Анекдоты про уцелевший |
Самолет терпит крушение. Чтобы успокоить и отвлечь пассажиров, командир корабля
посылает в салон стюардессу с приказом показывать пассажирам стриптиз. Она
выходит в салон и говорит:
- Вот сейчас я сниму юбку, и у нас отвалится правое крыло. А когда расстегну
блузку, у нас оторвется левое крыло... Она раздевается, крылья отрываются,
самолет падает. Уцелевший пассажир выбирается из-под обломков самолета, и увидев
стюардессу, кричит ей:
- И сама ты блядь И шутки твои блядские!
|
Поле боя... разруха, дымящиеся воронки, трупы, трупы, трупы... Последний
уцелевший солдат бредет среди этого кошмара. Проходит мимо одной из воронок -
там бесформенная груда мяса - где руки, где ноги... И вдруг из нее голос:
- Бра-а-а-ат... помоги-и... пристрели меня... Сжалился солдат. Прицепил рожок и
весь всадил в груду. Перекрестился и сказал:
- Пусть будет тебе земля пухом: -( И пошел дальше. Вдруг сзади:
- Сспасибо... бра-а-ат...
|
|
Поле боя, разруха, дымящиеся воронки, трупы, трупы, трупы...
Последний уцелевший солдат бредет среди этого кошмара. Проходит мимо
одной из воронок - там бесформенная груда мяса - где руки, где ноги... И вдруг
из нее голос:
- Бра-а-а-ат... помоги-и... пристрели меня...
Сжалился солдат. Прицепил рожок и весь всадил в груду. Перекрестился
и сказал:
- Пусть будет тебе земля пухом.
И пошел дальше. Вдруг сзади:
- Спасибо... бра-а-ат...
|
|
Самолет терпит крушение. Чтобы успокоить и отвлечь
пассажиров, командир корабля посылает в салон стюардессу с
приказом показывать пассажирам стрептиз. Она выходит в салон
и говорит:
_ Вот сейчас я сниму юбку, и у нас отвалится правое крыло. А
когда я расстегну блузку, у нас оторвется левое крыло...
Она раздевается, крылья отрываются, самолет падает. Уцелевший
пассажир выбирается из-под обломков самолета и, увидев
стюардессу, кричит ей:
- И сама ты б...6 и шутки твои б...ские!
|
|
Самолет терпит крушение. Чтобы успокоить и отвлечь пассажиров,
командир корабля посылает в салон стюардессу с приказом показывать
пассажирам стриптиз. Она выходит в салон и говорит:
- А когда я расстегну блузку, у нас оторвется левое крыло...
Она раздевается, крылья отрываются, самолет падает. Уцелевший
пассажир выбирается из - под обломков самолета и, увидев стюардессу,
кричит ей:
- И сама ты б..., и шутки твои б...ские!
|
|
Самолет терпит крушение. Чтобы успокоить и отвлечь пассажиров, командир
корабля посылает в салон стюардессу с приказом показывать пассажирам стрептиз.
Она выходит в салон и говорит:
- Вот сейчас я сниму юбку, и у нас отвалится правое крыло. А когда я
расстегну блузку, у нас оторвется левое крыло...
Она раздевается, крылья отрываются, самолет падает. Уцелевший пассажир
выбирается из-под обломков самолета и, увидев стюардессу, кричит ей:
- И сама ты б@#$ь и шутки твои б@#$ские !
|
|
Поле боя...pазpуха, дымящиеся воpонки, тpупы, тpупы, тpупы...
Последний уцелевший солдат бpедет сpеди этого кошмаpа. Пpоходит мимо одной из
воpонок - там бесфоpменная гpуда мяса - где pуки, где ноги... И вдpуг из нее
голос:
- Бpа-а-а-ат........помоги-и.... пpистpели меня.....
Сжалился солдат. Пpицепил pожок и весь всадил в гpуду. Пеpекpестился и сказал:
- Пусть будет тебе земля пухом :-( И пошел дальше. Вдpуг сзади:
- Сспасибо... бpа-а-ат...
|
|
Обсуждение защиты от кабана в лесу. Девушка Тропинка суммирует советы:
"Так... потребителям помогать больше не могу, потому что просуммировала все советы и получила итог:
Я выдвигаюсь в лес, в памперсе на случай принятия кабаном позы Камасутры, за поясом булатный кинжал, намазанный ядом черной мамбы или кураре.
