Результатов: 3

1

Ну, что в Крыму!? трубу не провели,
Распродают между собою винзаводы.
Народ,понятно, как всегда в тени,
а на верху наглеют воеводы:
Нахапали, настроили дворцов.
Кто правду скажет - сжечь как Аввакумов.
Толпа холуев,негодяев,подлецов
и очень редко честный и разумный.
Что молвит он?:"
Весна придёт, не долго ждать осталось.
А с урожаем Бог поможет малость.

2

В НОЧИ ВПОЛЗАЕТ СЛОВНО УЖ,
НО НАЧЕКУ НЕСПЯЩИЙ МУЖ!

Красива, молода, умна –
Всё воеводина жена!
И как зачин стихотворенья:
Порой у них случались тренья!
Хоть сам за сплетни не держусь,
Но смог расслышать: «Развожусь!»

Своей супруге воевода
(Слегка побив) не дал развода.
Уйти назло – тонка кишка,
Тогда б совсем секир-башка,
Ей ручейка журчали воды,
В чём ключик к сердцу воеводы.

Где не предвидится поход,
Сгодится похитрей подход:
Коль с полюбовником не жить,
С ним хоть бы мужа подружить!
С тех пор (тем тайну не нарушу!)
Им всем живётся душа в душу!

3

[b]«Царская милость» [/b]

Московское царство, 1654 год

Весеннее солнце золотило купола Кремля, когда царь Алексей Михайлович, облачённый в парчовый кафтан, вышел на Красное крыльцо. Перед ним, стройными рядами, стояло войско — стрельцы в алых кафтанах, дворянская конница в блестящих доспехах, казаки с длинными пиками. Начинался [i]отпуск [/i] — старинный обряд, когда Государь благословлял ратников на битву с ляхами.

Царь поднял руку, и площадь замерла.

— «Православные воины!» — голос его звенел в тишине. — «Идёте вы не на бойню, но на защиту земли Русской от супостата. Да будет над вами благословение Господне!»

Воинство грянуло в ответ: «Рады стараться, Государь!»

После речи ближние бояре и воеводы были приглашены на царский обед. В Грановитой палате столы ломились от яств, но главным было не угощение, а беседа. Князь Алексей Никитич Трубецкой, назначенный главным воеводой, сидел по правую руку от Государя. Лицо его было озабоченным — не от страха перед врагом, а от предстоящего церемониала.

По обычаю, перед самым выступлением в поход воевода должен был пасть перед царём на колени, обливаться слезами и причитать: «Прости, Государь, не поминай лихом!» — словно на смерть шёл, а не на ратный подвиг.

Алексей Михайлович, отхлебнув из кубка мёду, наклонился к Трубецкому:

— «Князь, негоже тебе, воеводе, перед всем народом слёзы лить. Поклонись мне в пояс — трижды четыре раза, как подобает, — и будет с тебя. Число правильное, Богу угодное.»

Трубецкой едва не поперхнулся. Такое послабление было неслыханной милостью!

— «Государь…» — прошептал он, — «не смею…»

— «Смею я, — улыбнулся царь. — Или думаешь, Господь меньше услышит молитвы, коли ты не расплачешься?»

Когда войско вновь построилось, Трубецкой, как и велел Государь, двенадцать раз поклонился в пояс. Народ ахнул — отступление от чина! Но царь лишь благословил воеводу иконой Спаса Нерукотворного.

— «С Богом, князь. Ждём тебя с победой.»

Трубецкой, облегчённо вздохнув, вскочил на коня, обнажил саблю и громко крикнул:

— «За мной, ребята! За Русь Святую!»

Войско двинулось в поход под звон колоколов. А Алексей Михайлович, глядя вслед, перекрестился.

«Молитвами твоими, Господи, спаси и помилуй землю Русскую…»

Так, с царской милостью и доброй шуткой, начиналась великая война за русскую правду.