукать-то эту раскоряку?
- По голове, - мстительно предложил Кирилл, - Рога козлу поотшибать,
чтоб людей не пугал. У, морда!
Вася, поняв своей головенкой, изначально приделанной, чтоб было в чего
кушать, что его страдания сейчас будут завершаться путем эвтаназии,
замычал громче.
- Пацаны, тут с ним – никак! – сказала я. - Надо вниз спускать!
- А как? – спросил Женька, везя статую ближе к лестнице, - Кубарем?
Может, его в тот угол задвинуть, постоит, пока бабы пройдут, а там…
- …а там и ломик не поможет, – закончил за него Леха. Это Алексей
изобрел добавлять в раствор пластификатора втрое больше нормы, – чтоб
застывал быстрее и качественнее.
Вася закатил глаза.
- О! – осенило меня.
- О! – повторил Леха, проследив, на что я показала.
- Гениально! – все понял Женек и они убежали, попросив нас с Киром
«посторожить конструкцию». Чтоб ещё кого не напугал, наверное.
- Тельфер! Мне и в голову не пришло! – сказал Кирюха.

Васю обмотали тросами, зацепили крюком и, словно в авоське он
благополучно поплыл через цех. На свободную площадочку, укрытую от
любопытных глаз штабелями пустых поддонов.
Мы побежали вниз, и… о, боже! Только не это!
В дверях цеха стоял Любимый Клиент и внимательно наблюдал за нашими
манипуляциями. Ему прискучило меня ждать, и он отправился на поиски.
У Лехи сделалось такое лицо… Круче Васиного, да оно и понятно. Назревала
катастрофа.
Клиента я уволокла в офис, не пустив в тот угол, приняла заказ,
уболтала, попрощалась… Возвращаясь к месту спасательной операции, рыдала
со смеху.
- Ну?????? – хором выдохнули ребята, - Что?????
- Порядок. Он спросил: «О, вы уже и памятники делаете? И такой
оригинальной формы? Эксклюзивный заказ?».
- А ты????
- Да!!! Пытаемся. Пробный экземпляр. Полуфабрикаты не показываем, сами
понимаете. Отрабатываем технологию.
Последняя фраза произвела эффект взрыва. Это был хохот людей, замотанных
до того предела, когда уже всё до неработающего фонаря на Северном
полюсе.
- Слышь… - стонал Леха, держась за поддоны, - народ, а может продадим
ему это чучело?? Поставит у себя… на участке…. Ко… кормить бу… будет… А
он - ворон пугать!
Отсмеялись.
- О! – теперь осенило Женьку и он умчался в инструменталку.
- Мы его по частям разрежем! – выпалил он, гордо демонстрируя огромные
ножницы по металлу, вида ржавого и устрашающего, - Тоже не так-то
просто, но выбирать не приходится.
Вася замычал и потерял сознание (оставшись стоять враскорячку), так и не
поняв в силу природной тупости, что именно намерен делать Женька.
Просовывать их плашмя под «панцирь» и резать тряпочно-бетонную корку по
кусочку. Как медики гипс снимают.
Только-только взялся за дело, в цех с рёвом голодного льва ворвался
Игорь. Увидел недогруженный КАМАЗ, которого так и не дождался. Сейчас
еще увидит бездельничающих рабочих…. А потом ещё не то увидит… Бетонного
Монстра и Женьку, режущего его этим зловещего вида инструментом.
- ДА ЧТО ЗА Б… - завел он было, увидел картину, заорал и шарахнулся так,
что запнулся, шмякнулся пятой точкой на поддоны, и впал в ступор.
- Инопланетянина поймали, Игорек, - невинно улыбнулась я.
- Ага, - подтвердил Леха, хотим посмотреть, что там внутри. Вскрытие
делаем.
Игорь ошалело хлопал глазами, сидя на поддонах.

Ничего. Всё устаканилось. КАМАЗ догрузили. Я отправилась в офис, где
меня уже поджидала еще одна постоянная покупательница, «конвейер»
запустили. Васю «дорезали», он, в чем мама родила, сохраняя позу
каракатицы (присев и растопырив руки), удивительно проворно дошкандыбал
до раздевалки. И в той же позе, с «рогами» на голове, с такой счастливой
улыбкой, что бывает только у врожденных идиотов, радостно взбрыкивая и
блея, поскакал домой.
Больше в фирме его не видели.