В корзинке - запас молотого перца, баллончик с газом, петарды и алюминиевая вилка тыкать кабану в глаз.
Также имеется колокольчик и связка ключей от квартиры, отпугивать кабана звуками железа об железо. Сзади едет гаубица, на лафете - ружье со шприцом.
При заходе в лес кусты по ходу движения обрабатываются напалмом, обстреливаются из гаубицы и обтыкиваются ножом.
Если чудом уцелевший кабан все-таки напал на меня, я сначала применяю вышеуказанные средства в виде перца, газа и вилки и оцениваю результат.
При отрицательном результате я начинаю говорить с кабаном - властным голосом, без страха, но с гневом, попутно выясняя его литературные вкусы.
Если же и это не помогает, то я, стегнув его по носу прутом, прыгаю на дерево, мочусь сверху на кабана, пускаю петарды и звоню в колокольчик.
От совместного воздействия этих проверенных охотничьих методов кабан хлопается в обморок, а я спускаюсь с дерева, стреляю в него шприцом и полученный натюрморт фотографирую, подписывая снимок - Особенности грибной охоты."
|
|
Батюшки-святы!!!
Прочитал историю с проходом (пролётом, проплывом, проездом, нужное подчеркнуть) танков через реку глубиной более 2 м и вспомнил, как дед друга, бывший польский улан, рассказывал малолетним внукам:
... и тут на нас ринулись полчища немецких танков, но мы не оплошали, вскочили на коней и все, как один, налетели на врагов... Дааааааа, знатно мы порубили тогда немчуры... Последний уцелевший танк, скрипя ржавыми траками, развернулся и начал драпать, но я успел его догнать и своей шашкой 2 раза хорошенько ткнул ему в дупу, от чего он заглох, а подскакавшие братья-уланы добили его пиками...
Почему-то наклевались "танковые" вопросы:
1. Не был ли командиром танкистов некий Моисей?
2. Догоняли ли танкисты немцев или всё-таки бежали от египетского фараона?
3. Может, в азарте дед перепутал истории и рассказал ту, 2000-летней давности?
4. А что, на время войны у советских танкистов "не работают" законы физики и гидродинамики (хотя понимаю, война - когда гремит оружие, законы молчат...).
Чем дальше война, тем сказочнее рассказы ветеранов и тем более их пересказы.
Хочется напомнить и историю с одним ветераном гражданской войны:
...И тут на наш штаб налетели 2 дивизии белых, страшная была сеча...
- Деда, а в прошлый раз ты говорил, что тогда на вас напали 13 беляков.
- Внучек, в прошлый раз ты был слишком мал узнать все ужасы того боя.
|
|
Когда б вы знали, из какого сора. Знаете, да? Теперь вот из какого сора растут знают все. Рассказали в доступной и даже стихотворной форме. А я вот сейчас возьму и расскажу как их собирают, когда вырастут. По секрету. Я ж не Ахматова в конце концов, я стихи и поэтов вообще не понимаю, отчего люблю лирику Маяковского.
В общем, как-то раз студент третьего курса совершенно технического вуза напился портвейну в компании такого же студента чуть постарше и одного газетного работника. Пили в редакции, где этот работник заведовал отделом писем. Обсуждали предстоящую публикацию статьи про ректора института.
А может это был отдел даже и не писем, а еще какой-нибудь похожий. Хотя писем и прочей корреспонденции вплоть до заказных бандеролей в этом отделе было больше всего. Конверты и пакеты занимали все имеющиеся в комнате двустворчатые шкафы, громоздились на шкафах и даже на столах оставляли совсем небольшое свободное пространство для работы.
А может и не для работы, ведь на этом свободном месте вполне уместилась бутылка «Трех топоров», три стакана, сырок «Дружба» и немного нарезанного хлеба. Несмотря на порочную склонность к алкоголизму, пить никто из друзей не умел, и портвейн закончился в два взмаха стаканов.
- Я сейчас пойду доставать еще одну бутылку, - сказал хозяин кабинета тоном не терпящим возражений, - а вы мне поможете. Только не зевайте, а то добром не кончится.
