Результатов: 457

452

В детстве я была очень худенькой и хрупкой девочкой. Возможно в этом была виновата экология большого города, может просто мне не нравилась садовская еда, но я была очень худенькой и часто болела, поэтому периодически меня отправляли на откорм к бабушке. Для любой бабушки все внуки по определению – тощие и голодные, а уж у моей бабушки слезы на глаза наворачивались на меня глядя. Она только ругала родителей:
- Вы, ироды, что совсем ребенка не кормите в городе? Я после блокады толще была, когда меня вывезли в 43 году. Отдайте ее мне на месяц, хоть отъестся на домашнем молоке.
На деревенской сметане, простокваше и оладьях с вареньем я набирала какой-то вес и становилась похожей на нормального ребенка. Перед обедом бабушка мне давала пол чайной ложки какой-то гадости, даже хуже рыбьего жира, но от этого лекарства у меня был хороший аппетит, крепкий послеобеденный сон и красивый румянец на щеках, прям девочка с шоколадки Аленка.
Я точно не припомню возраст, наверное мне было года 3, может 4 тогда. Я уже знала много букв, но еще не умела читать. Зато знала много умных слов, в основном от дедушки, он был образованным человеком и членом партии, выписывал газету Известия и говорил как-то особенно, а не как тракторист Генка и не как доярка баба Маня из дома напротив. Он мне рассказал, что такое бандероль и телеграмма. Бандероль из города- это очень хорошо, это мама мне конфет, а бабушке закаточных крышек отправила. Дед сказал, что когда за мной приедут родители, то дадут телеграмму. Я все правильно поняла, приедут за мной родители и дадут мне телеграмму. Надо запомнить слово, хоть спасибо скажу, когда они мне ее дадут.
Однажды бабушка начала жаловаться подружкам на лавочке, что сильно устает и надо бы лечь спать пораньше, так что, дорогие, если я сегодня или завтра не выйду посидеть с вами, не обессудьте, сплетничайте без меня, а я отдохну и через день-два вернусь. Мне это казалось подозрительным, бабушка была довольно энергичной и с утра таскала на пару с дедом ведра с водой, корыта, какие-то тазики и банки. На и так тесной кухне было негде повернуться от этого добра. Но я во взрослые разговоры не лезла. Раз сказала, что надо лечь спать пораньше, значит так и надо, пусть отдохнет.
После обеда дедушка и бабушка занимались своими делами, возможно даже пошли в магазин, а я сама гуляла во дворе. В те годы за это соседи не вызывали органы опеки и ювенальную юстицию. Это было нормально, как-то выросли. А чтоб я не маялась дурью мне оставили корыто с водой, ершик и гору бутылок. Вот такое у меня было развлечение- перемыть до вечера кучу бутылок. Сказали, что бутылки для лекарства.
Пока дед с бабушкой где-то возились, пришла почтальенша, дала какую-то бумажку и сказала отдать деду. Точно вам скажу, что не бандероль, просто бумажка. И не телеграмма. Телеграму мне дадут родители, когда за мной приедут. А так просто бумажка. Я положила ее куда-то на кухню и через минуту забыла о ней, у меня был непочатый край работ, меня ждали бутылки в корыте.
Вечером дед с бабой уложили меня спать раньше, чем курей в курятнике, наверное до «Спокойной ночи, малыши», а сами стали греметь на кухне. Уснешь тут!!! Не знаю, чем они занимались, я раньше такого не видела, что-то пыхтело на плите и воду ведрами подливали в корыто. На столе стояли в ряд мои чистенькие бутылки для лекарства.
Конечно меня одолевало любопытство, но все-таки я довольно быстро уснула, хилый у меня организм был в детстве.
Проснулась довольно скоро, дома творилось что-то невероятное. В окно и в дверь настойчиво стучали, дед с бабой носились, как ошпаренные с бутылками, судорожно разбирали корыта и тазики, на полу были лужи из воды и вся кухня пахла моим лекарством. В дверь продолжали стучать... Странно, что собака во дворе не лаяла.
Я вышла на кухню, но на меня особо не обращали внимания, просто бегали с тазиками. Запомнились фраза бубушки «ну билет-то тебе придется положить!». Вообще ничего не понятно, какой билет, куда положить. Дед с поникшей головой пошел открывать двери. На пороге была моя мама. Теперь понятно, почему не лаяла собака, и как мама смогла постучать в окно. Она всю жизнь прожила в этом доме, уж калитку точно знала, как открыть, а собака ее не считала чужой. Мама спросила, почему ее не встретили на остановке, она ведь отправила телеграмму, хорошо, что тракторист Генка проезжал, подбросил ее до дома с чемоданом на тракторе.
Я радостно обняла маму. Дедушка и бабушка обняли ее с еще большей радостью и наконец-то немного успокоились после дикой беготни. Потом у меня спросили, не приносила ли почтальенша телеграмму. Я сказала, что телеграммы не было, мне ее мама сейчас даст, а вот какую-то бумажку да, приносили, я ее на стол положила, как раз там, где сейчас бутылки для моего лекарства стоят. Маму очень заинтересовал вопрос «моего лекарства» и чем я таким болею.
Взрослые потом долго о чем-то говорили без меня. Вроде даже ругались, но я уже крепко спала...
Утром дома все было, как обычно. Веселые бабушка и дедушка, вкусные блины с вареньем, чистая кухня без тазиков и корыт, моя мама со строгим взглядом. На обед меня оставили без лекарства, но я и без него уплетала за обе щеки наваристый борщ со сметаной.
После этого эпизода бабушку не лишили удовольствия общения с внучкой, я по-прежнему часто приезжала к ней, но лекарств мне больше не давали и вообще завязали с изготовлением лекарств дома, чтоб у деда не забрали билет, само собо партийный.
На дворе было начало 80-х, деревья были большими, а мои бабушка и дедушка были молодыми. И завтра моей бабушке исполнилось бы 100 лет.

