Анекдоты про палаты
[ Свежие анекдоты ]

Результатов: 264

251

Коллега рассказывает.
Шибанул его на службе загородом в Новый Год инсульт. Ощущения - все кружится, где верх где низ непонятно.
Скорую ведомственную удалось вызвать. Хорошо дороги загородом были почищены - приехали, закинули в катафалк и повезли в районную больничку. Привезли, сгрузили, начали делать анализы. Все кружится, кидают и таскают как куклу. Раздели совсем, закинули на каталку и повезли в свое отделение. По улице, голого, на каталке, тряпочкой правда накрыли.На улице минус 30. Корпуса больницы - бывшие заводские общежития-казармы. Жестко - метров 500 по морозу голого и в снежной каше толкает санитар каталку с инсультником. Повезло, что в корпусе были молодые врачи, не испорченные раздолбайством, смогли быстро поставить капельницы и кое как мозги начали приходить в порядок. Надели криво косо памперс, так как коридор от палаты до туалета под 40 метров. Больных точно далеко за сотню. 3 унитаза на всех, которые еще и точно не снайперы. Экстрим по полной. Но лечение, анализы, реанимация все быстро, грамотно. Через пару дней уже начал ходить, а еще через день был отправлен на такси домой с направлением в профильную клинику.
В профильную почти неделю потребовалось на оформление бумаг, а там все красиво, ухоженно и ни хрена не лечат. Консилиумы, обсуждения, глазки в потолок. Медсестры никуда не торопятся. Все традиционно. Сейчас коллега уже на работе, есть сложности с памятью, выручают бумажки с записями. А мы в раздумьях - если бы не бесплатная больничка с сотнями больных в бывших казармах и конвейером в реанимации, то смог бы он выжить в красивых и неторопливых палатах дорогой частной клиники. Вряд ли.

PS Это к слову не Россия, хотя .....

253

Было дело у нас, еще в докарантиновский период. Работала у нас в бухгалтерии одна девочка, лет, ну, 21-23, не больше. Девочку звали не Ксения, но для вас она будет Ксенией. Закончила какой-то экономический университет и сразу начала работать у нас. Очень быстро поняв её бесполезность, я к ней не обращалась с вопросами. Через пару месяцев должность секретарши зама освободилось и её из бухгалтерии перевели туда. Помню, как главбух был счастлив и просил эйчар менеджера (главную кадровичку или «Анаконду» по-нашему) её не возвращать.

А зам даже пару недель не сумел с ней работать, и Ксения перешла в отдел для бездарных папиных деточек и любовниц руководства, то есть в отдел кадров. Какого же было моё удивление, когда Анаконда начала всем жаловаться, что Ксения не справляется, а уволить её не может, потому что она дочь друга гендира. Как можно не справляться с такой тупой шаблонной работой, удивилась я тогда. А когда Ксению перевели в ресепшен, всё мне стало ясно. В обязанности ресепшена у нас входило не только встречать гостей и отвечать на звонки, но и снимать копии и сканировать документы по просьбе других сотрудников. Вот одной из этих других сотрудников была я, иной раз еле поднимала огромную кипу документов, которых нужно было ксернуть либо отсканировать. Можно тут сказать – и что же тут сложного? Поставила пачку документов в аппарат, нажала на кнопочку и всё, аппарат сам снимает копию либо сканирует. Но блин, Ксении удавалось и тут облажаться, то забудет про часть документов, то не нажмёт на двухсторонний скан. Жалобам на неё не было предела. Анаконда не знала, что делать, а самой Ксении хоть бы хны.

Вообще она была довольно интересным персонажем, странно было видеть такую в офисе. Меланхоличная девица с детским лицом, всё время как будто парила в облаках, была не из мира сего. Через 5 секунд общения связь с ней прерывалась, хоть и смотрела на собеседника и кивала, но я по глазам видела, что её тут нет. Наверное, из-за этого у неё не было друзей. Обычно я именно тот экстраверт, который вытаскивает интроверта из его панциря и насильно сдруживается с ним, но в то время помнится у меня было несколько громких и скандальных уголовных дел, из-за которых мне вообще не до неё было. Будь у меня больше времени, может и успела бы узнать и подружиться с ней, но кто знал.

В конце декабря у нас был корпоратив. В какой-то момент корпоратива ведущий объявил конкурс талантов. Кто-то спел, кто-то сделал сальто, веселились, короче. И ведущий спросил, а кто может сыграть на каком-либо инструменте? Наступила тишина, я вообще чуть не спряталась в страхе, что кто-нибудь да вспомнит про моё музыкальное образование. И тут потихонечку с другой стороны зала начали в такт аплодировать и кричать «Ксе-ни-я, Ксе-ни-я». Через 5 секунд уже весь зал хоть в недоумении, но требовал Ксению. Ксению чуть ли не насильно вытащили на сцену, она села за огромную белую рояль, которую я до сих пор воспринимала как муляж и начала играть.