Он поднялся со стула, подошел к одному из шкафов и задумчиво посмотрел на свисающую сверху груду конвертов и пакетов, возвышающуюся почти до четырехметрового потолка. После чего, вопреки названию своей газеты перекрестился и, сказав друзьям «держите письма», распахнул дверцы шкафа. В ответ на это увесистая бандероль спорхнула сверху и шмякнула газетчика по темечку, а несколько белых конвертиков осенними листьями закружились в воздухе.
- Кажется пронесло, - газетчик опасливо посмотрел наверх и потянул на себя спрятанную в папках бутылку.
Старый шкаф, протестующее скрипнул правой дверью. Газетчик потянул сильнее. Шкаф недовольно застонал и обрушил на троих друзей все свое содержимое.
- Ну что же вы? – укоризненно проговорил хозяин кабинета, - я же сказал: держите письма.
Вибрации укоризны нарушили хрупкое равновесие, установившееся было в шкафу, он накренился и сбросил с себя остальную гору бумаги.
- Это у тебя что? – спросил самый молодой самого старшего, поднимая с пола нераспечатанный конверт, - это вам пишут, а вы даже не читаете? Тоже мне гааазета.
- Нормальная газета, - ответил ему старший товарищ, поглаживая вполне уцелевший пузырь трех топоров, - а это не письма. Это стихи на ежегодный конкурс. Хочешь, читай, у нас все равно никто больше одного стихотворения не выдерживает. А там даже поэмы есть. И романы в стихах. И повести. И фельетоны. И даже эпитафии в стихах попадаются. Вот прям сейчас бери и читай. Если хочешь.
Молодой человек разорвал конверт и достал оттуда пожелтевший листок:
- Унесся корабль мечтаний, - прочел он и улыбнулся, - в бескрайнее море любви, на поиски…
- Там что все такое?
- Не, не все. Но многое. Давай уж еще парочку прочтем, все равно назад складывать надо.
Они уселись на пол, взяли по конверту и принялись читать.
- Нет, вы послушайте, - говорил сквозь смех кто-нибудь из них, - про дорогую Валентину Ивановну, ткачиху из Ленинграда, стихотворение. «Хочу быть швеёю», называется: «Попала мне под хвост шлея, и я пошла учиться, теперь ровнее нить моя, но дома не сидится».
- У тебя фигня, - перебивал другой, - посмотрите, что нам из Уфы нам пишут. Ээээ. Кто-нибудь башкирский понимает?
Чтение настолько увлекло друзей, что они забыли про портвейн, про закрывающееся скоро метро и про последнюю электричку с Ярославского. И даже не сразу заметили, что один из них надолго замолчал, уставившись в неровно оторванную половину тетрадного листа.
- А вот это вещь, - тихо сказал газетчик, - послушайте.
Он поднялся с пола и неровным голосом начал читать. Строки звенели. Звенели тихо и громко. Пронзительно и тяжело. Звенели, оставались в воздухе, бились в оконное стекло и с криком вылетали в приоткрытую форточку. Потом стихотворение кончилось.
- Сильно, - прервал, молодой затянувшееся молчание, - жалко, что я в стихах ни шиша не понимаю.
- Ну и молчи, раз не понимаешь, - прервал старший, - Вань, если ты это прям завтра не напечатаешь, ты мне не друг больше, - обратился он к газетчику, - а ты откуда конверт вытащил, может там еще есть?
- Завтра уже сегодня, - хозяин посмотрел на часы, - значит, сегодня уже не получится, а завтра мы попробуем. Обязательно. И вообще надо бы все письма посмотреть тогда. Вдруг еще попадется. Сейчас портвейном подкрепимся и продолжим.
И они продолжили разбирать совестную руду, упакованную в почтовые конверты. Но ничего больше не попалось. Через неделю газетчик протолкнул понравившееся стихотворение на последнюю полосу. И если этот вполне маститый член союза писателей узнает, что его судьба найдена на дне бутылки портвейна, он пожалуй, обидится. А зря.
|
|
Знаете ли вы, что компас изобрел поляк, единственный уцелевший после
памятной встречи с Иваном Сусаниным.
|
|
21 октября 1981 года, в Японском море на подходе к проливу Босфор Восточный (Владивосток) погибла подводная лодка «С-178». В нее врезалось рефрижераторное судно, которое вел нетрезвый старпом, а трезвый капитан отдыхал... лёжа. Получив смертельный удар, подлодка легла на грунт на глубине 32 метра с огромной пробоиной в шестом отсеке.