157

Какой я жирный безобразный
Глаза б мои не видели меня
Такую видеть несуразность
Транжирить волю очертя

Не в радость мне «свиньи кормушка»
Зачем я столько ем жратвы
Наверно в жизни той был хрюшкой
А в этой лишь «стригу» плоды

Нет воли «пайку» поубавить
В «могилку резвенько бегу»
И трудно, что сейчас исправить
И вряд ли сделать что смогу

Еда наркотик неизбежный
Она преследует всю жизнь
Пред ней склоняюсь дурень грешный
И расслабляюсь словно слизь

Остановиться выход есть
И если б это сделать смог
Я б отказался вовсе есть
Свой рот защелкнув на замок

158

МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКОЛА
Сто лет назад, когда я был на сто лет моложе и регулярно отдыхал в Крыму
у друзей, случилась эта маленькая история из которой я извлек три важных
урока:
1) Семь раз отмерь...
2) Думай на полхода вперед...
3) Хорошо смеется тот...

Во дворе трехэтажного дома кучковались мелкие хибарки способные вместить
несколько десятков «студентов - отдыхаек»
Вокруг них я и крутился как кот: дискотеки, девчонки, разговоры до утра.
К старой татарке соседке, приехали в гости пожилые дети с
великовозрастным внуком. Естественно внук тут же перешагнул мелкий
заборчик и попросился в нашу компанию. Было ему лет двадцать пять и
звали его Радик. Тощий высокий, нескладный татарин с длинными волосами.
Первое что сразу бросалось в глаза – это то, что Радик был отчаянно
некрасив. Длинный горбатый нос, глаза в горстку, и вечно непроизвольно
отвисшая губа. В двух словах он был похож на грустного верблюжонка из
мультика.

В нашей компании была Лена. Дальше можно не продолжать, во всех подобных
компаниях бывает одна Лена и плотная группа остальных девчонок, которые
ей завидуют...
Вряд ли можно представить человека, который на Лену сказал бы:
«Симпотная, конечно, но ничего особенного... » Этот человек сразу вызвал
бы жалость к себе...
Все парни поделились на две группы – первая пыталась ухаживать за
красоткой, а вторая заранее понимала, что не по Сеньке шапка и чтобы не
терять времени изначально переключалась на остальных девчонок. Нужно
было торопиться (На море каждый жгучий день - на вес пресного зимнего
месяца...) Как-то среди ночи Лена сказала:
- Эх. Жаль не привезла свою гитару, сейчас бы песни попели...
И тут я вспомнил, что у друзей в сарайчике много лет валяется кем-то
забытая гитара "Кремона". Приношу, Лена в восторге, даже в щечку меня
поцеловала. Жаль, что на гитаре не было ни одной живой струны.
На следующий день красотка не поленилась, съездила в город и купила
набор капроновых струн.
Вечером началось веселье. Не то чтобы Лена хорошо играла, но с гитарой -
это уже не в сухомятку петь.
Радик пожирал гитару глазами, подпевал и заворожено наблюдал за тонкими
и вялыми руками гитаристки.
После очередной песни он мечтательно вставил:
- Эх, я с детства мечтал научиться играть на гитаре... Как это наверное
классно – любую песню можешь подобрать...
Лена улыбнулась:
- Хочешь, давай научу.
- Правда!? Я даже и не знаю, у меня со слухом не очень, да и голос
козлиный, но попробовать хочется...
Учительница надела гитару на Радика, взяла его левую руку и пристроила
непослушные и корявые пальцы на нужные струны.
- Давай Радик, жми сильнее и... р-р-аз...
- Больно как-то в пальцы струнами...
- А как ты хотел? Мне тоже было больно. Искусство требует жертв.
Радик коряво бамкнул правой рукой как волк Ну погоди - раздался
неприятный "блэмс", как будто уронили гитару.
Лена:
- Молодец. Давай, давай. ... Словно дельфины, черные спины, байдарок на
берегу... А тут правда нужно было уже два раза аккорд сменить, но уже
что-то...
- Ух ты, класс! Лена, поставь мне задачу и я буду целыми днями сам с
собой тихонько сидеть и тренироваться.
На следующий день Радик упорно бренчал, меняя аккорды раз в полчаса, при
смене помогая себе правой рукой...
Мы, конечно же, подтрунивали над ним, но не зло, все же у человека была
цель и упорство, хоть и не было таланта.
Лена по любому поводу хвалила своего упорного ученика, хоть особо и не
за что было... Даже купила ему толстый самоучитель. Радик с утра до
вечера пялился в него, пытаясь одним указательным пальцем изобразить
игру перебором. Каждый вечер строгая учительница принимала экзамен и
ставила оценки линейкой по рукам...
Через неделю Радик выучил свою первую песню на трех блатных... Лена была
в не себя от счастья... а уже вечером того же дня, некоторые из нас
видели как Радик с Леной ночью целовались у моря...
Мы, с плохо скрываемой завистью, подкалывали его:
- Повезло тебе Радик и на гитаре играть научишься, да и вообще отлично
устроился...
Время шло, они уже целовались при нас, а Радик вплотную перешел к
изучению баре.
Всю последнюю неделю Лена со своим учеником жила в одной комнате.
Наступил день расставания. Радик проводил Любимую учительницу на станцию
и посадил на автобус.
Вернулся совсем грустный и его можно было понять.
Я говорю:
- Не переживай Радик, хочешь я тебя научу играть на гитаре? Ты не
обижайся, но если честно, то Лена играет не ахти...
Тут я взял гитару и сбацал Цоя. Не буду хвастать, но играю я намного
выше среднего... Все, кто при этом присутствовали, тут же подтянулись и
начали подпевать.
Допели. Радик грустно посмотрел на меня и сказал:
- Грубас, если честно, то я не буду больше учиться играть и вообще,
хорош уже тебе гитару мучить. Я не люблю когда на хреновой гитаре,
хреново играют...
- Как это на хрено...? Ты что этим хочешь сказать...!? Это я то хреново
играю!!?
Радик протянул руку, взял у меня гитару, нервно подкрутил колки и...
заиграл «Полет шмеля... »
Оказалось, что Этот долговязый нескладный татарин закончил питерскую
консерваторию по классу гитары и увез своих родителей на ПМЖ в Германию,
где вкусно их кормил и модно одевал, зарабатывая сольными концертами и
выпуская диски...
До конца нашего отдыха, когда этот Сантана немного отошел от расставания
с Леной, он по вечерам выдавал на старенькой гитаре, такие нереальные
«запилы», что челюсти наши непроизвольно открывались и это делало нас
похожими на удивленных и в тоже время грустных верблюжат из мультика...