Когда укорачивала эту историю, рука никак не поднялась удалить следующий абзац. Уж простите за историю внутри истории.

Есть одна песня, слова которой написала одна известная поэтесса за несколько недель до своей смерти. Она лежала в больнице и не понимала, почему её горячо любимый муж, который тоже поэт, не навещает её. В этом стихотворении все цветы, которые цвели прямо у окна палаты поэтессы ждали и звали Его, грустили от того, что любимый человек романтической героини всё никак не приходил. От поэтессы скрывали, что её муж уже умер в другой больнице. Один из друзей семьи, довольно известный композитор, сочинил песню на эти стихи, а другой друг, который до сих пор очень известный певец, спел эту песню прямо в палате для поэтессы. Дослушав песню, поэтесса тихо спросила:

- Он умер?

Если до этого здоровье у поэтессы шли на поправку, то после этой истории она уже не встала и через пару недель умерла в той же больнице. Песню записали, и она до сих пор любима.

Эту историю я слышала по телеку от тех же друзей поэтессы. Песня и так для меня была и красивой и немного грустной, после этой инфы вообще сложно стало слушать без слёз. А тут Ксения взяла и сыграла эту песню так, что у меня лично слёзы текли несмотря на тяжелый макияж. Если можно было передавать эмоции через игру на рояли, то она это сделала на все 100. Когда она закончила играть, все её бурно аплодировали на ногах. А я побежала в дамскую комнату поправить макияж и не видела продолжения.

После нового года Ксения сначала взяла отпуск, а потом вовсе уволилась. Анаконда с важным видом всем рассказывала, как она сама после того, как «раскрыла» такой талант у девочки, объяснила ей, что ей надо заниматься музыкой. Ведь это именно её отец, какой-то большой чиновник, не разрешал ей заниматься музыкой несмотря на её желание, а настаивал, что учиться нужно на кого-то серьёзного, чтобы потом можно было занимать хорошую должность и норм зарабатывать. Типа после увещеваний Анаконды, Ксения пошла и втихаря подала документы в какое-то музыкальное учебное заведение где-то заграницей и поступила. Те, кто хорошо знаком с Анакондой знали, что добрые дела она может совершить либо на публику, и то редко, либо если за этим стоит какой-то хитроумный план. По-любасу, думаю, для Ксении судьба сложилась наилучшим образом, ну не рождена она для офисной работы, как бы родитель не желал для нее счастья, счастье для неё заключалось именно в музыке.

254

Ехал в аэропорт на такси, водила азер (как потом выяснилось), но прилично выглядящий и на какомто нормально упакованном праворульном корыте. Ну и чет он носом клевал там, так что я даже пристегнулся и начал ему вопросы про город задавать, чтоб не уснул. Кстати, норм по-русски, балакает, почти без акцента.

Так вот. Хуё-моё, разговор зашел про Питер и отличия от Владивостока. Питер плоский как стол, а во Владике перепады высот ебейшие. Китайских туристов у них много, а у нас европейцы почти не едут после начала войны. Ну и так далее. Беседуем, крч, и тут он спрашивает че у нас с приезжими. Ну, я, чтоб ежели чего не драться с таксистом, максимально нейтрально поясняю, что их чуть меньше ляма за последний год, в основном таджики и узбеки. Вообще ни разу не разжигая, так как хуй его знает кто он там по национальности.

И тут случилась ДРУЖБА НАРОДОВ из палаты мер и весов. Диалоги эпохи, ептеть, прям как у Симоньян. Его аж перекосоебило всего и он выдал тираду, общий смысл которой: "ДА ЗАЕБАЛИ ОНИ ЕХАТЬ, СУКА, ВЕЗДЕ, БЛЯДЬ, ТАДЖИКИ И УЗБЕКИ, КУДА НИ КИНЬ, ВО ВЛАДИКЕ ОНИ, В ПИТЕРЕ ОНИ, СУКА, В КАБАРДИНО-БАЛКАРИЮ ПРИЕЗЖАЮ – ТОЖЕ ОНИ, ХУЙ ЕГО ЗНАЕТ ЧЕ ОНИ ТАМ ДЕЛАЮТ, ТАМ ЖЕ РАБОТЫ НЕТ, НО ЕДУТ И ЕДУТ!", ну и так далее. Он ещё минут пять злобно шипел вцепившись в баранку и вообще забыв про меня, походу дела. Потом чутка успокоился и пояснил, что хотел в Питер перебраться, томушта "эти заебали". И думал, что у нас их нет. Ну, я ему рассказал, что у нас +800к за год приехало и у них тут ещё всё кайф, относительно европейской части страны.