453

1975 год, Леонид Ильич Брежнев вызывает к себе Юрия Владимировича Андропова:
- Слушай, Юра, тут ко мне с официальным визитом приехал Хонеккер...
- Да, знаю, Леонид Ильич, и что ?
- Ты бы к нему приставил кого-нибудь, чтобы посмотрели с кем он встречаться будет, о чём разговоры разговаривать и всё такое, ну ты понимаешь.
- А в чём дело то, Леонид Ильич ? Товарищ Хонеккер же наш, верный ленинец и марксист, с нацистами боролся.
- Да понимаешь какая штука, вот раньше мы с ним когда встречались то обнимемся, как верные товарищи, поцелуемся крепко и я чувствую что у него встаёт, ну оно и понятно, самого дорогого Леонида Ильича же встретил, от радости значит, да и немец к тому же, а в этот раз обнялись и нечего, вообще никакой эрекции.
Андропов слегка обалдевший от таких признаний не растерялся и говорит:
- Ну так, Леонид Ильич, у него же возраст уже, ему уже 63 года, какая уж тут эрекция.
- Да? Ты смотри как время летит, а я уж, грешным делом, подумал что он к оппортунистам переметнулся

454

1975 год, Леонид Ильич Брежнев вызывает к себе Юрия Владимировича Андропова: - Слушай, Юра, тут ко мне с официальным визитом приехал Хонеккер... - Да, знаю, Леонид Ильич, и что? - Ты бы к нему приставил кого-нибудь, чтобы посмотрели с кем он встречаться будет, о чём разговоры разговаривать и всё такое, ну ты понимаешь. - А в чём дело то, Леонид Ильич? Товарищ Хонеккер же наш, верный ленинец и марксист, с нацистами боролся. - Да понимаешь какая штука, вот раньше мы с ним когда встречались то обнимемся, как верные товарищи, поцелуемся крепко и я чувствую что у него встаёт, ну оно и понятно, самого дорогого Леонида Ильича же встретил, от радости значит, да и немец к тому же, а в этот раз обнялись и нечего, вообще никакой эрекции. Андропов слегка обалдевший от таких признаний не растерялся и говорит: - Ну так, Леонид Ильич, у него же возраст уже, ему уже 63 года, какая уж тут эрекция. - Да? Ты смотри как время летит, а я уж, грешным делом, подумал что он к оппортунистам переметнулся