По большому счету, аварийную ситуацию создал оперативный дежурный бригады кораблей ОВРа Приморской флотилии, разрешив выход «Рефрижератора-13» из бухты, а его помощник, прибыв с ужина, не задумываясь, дал добро на вход «С-178» в бухту Золотой Рог, почему-то забыв передать на нее информацию о выходящем судне...
После рокового удара семь человек, находившиеся на мостике, включая командира ПЛ – капитана 3-го ранга Валерия Маранго, оказались за бортом. Личный состав кормовых отсеков погиб практически сразу. В носовых остались несколько офицеров и два десятка матросов. Командование принял старший помощник – капитан-лейтенант Сергей Кубынин.
Вместе с командиром БЧ-5 капитан-лейтенантом Валерием Зыбиным они приняли решение вывести уцелевшую часть экипажа через трубу торпедного аппарата. Однако людей в носовом торпедном отсеке оказалось гораздо больше штатного состава и спасательных комплектов ИДА-59 для выхода из затонувшей подлодки на всех не хватало... Тем временем командование ТОФ развернуло спасательную операцию, и появилась надежда, что спасатели смогут передать недостающие «идашки» на борт.
Ждать пришлось трое суток. Темнота, холод, отравленный воздух... Время тянулось убийственно долго. Силы подводников таяли, несмотря на то, что это были молодые крепкие ребята 19–20 лет. Кубынин был самым старшим – ему перевалило за 26 лет. Как старший по возрасту, званию и должности, он был просто обязан воодушевить подчиненных, вернуть им надежду на лучшее... Построив в кромешной тьме личный состав, Кубынин зачитал приказ о повышении всем званий и классности на одну ступень, не поленившись сделать соответствующую запись в военные билеты и закрепить ее при тусклом мерцающем свете аварийного фонаря корабельной печатью...
После этого каждому моряку был вручен знак «За дальний поход» (коробку с ними случайно обнаружили во втором отсеке). Настроение в полузатопленном отсеке резко поднялось, все мгновенно забыли о температуре и воспалении легких, которым на третьи сутки уже болели все поголовно.
Наконец, получив недостающие комплекты ИДА от спасателей, прибывших к месту трагедии на подлодке-спасателе «Ленок», Кубынин и Зыбин начали выпускать моряков. Люди тройками заползали в торпедный аппарат, который затем задраивался, заполнялся водой, после чего открывалась передняя крышка. А на выходе из аппарата ребят поджидали водолазы, препровождавшие их в декомпрессионную камеру на борту лежащего на грунте по соседству «Ленка». Тех же, кто по той или иной причине всплывал на поверхность, подвергали той же процедуре в барокамере надводного судна...
Самым последним, как и подобает командиру корабля, покинул «С-178» Сергей Кубынин. И сделать это одному человеку было чертовски сложно! Предстояло затопить первый отсек и, дождавшись, когда вода достигнет казенной части торпедного аппарата, нырнуть в него и проползти 7 метров железной трубы калибром 533 мм… Гул в воспаленном мозгу, работа на пределе человеческих сил и откровение на выходе из аппарата – вокруг никого! Как позднее выяснилось, спасатели даже предположить не могли, что последний оставшийся на борту сможет покинуть подлодку самостоятельно и… поставили на нем крест, свернув операцию! Кубынин выбрался на надстройку, решив добраться до рубки, а уж затем всплывать на поверхность. Не получилось – потерял сознание, и гидрокостюм вынес его на поверхность... Его чудом заметили среди волн со спасательного катера.
Сергей пришел в себя в барокамере на спасателе «Жигули». В вену правой руки была воткнута игла капельницы, но боли он не ощущал – находился в полной прострации. Врачи поставили ему семь диагнозов: отравление углекислотой, отравление кислородом, разрыв легкого, обширная гематома, пневмоторакс, двусторонняя пневмония, порванные барабанные перепонки… По-настоящему он пришел в себя, когда увидел в иллюминаторе барокамеры лица друзей и сослуживцев: они беззвучно что-то кричали, улыбались. Не испугавшись строгих медицинских генералов, ребята пробились-таки к барокамере...