Но я прям угарнул с этой дистиллированной ненависти. Мы-то както привыкли под 282 ходить и даже мысли фильтровать. "Нет плохих национальностей, есть необразованный агрессивный кишлак, который сюда везут", вся хуйня. А у водилы такого травмирующего опыта нема, поэтому он в своем шовинизме искренен и ни в чем себе не отказывает. Разве что не зиганул.

Этим знанием следует дорожить.

255

Пресс-секретарь Цахала контр-адмирал Агари на одной из недавних пресс-конференций показал схему, предоставленную израильской разведкой. На ней изображен бункер Хезболлы, расположенный под одной из больниц Бейрута, где хранятся гигантские золотовалютные запасы организации. На этой схеме было очень четко и точно всё обозначено. В том числе то, что входы в бункер находятся не в самой больнице, а ведут из нескольких расположенных рядом зданий, в том числе из соседнего крупного торгового центра.

Ливанская телекомпания, одна из основных в стране, но не правительственная и не оппозиционная и одновременно умудрившаяся сохранить хоть относительную независимость от Хезболлы, тут же отправила по этой схеме свою съёмочную группу. И строго в указанных местах журналисты уперлись в бронированные двери, охраняемые до зубов вооружёнными бородачами. Которые сказали репортерам, что если они немедленно не уберутся, то их просто пристрелят.

И всю эту историю ливанские телевизионщики в таком виде и выложили в эфир. После чего в эту самую больницу поехала съёмочная группа ВВС. И объективные беспристрастные британские журналисты бродили по больнице, очень подробно всё снимая. А администрация, устроившая экскурсию, широко разводила руками, мол, смотрите сами, здесь операционная, здесь лаборатория, здесь палаты, сами видите, что никакого бункера и в помине нет.

И ВВС выпустила репортаж о том, что евреи всё врут, хотят придраться к честной больнице и устроить какую-то подлую провокацию против невинных ливанцев.

256

Медсестра: - Доктор, больной из 6-й палаты лежит с открытыми глазами, затих и не шевелится! Врач: - Срочно в реанимацию! Сколько раз тебе, дуре, говорил: больной после операции ещё слишком слаб, чтобы нести ему счёт за лечение!

258

- Ну что, засранцы, соскучились по соседям? А я вот тут он! Здрасте всем присутствующим.

С такими добрыми словами к нам в палату вошёл крепенький такой мужик – невысокий, но ладный, лет хорошо за пятьдесят. Следом за ним- прапорщик внутренних войск.

В палате восемь коек, пять заняты, три свободны. Инфекционная больница - по Питерски - Боткинские бараки. Восемьдесят шестой год, сентябрь.

- Петрович, хорош глумиться, койку выбрал? - это прапор пробасил.

- Да на такой шконке до конца жизни проваляться можно – это не у вас, бля, в крытке, смотри, как мяконько…

- Ты знай, особо тут не выступай, а то обратно – голубем сизым прилетишь.

- Мне с УДО соскальзывать интереса нет, я уж тут полечусь.

Так у нас появился новый сосед- Петрович, уголовник со стажем. Весёлый такой, всё прибаутками сыпал.

Засранцы – это потому, что все присутствующие в большей или меньшей степени брюхом страдали. Расстройство желудка – скверная штука - а уж в больнице по этому поводу оказаться – вообще радости нет.

Петрович, из тюремной больнички был переведён в обычную, гражданскую – потому, что там инфекционного отделения просто не было - а по условно досрочному освобождению, он вроде как под режим и не попадал - хотя пока и числился заключённым.

В наколках весь – с ног до головы – когда переодевался, видно было. Звёзды на плечах и на коленях. Ярче всего – во всю грудь - картина Васнецова – «Три богатыря». И явно делал большой мастер – от оригинала изображение отличалось только однообразным синим цветом, не научились ещё тогда на зонах цветные татуировки делать. А так – идеальная копия.

Но здоровенный шрам, пересекавший богатырей наискосок, сверху донизу – это вообще производило впечатление.

- Петрович, это где же тебя так угораздило?

- Да маленький был, заснул в траве, на покосе, а дядя Матвей косой и шуганул - вишь, как прилетело? Слава Богу, жив остался…

- Ну что ты гонишь, у тебя что, с детства наколки эти?

- А тебе что, байку в кайф послушать, или по правде, как на зоне за слова спрашивают, и отвечают? Не приставай с вопросами - не совру. Не веришь, сочти за сказку.