455

Дык вот, проходили в июле в Пятигорске соревнования парапланеристов общероссийского и украинского масштаба. Целый день летаешь, а вечером у костра разговоры такие жизненные идут. И вот тут начинается сама история, которую рассказал один лётчик, по профессии хирург, работает в деревенском амбулаторном пункте. Естественно, основные пациенты - колхозники или трактористы, нажравшиеся до коликов и потом порисовавшие друг друга ножом, и тому подобные личности. А один раз приходит к нему мужик, спокойно так приходит, с изрисованным в лохмотья лицом (представлять этого себе не надо), и с... финкой в сердце. Причём при полном сознании и разуме. Естественно, после оказания первой помощи хирурга заинтересовало, что же произошло.
Пациент рассказывает:
- Пошёл я охотиться на бобров. С самодельной бомбочкой. Но воспользоваться ею не успел, так как рванула она прямо в руках. Лицо в хлам, естественно, всё в крови.Потерял сознание. Потом пришёл в себя и думаю: "Ну, блин, рожа вся в крови. А сейчас на кровь сюда придут волки, они кровь чувствуют. Не, живым не сдамся!". Достал финку - и в сердце. Потерял сознание. Потом пришёл в себя: "Блин, живой! И волки чего-то не пришли...".
Встаёт, отряхивается и идёт к врачу.

456

Есть такая профессия – ну вы знаете…

Валерка соседом моим был – двери на площадке напротив. Я хоть его старше на три года – но дружили. Неизбежная ситуация, когда квартиры распределяет заводской профком – все всё про всех знают. Как в деревне – родители работают вместе, дети вначале вместе ходят в детский сад, потом – в одну школу. На лето в пионерский лагерь – блин, и тут одни и те же знакомые рожи. За десяток лет примелькаешься- ты всех знаешь, и тебе все знакомы.

Я Валерке иногда с уроками помогал, раз было одноклассникам его лёгкое внушение сделал- чтоб не обижали. Но он и сам себя неплохо поставил- что что, а трусом Валерик не был никогда. Борьбой занимался- перворазрядник.

Когда заканчивается детство, дороги расходятся – я переехал, разом оборвались все связи со старыми приятелями. Про Валерку знал только, что он закончил военное училище – не Бог весть что, командное общевойсковое, получил своего лейтенанта, и уехал служить куда- то на Северный Кавказ. А в следующий раз мы с ним увиделись уже в самом начале века – я к дочке в гости заходил – она живёт в том микрорайоне, гляжу – ладный такой мужик, в камуфляже, но без знаков различия – и он на меня смотрит-

- Лёнька, ты что ли? Ни хрена себе, сколько не виделись! Здорово!

Мы посидели в кафе, выпили маленько. Обменялись новостями – кто как живёт. Валерка только вышел на пенсию- оказывается, он прошёл обе Чечни, дослужился до подполковника, а после контузии его комиссовали, выделив скромную пенсию.

- Хрен его знает, что дальше делать. На эти деньги разве проживёшь? Пойду работу искать- мне же ещё всего тридцать шесть, а уже пенсионер, блин. Только ведь я делать особо ничего не умею – кроме, как батальоном командовать.

- Да, знаешь, мне земли участок предлагают под Всеволожском – типа дом построить. На что я его строить буду? Денег нет и не предвидится.

- Не выпендривайся, бери. Оформишь собственность, может хоть продашь потом – место хорошее.