Потом был госпиталь. В палату к Кубынину приходили матросы, офицеры, медсестры, совсем незнакомые люди; пожимали руку, благодарили за стойкость, за выдержку, за спасенных матросов, дарили цветы, несли виноград, дыни, арбузы, мандарины. Это в октябрьском-то Владивостоке! Палату, где лежал Кубынин, в госпитале прозвали «цитрусовой»...
Сергей Кубынин совершил в своей жизни по меньшей мере три подвига. Первый, офицерский – когда возглавил уцелевший экипаж на затонувшей подводной лодке; второй – гражданский, когда спустя годы сумел добиться, чтобы на Морском кладбище Владивостока был приведен в порядок заброшенный мемориал погибшим морякам «С-178». Наконец, третий, чисто человеческий подвиг – он взял на себя заботу об оставшихся в живых сослуживцах.
Сегодня им уже немало лет, и та передряга со всеми ее медицинскими последствиями ударила по организму самым сокрушительным образом. Бывшие матросы и старшины обращаются к нему как к своему пожизненному командиру, которому верили тогда, у смертной черты, которому верят и сегодня, зная, что только он и никто другой спасет их от бездушия и произвола военкоматских и медицинских чиновников. И он спасает их, пишет письма в высокие инстанции, хлопочет … заставляет-таки государство делать то, что оно обязано делать без дополнительных воззваний к президенту и высшей справедливости.
Сегодня, особенно после трагедий атомных подводных лодок «Комсомолец» и «Курск», стало ясно: то, что совершили капитан-лейтенант Сергей Кубынин и его механик Валерий Зыбин в октябре 1981 года, не удалось повторить никому. Разве что капитану 1-го ранга Николаю Суворову, организовавшему выход своего экипажа из затопленного атомохода «К-429».
Наградной лист на звание Героя России, подписанный видными адмиралами нашего флота, включая бывшего Главкома ВМФ СССР адмирала флота Владимира Чернавина, так и остался под сукном у чиновников Наградного отдела...
Сегодня мало кто знает об этом подвиге... И, тем не менее, мы помним своих героев. Мы знаем Сергея Кубынина! Ныне наш Герой служит в МЧС, несет свои вахты в должности оперативного дежурного МЧС Юго-Западного округа Москвы. Он по-прежнему остается Спасателем в полном смысле этого слова!
|
|
Перехожу к коммуне, ибо про Кукуй писать особо и нечего. Немного исторической справки. В пару кварталах от меня родился и рос раввин Кук. Для тех кто не в курсе это был в свое время главный раввин Лондона, а потом и Палестины и написал много чего интересного про эти места еще до меня. А само местечко было основано в 16м веке по решению папы Клиемента Седьмого Медичи. Когда-то там был речной порт и фактория по cбору меха, пеньки и воска, принадлежащих его семейству. Так как он планировал войну против испанцев и немцев, то организовал у нас строительство металлургического комбината. А следующий папа Иоанн Павел Первый отправил на эту народную стройку Римских евреев. В местном еврейском квартале вспыхнула эпидемия сифилиса после путешествий некоего Колумба и он пресек ее распространение.
Так был в чистом поле основан Иерусалим Семигаллский. Впоследствии комбинат разрушили шведы, а антисемит граф Клейнмихель провел по центру поселения железнодорожную ветку зацепив кусок кладбища. Расстроенные Рубинштейны заказали по этому поводу оду у поэта Некрасова со словами:
"А по краям то все косточки русские" и "Чу, смотри Ваня, встают мертвецы!"
К нашему времени славное прошлое полиняло и истерлось из памяти. Про нонешних обитателей местечка и писать то нечего. Люди едят, оправляют естественные потребности, случаются по мере сил и все. По праздникам едят шашлыки с вином. Вроде бы и люди интересных профессий, таких как старьевщики, нарко-диллеры или гадательницы по картам Таро, а сказать про них нечего. Зимою чистят снег, а летней порою оголяются и мелькают в просветах между туй голые румяные задницы или обвислые груди и прочее мясо.
Поздней осенью проводится ритуал утилизации дерьма, к общей канализации подключены только мы с соседским цыганом, 2,70 в месяц тоже деньги. Чистят нужники и пудр-клозеты. Дерьмо укладывают в ящики слоями перемежая слоями растительной ботвы. Весной этот торт "Наполеон" пойдет на удобрение помидор.