Петрович мужик оказался покладистый и неглупый. Брюхо ему конечно, подвело – по пять-шесть раз в день на горшок тащило – ну мы все такие там были. Выздоравливали потихоньку.

Совсем лежачих в палате было двое – Коля, отслуживший дембель со Средней Азии - домой ехал в Петрозаводск, но только до Ленинграда добрался, скрутило, и дед Егор – этот вообще ни на что не реагировал, мычал только тихонько, когда совсем туго становилось.

Им медсёстры судно под задницу подкладывали - если успевали. Иначе приходилось опять постельное бельё менять, и меж ног потом влажным полотенцем протирать от коричневой пенки – ну и запах стоял в палате, нарочно не придумаешь.

Больница, блин.

Сестёр было двое – Катюша - молодая такая, симпатичная барышня, лет за двадцать, и Егоровна - суровая молчаливая тётка, от неё разве матюги услышать можно было.

Петрович с Егоровной только взглядом обменялся – сразу за своих друг друга признали. Она ему потом и добавки на обед подкладывала – без слов, лишь головой кивнув.

А Катюша - та ко всем с улыбкой, милая такая. Это очень крепкий стержень надо в спине иметь, чтобы в больничном говне ковыряясь, к пациентам с поносом с улыбкой относиться. Сестра милосердия. Воистину.

- Дочка, а обход будет сегодня? Что-то опять изжога, может каких таблеток пропишут?

- Петрович, вы и раньше прописанные лекарства не приняли – я же видела, выкинули. Вы здесь подольше полежать хотите, чтоб обратно попозже вернуться?

- Молодец, дочка, раскусила старика. Ну, попить дай, и улыбнись по доброму - мне сейчас мало кто улыбается…

Катюша улыбается – говорю же, добрая барышня…

Петрович с собой притащил книжку – истрёпанное Евангелие, там листы чуть не рассыпались, и читал его, губами шевеля, сквозь очки мутные поглядывая. А странички закладывал потёртой фотокарточкой – чтоб не ошибиться, с какой строчки дальше читать.

Опять обед – в палату тележка с кастрюлями заезжает. Тарелки по койкам раздают – это только по названиям тарелки – миски алюминиевые. Но жрать в принципе приемлемо – ложками поскрипывая. Сижу, жру.

Тут у Коли, в углу палаты, что-то не то, кашей поперхнулся? Клокочет, хрипит, пена со рта - Катюша «Помогите!», громко так, а мы что, мы же не врачи?

Посинел парень, пока ему Катюша искусственное дыхание делала, и массаж сердца – отошёл, не стало его. Больница – так бывает. Все смертны. Ну его и раньше кровавым поносом несло – дышал через раз. Не повезло парню.

На каталку мы его с Петровичем вдвоём перекладывали – и простынкой покрыть помогали – Катюше одной не справиться – тяжёлый.

А уложивши, глядь – Евангелие Петровича на полу валяется, задели, уронили, и фотография эта там же.

Катюша – падает на пол, на колени -

- Откуда у Вас это фото? Голос дрожит – она никогда так не разговаривала -

- ОТКУДА У ВАС ЭТО ФОТО?

- Бля..дь, тебе какое дело? Куда ты на хрен с ногами в душу-то лезешь? Ты, бля, кто вообще?

Петрович, грубо и злобно – поднимая фотографию с пола.

Катюша, спотыкаясь, выбегает из палаты, через минуту возвращается –

- Вот, смотрите – показывает Петровичу точно такую же фотографию – только поменьше истёрханную.

Петрович, с остановившимся взглядом, держит в руках два одинаковых фотоснимка.

- Это, бля, это у тебя откуда?

- Это мама моя.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Мне довелось только услышать часть разговора Петровича и Катюши - на лестнице, где на площадке можно было покурить –
- Ты вот что, дочка…

И потом, совершенно изменившимся голосом -

- Ты вот что, Д О Ч К А….. ты подумай, на хрена тебе такой отец, как я?

- А у меня просто больше нет никого…

Дальше я не слушал – неудобно.

Из больницы меня выписали через два дня - гастроэнтероколит – дома фесталом лечится. Так что я не знаю, как закончилась эта история. Но вот в памяти осталась…