159

Ближе к вечеру. Духота за окнами. Хандра. Кондишен. Прохлада. Нытье:
«Холодильник пуст… авто… супермаркет».
Неохота до жути. Спорить? Бессмысленно. Убийственный аргумент: «Купим
тебе вкусненького… вечер… пиво… «фазана твоего темного»… холодненькое… в
баночках…».
Гараж. Авто. Кондишен-предатель – запашок… Уши замерзли, снизу
слиплось…. Колеса: «Ляп-ляп-ляп…» - плавящийся асфальт. В правом ряду
одни подонки и рейсовые автобусы. Нудный поиск парковки в теньке. Фигли
там… Солнцепек.
Длань мокрая на толкаче тележки, стою, рассматриваю в аквариуме живую
рыбу. Бедные толстолобики… Плен… Кипящее масло… Сплин. Сверху прохлада
кондишена с ароматной присадкой, уходить неохота.
Тычок в ребра:
- Смотри!
В пенопластовом квадрате под прозрачным целлофаном, кружки губной помады
для губ бегемотихи в окружении рыбьей кожи - нарезка лосося. Краем глаза
уловил – не моя… И спорить лень. Вяло отмахиваюсь:
- « Аха…» - Может сама поймет и отстанет.
Захват за рукав рубашки:
- Будешь?!
- Неа… - пытаюсь отстраниться.
Жесткий, с кожей, болезненный прихват, с жестоко-стремительным
разворотом:
- А ПАЧЕМУ!!!
Вижу перед собой разъяренные глаза абсолютно незнакомой мне, очень даже
симпатичной женщины. Гамма чувств напротив. Попытка узнать,
разочарование, удивление, боль понимания…
Направо от меня странные хрюкающие звуки. Словно душат кого-то. Поворот
её головы влево. Я синхронно вправо. Мужик одетый, так как и я, цепляясь
за навесной прилавок, в ступоре сдавленного ржания сползает вниз. В том
состоянии, что уже ничего поделать нельзя. Состояние аффекта. Вниз
ползут баночки с деликатесами. Она к нему: « …и ты молчал?!!!..». Я
бежать. Не люблю семейных разборок, битого стекла и разборок с охраной.
Свою нашел не сразу. Сыскал любимую. Самозабвенно, игнорируя
недоуменно-возмущенный взгляд незнакомого мужика, рачительно складывает
облюбованные баночки в его тележку.
Лето, духота. Асфальт плавится: «Ляп-ляп, ляп-ляп…».
Садовник.

160

Кишечной схваткою гоним
Я к санузлу вовсю стремился,
И вдруг какой-то гражданин
На перепутье мне явился.
Глазищем с облачным бельмом
В мои глаза бурился он:
Как банный лист ко мне прилип
И громко крикнул: "Стой, мужик!"
Десницей наглою своей
Меня хватал за мой филей.
А я, желав освободиться,
Лягался, словно жеребица,
Но он, цепляясь мне в фалдЫ,
Кричал, "Мужик, не бзди. Иди сюды".
Меня в кабинку затолкал
Насквозь всё видящий нахал,
И падали в очко мои
Как жала мудрыя змеи
Пылающие экскременты,
Пока я был на постаменте.
И он зашел ко мне в кабину
И молвил: вот бумага, мыло,
Вот вафельное полотенце..
Услуги все – от всего сердца..
И выдрал из мошны моей
Монеты две
По пять рублей..

1234