А в коммуне было что не человек, то личность. И самой заметной была даже не семья дочери бывшего городского головы Евгении, читавшей наизусть "Бородино" и "Полтаву" и игравшей на пианинах. Один из ее сыновей был православным епископом в Канаде. А жившее напротив этого дворянского гнезда семейство нашего Саши. На лестничной клетке было две квартиры. Это был уцелевший колоритный осколок древней России, который в самой России и не сыщешь. Предки их были родом из пригородного военного поселения, устроенного тем же графом Клейнмихелем для строительства железной дороги. Войны и революции обошли стороною волость и в конце концов они переселились со всем своим русским духом в город. Мама пекла большие тонкие блины, а папа играл на гармонике.
(продолжение следует)
|
|
- Скажите... у вас есть корм для кошек? - спросила девочка по-грузински.
Конечно из всей фразы я понял только одно слово - ката, которое в переводе означало кошку. Но что еще можно было спросить в зоомагазине про кошку, тем более что менее минуты назад я видел на улице ту самую "кату", которой похоже и предназначался спрашиваемый корм.
Продавщица понимающе улыбнулась и отвесила девочке и ее маме добрую мерку четырехларового сухого корма, завернула в двойной пакет и выбила чек.
Девочка просияла, схватила пакет двумя руками и выбежала наружу с криком кис-кис, звучавшим одинаково на всех языках мира. Кис-кис отозвался незамедлительно, сменив маску жалобного шрековского котика на лицо, исполненное благодарности за спасение от голодной смерти.
В отличие от юной спасительницы я уже хорошо знал эту хитрую черную морду - самого известного кота в Батуми по кличке Моше Даян, или просто Мойша.
В батумский зоомагазин на углу Гамсахурдиа и Жордания, что сразу за армянской церковью, я зашел по пути к морю, вспомнив что для Безымянной Собаки нужно купить противоблошиный ошейник. Бедняга похоже добывала бОльшую часть белковой пищи непосредственно из своей шерсти, ежеминутно выкусывая очередного паразита то с ноги, то с хвоста. Ошейников увы не было, и я уже собрался уходить, задержавшись у клеток с попугайчиками, когда услышал девичий голос про ката джами (кошачий корм).
Ката смиренно сидел снаружи за стеклянной дверью. Дальнейшее зрелище, виданное мной уже не раз, все равно было достойно небольшой паузы, я присел на лавку у церкви, наблюдая за Моше Даяном.
Кличку он получил благодаря своему внешнему виду и способности к выживанию в любых условиях. Представьте себе боевого грузинского кота, дотянувшего на улице до восьмилетнего возраста. Заставшего еще режим Абашидзе и банды автоматчиков в портовом городе, пережившего голод и холод двухтысячных, революцию роз, смену власти, ремонт центральных улиц, пуск канатной дороги и открытие пятизвездных отелей вдоль Приморского бульвара. Он видел в этой жизни всё. И это всё отразилось на виде его самого.
Кончик хвоста Мойши смотрел вверх при любом его настроении, сломанный в двух местах. Одно ухо торчало как у овчарки, половина второго была потеряна в боях. Левого глаза тоже не было, вместо него через всю кошачью морду шел глубокий шрам, так и не заросший шерстью. Передняя левая лапа слегка прихрамывала, хотя зная его характер я мог предположить, что хромает он только в нужные моменты. Уцелевший глаз светился яростным зеленым огнем даже в такой солнечный день, как сегодня.
Выжив в схватках и битвах, пронеся хвост и глаз через все страдания, дожив до немыслимого на улице возраста - городские кошки редко дотягивают и до двух лет, разгрызаемые стаями собак, наматываемые на колеса грузовиков, замерзающие насмерть в холодных подвалах - Мойша был среди сородичей авторитетом, паханом, дедом, смотрящим, котом в законе. И место он себе определил самое главное в городе - у дверей зоомагазина.
Питавшиеся рыбацкими подачками облезлые портовые попрошайки, гоняющие друг друга задохлики у лавок с шаурмой и шашлыками - не могли и мечтать о таком месте. Мойша питался исключительно сухим кормом, сбалансированным и выверенным, испытанным в течении многих лет на своих сородичах. Любой соперник, случайно появлявшийся в радиусе сотни метров от его зоомагазина тут же изгонялся светом изумрудного мойшиного глаза, и глухим низким рыком.