Вот так поговорили и опять разошлись. Я слышал, что Валерка уехал куда- то чуть не в Якутию, вроде как водителем на прииск. Там стаж рабочий считается год за два, и зарплаты до небес.

Прошло ещё время, и году в двадцать третьем мы снова случайно встретились. Он по прописке так и числился в той квартире, что когда- то была напротив моей.

- Слушай, что расскажу. Я тогда оформил- таки на себя этот кусок земли. Получил свидетельство о собственности и поехал деньги зарабатывать – чтоб было на что дом построить. Заработал. Вернулся недавно, смотрю туда- что за хрень? На моей земле заправочная станция. Поговорил с администратором- тот в отказ- ничего не знаю, это вам в центральный офис. А там со мной поначалу и разговаривать не стали – иди на хрен, говорят. На хрен? Не на того напали. Я поговорил с их начальником охраны, обменялись любезностями. Калечить не стал, но дал понять, с кем дело имеют.

- Тут сразу тон другой пошёл. Начались разговоры о компенсациях, о равноценной замене- выяснили, что к чему, засуетились. Двадцать лет назад это был пустырь, сейчас там элитный коттеджный посёлок- на старости лет жить- красота. А они мне в компенсацию участки в таких чёртовых гребенях предлагают – вот уж на хер, жуйте сами с волосами.

- Ну подал я в суд, да на заседание в форме пришёл – с наградами и нашивками. Судья, как это увидела, даже размышлять не стала. Присудили мне полную компенсацию- а вариант продажи земли хоть и выгодный, но я выбрал аренду. Вот они мне и выплатили за восемнадцать лет задним числом, да составили договор – теперь я с управляющей компании ежемесячно ренту получаю – побольше, чем обе мои пенсии. Место там слишком удобное – эта заправка такие деньги приносит, что им небольшой дополнительный расход не в тягость.

- Так что я в долгу у тебя – это же ты меня тогда заставил участок на себя оформить, сам бы я поленился.

- Ну поздравляю. Считай на безбедную старость ты себе заработал – можно теперь и побездельничать.

- Какой бездельничать? Уезжаю я.

- Куда, на хрен, тебе же под шестьдесят уже?

- Как куда? На Донбасс. Такому как я там всегда дело найдётся.

- Ну Валерка, ты даёшь. Снимаю шляпу. Респект.

- Ты же помнишь, я без дела не могу – характер такой. Опять же – «Есть такая профессия…»

Вот такой у меня приятель – бывший сосед. Да, а в колодке у него на кителе я две «Отваги» разглядел – у моего отца такая же медаль была, не спутаешь.

457

Некоторые люди всерьёз убеждены, что всё зависит от желания. От силы мотивации. От личного выбора. Мол, если ты действительно хочешь ты добьёшься. Если нет ну, значит, не так уж и хотел. Это удобно. Это красиво. Это освобождает от ответственности. Но в этой конструкции отсутствует кое- что важное. И это не философия. Это простая математика. Представьте: вы говорите, что скорость автомобиля зависит только от мощности двигателя. И при этом не принимаете в расчёт, что дорога может быть разбита, что идёт дождь или гололёд, что в багажнике тонна камней. Что машина, может быть, вообще едет в гору. Можно, конечно, и дальше делать вид, что дорога ни при чём. Что всё дело в двигателе. Но это не просто наивность. Это нежелание видеть помехи. Нежелание признавать, что человек не существует в вакууме. Что есть обстоятельства. Есть внешнее. Есть объективное. И это не отменяет личной силы но и не превращает её в магию. А потом, конечно, начинаются разговоры: он просто не старался, она не захотела, им не хватило характера. И всё бы ничего если бы не одно « но»: за этими словами чья-то сломанная жизнь. Чей-то страх. Чья-то тишина. Та самая, когда человек долго молчит не потому, что не хочет говорить, а потому, что никто не слышит. Мы не обязаны понимать всё. Но мы обязаны помнить: там, где кажется просто слабость, может быть просто боль.