259

В десятых годах попал в больницу. Здание больницы было очень старым, местами 18, местами 19 век, пишут, что даже в 1812 году не сгорело, красивое место. Парк-двор, где плясали белки на ветках, крепостной толщины стены, сводчатые потолки.
Маялся бессонницей, но у меня был нетбук с интернетом. Ночами уходил из палаты в холл, чтобы не мешать спящим синюшным светом монитора и клацаньем клавиш, садился на диван у розетки. В холле имелись два потертых казенных дивана для посетителей и отдыха больных. На стенах внушительных размеров картины, сюжеты утешительные вроде "Мишки Шишкина" и "Алёнушки". И вечная пальма в кадке.
На нашем этаже не было сестринского поста, место для курения было отведено на кафельной клетке широкой старинной лестницы в конце коридора, если перегнуться через перила, вниз уходила спираль Эшера, скруты ступенек, глубокая, желанная, как матка или могила, воронка темноты.
В одну из глухих ночей, часа в три, вышел на лестницу покурить после долгого перерыва. Щелк-щелк зажигалкой. Кончился газ в одноразовой. Дрочил несчастную зажигалку долго, но даже финального "пуф" не получилось. Другой зажигалки не было. В ночной магазин не выйдешь, охрана. Мёртвая тишина. Яркий коридор.
Плюнул бы и пошел спать, обычно терплю долго и вида не подаю, а тут прямо перекосило. Понимаю, просто кончилась бы пачка, ну кончилась и кончилась, бывает. Но в пачке две трети. Сигарета в руке, бесполезная зажигалка в кармане. Ясная подляна.
Тихо ходил по коридору, с сигаретой за ухом, туда-сюда, как тигр в клетке, ругал себя за зависимость, что, мол, трубы горят, уши кипят, хороняка, раб никотиновый?
В маленьком холле, где были диваны и "Аленушки" у стены стоял ритуальный стол, покрытый кружевной скатертью. На столе большая икона Богородицы, не знаю какой, что то в софринском окладе, оливковое византийское узкое лицо в проёме, еще какие то мелкие иконки и прочие религиозные штуки, названия которых не знал и не приглядывался. Горела лампадка. Под Гжель. Ровный внятный огонёк. Влево иду - горит. Вправо иду, горит.
Хоть и атеист, но пока не дошел до того, чтобы прикуривать от лампады. Не от страха перед сверхъестественным наказанием, а просто зачем гадить? Людям, которые это все красиво расставили, убранство важно и нужно, прикоснуться, испортить, даже если никто не видит - все равно что в детстве разорить чужой "секретик" в дворовой земле.
Но курить-то приперло до сухости во рту, огонек дразнил.
Шаркал по больничному коридору в тапках битый час, подумал, был бы верующим, можно было бы помолиться и это была бы нелепая молитва "Пан бог, извините пожалуйста, что к вам обращаюся. У вас огонька не найдется?"
Может проснется и выйдет на лестницу кто курящий. Но нет, все спали.
Хотите верьте, хотите нет, но ровно в тот момент, как это подумал, споткнулся на отставшем куске линолеума, который торчал, как ласта, чуть не упал и балансируя, увидел за иконой коробок спичек. Сине-белый, стандартный с самолётиком-этажеркой на этикетке. Наверняка для этой лампадки и положили.
В кино в этот момент должно было разлиться по всему кадру хрустальное сияние в эффектах слоу-мо и "рыбьего глаза" и ангельский саундтрек детской капеллы "Аллилуйя!". Рождественское чудо в середине лета. Обращение невера.
Ничего не было. Лампы под потолком жужжали.
Взял одну спичку, посмолил наконец-то на лестнице до фильтра, осторожно вернул коробок на место и зачем-то сказал "Спасибо", глядя на узловатый ствол пальмы с зелеными пыльными перьями.
Слышат или нет, не важно, "спасибо" не бывает в пустоту.
Вскоре выписали, не воссиял, не обратился, зажил по-прежнему.
Но если меня спросят, что такое чудо, я вспомню сине-белый коробок с самолетиком-этажеркой.