Другое дело люди. С людьми нужно было уживаться, люди были источником еды. Тут даяновскому артистизму не было предела.
Несколько дней подряд я наблюдал за его выходом. Обычно это происходило после полудня, часа в два дня, когда местные мамаши уже вели домой из школы своих отпрысков. Мойша выбирал жертву, и заранее занимал стратегическое место - слева от двери в магазин, на нагретом бетонном выступе, аккурат размером с его тушку. С каждым приближающимся шагом ребенка вид кота становился все жалостнее, все несчастнее. Не удивлюсь, если на последних метрах он еще и пускал слезу из единственного своего глаза.
Первый раз я тоже купился на всю эту станиславщину. Сердце дрогнуло при виде умирающего с голоду несчастного котика, ноги сами понесли в зоомагазин, продавщица привычным движением отмерила фунт самого дорогого корма. Кис-кис! - вышел я с пакетом на улицу, чтобы накормить хромого одноглазого инвалида.
Инвалид смерил меня изумрудным моновзглядом, сунул морду в пакет, аккуратно подцепил его зубами и уволок в тенистый угол, не удостоив даже намеком на благодарность.
На следующий день его несчастная тушка опять валялась у зоодверей, являя собой памятник всем жертвам голодомора. "Мама, смотри какой бедный котик!" - через улицу к нему уже тянула руки очередная юная жертва. Мама в ответ шипела про блох и послушно плелась за чадом в магазин.
Через пару дней я не выдержал и зашел внутрь, перешагнув через бездыханное одноглазое тело, растянувшееся совсем уже на пороге, окликнул продавщицу, мол, что это за шоу-программа у них тут на входе каждый день.
- А, это наша звезда, Мошик. Уже год как промышляет. - ответила та с улыбкой, - такой жулик! Вы не представляете!
- Да я уже который день за ним наблюдаю. Пройдоха и артист каких поискать.
- Это точно. Да я не против, люди идут, корм продается, у каждого свой бизнес.
Снаружи через стекло нехорошо светился подозрительный зеленый глаз.
- Я вот одного не пойму, куда ему столько еды? Ведь он в день выпрашивает корму на троих! Он бы лопнул давно с такой диеты. Фарцует ей что ли? Тоже бизнес?
- Знаете, я сначала тоже удивлялась. А потом заметила, куда всё уходит.
- Да? Ну и куда же?
- А вы понаблюдайте еще немного... - улыбнулась продавщица и отвлеклась на очередного покупателя.
Я вышел на улицу, снова переступил через пушистого мафиози и подмигнул ему. Тот не увидел в моих руках вожделенного пакетика и презрительно отвернулся.
В этот момент я услышал тонкое едва уловимое мяукание откуда-то из глубины кустов за углом магазина, и замер. Через секунду оттуда показалась Кошка.
Это была самая красивая кошка, которую я вообще видел в своей жизни. Дымчато-серая, с белоснежными лапками, с белейшим кончиком хвоста и с изящной тонкой мордочкой. Глаза у нее были даже не зеленого, а какого-то сумасшедше-оранжевого цвета, огромные, лучистые, испускающие на всё вокруг мягкий и теплый свет.
Кошечка потянулась, выгнула длинную тонкую спину, взмурлыкнула на солнце и жмурясь подошла к одноглазому разбойнику. Потерлась носом о его лишенный шерсти шрам на морде, лизнула в щеку, что-то промурлыкала в обрывок боевого бандитского уха. Потом грациозно повернулась и неторопясь снова исчезла в зарослях.
На морде самого известного батумского кота было даже не счастье. Там было наивысшее блаженство, умиротворение, неимоверный кайф и нега. Счастливее этого кота не было ни одного существа на всем побережье.
Я подмигнул бандитской его морде, наконец нашедшей смысл всей своей жизни. Готовой ради этих нескольких секунд блаженства проползти пол-вселенной на карачках, потерять по пути оба глаза, сломать себе хвост и лапу, порвать стаи котов и собак, вытравить любую живность в радиусе сотен метров от своего прибежища, притворяться самым несчастным и голодным котиком на свете - ради неё одной.
Взгляды наши пересеклись, и на секунду мне показалось, что Мойша подмигнул мне своим единственным изумрудным глазом.
- Скажите... у вас есть корм для кошек? - послышался из магазина тонкий детский голос.
|
|