Nomen Nescio

260

Тут в одном из комментариев к годовщине смерти Варлама Шаламова было с придыханием подчеркнуто, что он умер не просто в каком-нибудь доме инвалидов, а в доме инвалидов ЛИТФОНДА.
Видимо, подразумевалось, что в доме инвалидов именно ЛИТФОНДА были идеальные условия.
Увы, если «элитность» того дома инвалидов и имела место, то она была мизерная, судя по воспоминаниям современников.
А мне вспомнился другой дом престарелых, казавшийся сначала тоже чрезвычайно «элитным», но не оправдавшим надежд на это.
Я познакомился с этой пожилой дамой примерно в 1985 году: увидел, что она в булочной купила себе две буханки хлеба и с видимым трудом понесла авоську с этим хлебом домой. Я помог ей донести ту авоську до квартиры, благо жила она сравнительно недалеко от той булочной.
Пока мы шли, она начала рассказывать мне свою жизнь, и была так любезна, что пригласила к себе домой и напоила чаем.
Даме было примерно 75 лет, как оказалось, она практически всю свою сознательную жизнь проработала учительницей русского языка и литературы в одной из центральных школ нашего областного центра.
Ее муж, погибший в финскую войну года через несколько лет после их свадьбы, оказался первым Героем Советского Союза в области, так что его вдова получила почета в те годы полной мерой.
Почти 50 лет она прожила в однокомнатной квартире в «сталинском» доме с прекрасным видом на набережную Волги. На стене этого дома была установлена мемориальная доска с портретом ее мужа, «Мишеньки», как она его называла даже через 45 лет после его смерти. Он ее в немногих письмах, дошедших к ней с той "незнаменитой" войны, называл "Асенькой" (ее звали Анна, кажется, Владимировна - отчество ее уже не помню)
Детей у них не было, выйти замуж (и, видимо, даже завести роман) после гибели мужа-героя ей представлялось крайне неприличным - тем более, что повторное замужество лишило бы ее прав на приличную пенсию за мужа.
Так что жила она одиноко, преподавала литературу лет до 68, а потом разнообразные недуги начали несколько ограничивать ее подвижность, и она вышла на пенсию. Интересно, что о жизни (и особенно о гибели на войне) ее мужа сохранилось очень много данных - о нем есть статья в Википедии, в нескольких музеях десятки его фотографий. О жене его - ни слова, даже не указано ее имя (в музее висит фото с подписью: "Третья слева - жена Героя Советского Союза Михаила такого-то", ни ее имени, ни фамилии).
Я, в те годы - студент-медик, жил не очень далеко от нее (7-8 минут пешком), поэтому я стал периодически (примерно раз в месяц) ее навещать, тем более, она оказалась крайне интересным собеседником, с которым можно было обсудить и исторические события (она прекрасно помнила и сталинские чистки 1930-х, и «борьбу с космополитами» конца сороковых-начала пятидесятых, и почти еженощные бомбежки областного центра немцами во время войны). Как правило, я что-то старался принести ей из магазина, хотя она считалась «обкомовской номенклатурой», будучи не только вдовой Героя, но и народным учителем СССР, а также бывшим членом обкома КПСС, и ей не то раз, не то два в месяц были положены "продуктовые заказы".
Ее навещали, на самом деле, очень многие из ее бывших учеников и учениц. Часть из них уже стали "большими людьми": директорами заводов, начальниками цехов, и т.п., и они в меру своих сил и возможностей старались помогать своей бывшей учительнице, которую очень любили.
Она действительно была не только хорошим преподавателем, но и очень хорошим человеком, это через какое-то время понял даже я, который у нее не учился ни дня. Русскую литературу при этом она обожала, и мы всегда находили с ней, что обсудить, тем более я тогда не был "директором завода" или даже "начальником цеха", и вполне мог выкроить полтора-два часа раз в месяц, чтобы с ней поболтать.
Так получилось, что двое ее наиболее возрастных учеников, которые ей больше всего помогали по жизни (став крупными начальниками), умерли в 1985 году, с интервалом в пару месяцев. И ей стало очень одиноко – они были одними из самых любимых ее учеников, и при этом – верными помощниками своей старенькой учительницы, ее поддержкой в разных треволнениях периода «разгара перестройки».
Чувство нарастающего одиночества привело к тому, что у нее созрела мысль - переехать в "элитный" дом престарелых под эгидой местного обкома партии.
Она съездила туда "на экскурсию", на машине одного из своих бывших учеников, и – там ей понравилось!
Разумеется, сотрудники обкома "ухватились" за эту ее идею переезда, обещали ей "золотые горы" и "прекрасный уход" в живописном пригородном поселке, где этот дом престарелых был расположен (думаю, обкомовцы имели в виду, прежде всего, освобождение ее квартиры в престижном доме на набережной).
В один прекрасный день ее, вместе с ее нехитрыми пожитками, среди которых, в том числе, были и письма ее погибшего мужа, перевезли в тот дом престарелых на РАФике, присланном обкомом..
И, как мне рассказал потом один из ее бывших учеников, успевших ее там навестить, этот переезд оказался полным шоком для нее.
Сотрудники дома престарелых, "избалованные" проживанием в том доме родителей многочисленных высокопоставленных детей, почти откровенно вымогали деньги с постояльцев за то, другое, пятое, и десятое. Особых сбережений у престарелой учительницы не было, детей, которые могли бы приехать, и или дать денег персоналу, или гаркнуть на них - тоже не было.
Вернуться в свою однокомнатную «сталинку» на набережной она уже тоже не могла – туда через два дня после ее выезда уже заселилась "молодая, но ранняя" сотрудница обкома.
И вот эта дама превратилась буквально за пару дней из уважаемого человека, известного в городе педагога, вдовы героя Советского Союза, жившая почти 50 лет в доме с мемориальной доской, установленной в его честь, в "бабку из 11 палаты", которая даже не могла заплатить лишний рубль санитарке, чтобы та принесла или унесла вовремя судно…
Всего через два месяца пребывания в "элитном" доме престарелых "Асенька" умерла от инфаркта.
Скорее всего, просто не сумев приспособиться к "элитным" условиям пребывания в обкомовском доме престарелых...

262

Самое страшное для солдата - безделье. А самые бездельники это те, кто лежит в госпитале с выдуманными диагнозами. В то лето в нашей части таких было много. Сообщать настоящую причину повального расстройства желудка (отсутствие гигиены в столовой) командиры не разрешали. А приписывать дизентерию - побоялись. Поэтому диагноз был на всех один - энтероколит. В простонародье - дристуны.

Расстройство желудка нам вылечили в госпитале за один день. Но из инфекционного просто так не выписывают. Мнимым больным приходилось развлекать себя чем попало. В основном, запрещенными способами - играли в карты, как-то доставали спиртное.

Якуты алкоголь совершенно не переносят. Немного водки - и вот, один из палатных «засранцев», Ванька Архипов (имена у якутов полностью “русифицированы”), шатаясь, ищет с кем бы подраться. Едва стоит на ногах, но решает выбрать самого большого - меня. Как ребенка, беру его на руки. Бережно, но так, что бы не брыкался. Минут через пять обездвиженный боец северный ниндзя мирно засыпает и переносится в свою койку…

Раньше малые народности в армию не призывали. Но бронь Андропов отменил и в нашей части появились ребята из Якутии. Почти у каждого был свой талант. Кто-то умеет рисовать, кто-то вырезать по дереву, а кто-то играет на музыкальных инструментах. У Вани, похоже, были все эти таланты.

Откуда-то в палате появилась коробка пластилина. С этого момента на эмалированном подносе для сбора баночек каждый день появляются все новые и новые фигурки. Заяц, лиса, медведь, солдатик.
Как-то слепил маленький бюст Ленина, не хуже фабричного.
Обновление экспозиции каждое утро восторженно рассматривает несбыточная мечта всех пациентов - молоденькая медсестра отделения: “ой как красиво, ой как похоже!”

Дни тянутся бесконечно долго. Хирургию, офтальмологию и прочих выздоравливающих выпускают на прогулки и поручают несложную хозяйственную работу. Хоть какое-то развлечение. Покидать инфекционное отделение нельзя. Вот и Ване уже осточертело лепить животных и бюсты вождей. Он сминает все фигурки в один большой разноцветный ком и начинает ваять что-то новое. На этот раз, довольно крупное.

На следующее утро наша медсестричка расстроена. Нет зайчиков и мишек - пропали все фигурки. На подносе лежит нечто красивое, большое, невероятных цветовых оттенков. “Что это?” - интересуется девчушка. Мы уткнулись в подушки, что бы ни чем не выдать сюрприз. Медсестра берет предмет в руки, рассматривает со всех сторон, поворачивает… краснеет, роняет на пол, говорит нам - “дураки!”, и выбегает из палаты.
Все, больше можно не сдерживаться - молодые придурки ржут во весь голос.

Почти сразу в палату врывается заведующий. Поднимает с пола слегка помятую, но узнаваемую, отлично детализированную разноцветную модель мужского органа в боевом состоянии.
Еще через полчаса наша палата полностью “выздоровливает”. Всех выписывают с матюками, а Ваню - с формулировкой “за нарушение дисциплины”.

Обычный солдатик за такое мог бы запросто загреметь на гауптвахту. Но не Иван. Его очень ждут в штабе. Для Поста N1 срочно требуется помощь - нужно завершить величественное панно с цитатами партийных гениев в обрамлении флагов и другой героической атрибутики.

263

Один из самих крупных финансовых мошенников дореволюционной России Константин Михайлович Коровко родился в семье донского казачьего есаула на Кубани. Мальчик с детства отличался выдающимся умом и сообразительностью.

Окончив институт сельского хозяйства и лесоводства в Новоалександрийске, Константин уехал в Санкт-Петербург, где получил еще два образования. В студенческие годы Коровко совместно со своим однокурсником Костиком Мультко наладили мошеннический бизнес, обманывая купцов из провинции, продавая велосипеды, спекулируя биржевыми акциями, торгуя старыми лошадьми, выдавая их за молодых скакунов с идеальной родословной. Это позволило мошеннику наладить свои дела в Петербурге.

Красавец Костя-инженер был душой компании, балагуром и весельчаком, пользовался популярностью у прекрасного пола. Одетый в белую черкеску с газырями, окруженный приятелями-щеголями, он создавал вокруг себя особую оживленную атмосферу праздника. Пикники в Осиновой роще, поездки верхом на рысаках в белые ночи, кутежи с цыганами – везде Костя был участником и организатором.

Поэтому не удивительно, что он легко заводил знакомства в широких кругах промышленников и банкиров. Был вхож и в партер Михайловского театра, и на Фондовую биржу, жил в шикарной квартире на Невском проспекте, в его собственности состояла конюшня.

Выстроенный аферистом имидж влиятельного и бесшабашного человека помогал ему обманывать своих компаньонов, скопив многомиллионное состояние. Первый капитал в 240 тысяч рублей Костя-инженер сколотил, спекулируя акциями Московско-Казанской железной дороги.

Для последующих махинаций аферист открыл в центре Петербурга «Банкирский дом Русской промышленности», который выдавал денежные средства на небольшой срок под залог ценных бумаг. Причем кредит нужно было погашать по первому же требованию банка.

Мошенник мог пустить пыль в глаза. В красиво обставленном банковском помещении посетители могли узнать о предоставляемых услугах. Коровко давал объявления в известных печатных изданиях, где рекламировал банковские услуги.

Однако вскоре обман быстро раскрылся: «Банкирский дом Русской промышленности» было оформлен лишь на бумаге. Министерство финансов его не утверждало. С помощью онкольных операций Коровко прикрывал свои аферы и получил более 340 тысяч рублей прибыли.

Вся деятельность Коровко была основана на фикциях и обманах. Впервые крупная авантюра произошла совместно с однокурсником Мультко. Коровко уговорил своего товарища организовать продажу велосипедов донским казакам, пообещав расплатиться после их реализации.

Не давая Константину Мультко шанса опомниться, мошенник под предлогом постройки конного и кожевенного заводов обманным путем выманил у однокурсника 56 тыс. рублей. Он рассказывал товарищу о реализации этого крупного проекта, показывая ему фото строящихся объектов.

Чувствуя подвох, Мультко решил убедиться в существовании этих заводов, выехав на Кубань. Однако таких объектов он там не обнаружил. Взбешенный приятель указал на это аферисту, но тот убедил Мультко, что во всем виноваты чиновники.

При этом авантюрист рассказал о своей скорой женитьбе на богатой невесте из Симбирска, благодаря которой он все компенсирует приятелю за счет приданого. Поверив в очередной раз в рассказ жулика, Мультко купил невесте Коровко браслет в качестве подарка. Через время, осознав все произошедшее, Мультко заявил в полицию.

Кроме того Коровко был владельцем нескольких предприятий, конных, кирпичных, кожевенных заводов, основателем банкирского дома русской промышленности, занимался добычей чеченской нефти, донбасской соли. Однако все предприятия были липовыми, «мертвыми душами».

Наиболее успешным из всех мошеннических проектов Коровко стала афера с соляными месторождениями Донбасса. Играя на патриотизме обеспеченных купцов, он основал «Брянцевско-Преображенское соляное общество», мошенническим путем выманивая у них средства якобы на борьбу с западным капиталом.

Взяв в банке кредит, Костя-инженер арендовал земельный участок в Екатеринославской губернии, послав в различные уголки Российской империи буклеты с информацией о соляном обществе, обещая высокую прибыль и приглашая богатых купцов стать пайщиками этого предприятия.

Именно это проект и привел Коровко к краху его мошеннической деятельности благодаря разоблачению со стороны гусара Шульца, который выявил несуществующее строительство.

Обманутые мошенником пайщики, вкладчики и купцы пришли в полицию с заявлениями на Коровко. В 1912 году его арестовали. Он находился в КПЗ до 1914 года. Настойчивый Шульц отыскал обманутых мошенником людей, которые написали заявления о взыскании долгов и привлечении к ответственности афериста Коровко.

Суд проходил в зале петербургской Судебной палаты при большом количестве обманутых аферистом людей. Однако, как выяснилось в ходе судебного разбирательства, у Кости-инженера отсутствовала недвижимость, на счете было всего 18 копеек, а все договоры были составлены так, что он никому ничего не был должен. Поэтому обманутые пайщики остались ни с чем.

В итоге, адвокат Коровко представил своего подзащитного, как неудачного бизнесмена, а суд признал его виновным лишь во влечении людей в не выгодные сделки. Великий аферист был освобожден из зала суда.

264

Три литра пота. Ведомственная больница судостроительного завода. Я молодой, но вполне уже респектабельный инженер, лежу в восьмиместной палате с воспалением лёгких. Все 8 жеребцов чувствуют себя превосходно, травят байки, анекдоты, гогочут подкалывают, разыгрывают друг друга. С пневмонией я один. Анализы, анализы каждый день под кроватью баночки, коробочки с моим именем и надписями - «моча», «кал», «мокрота». Нет, это не я кал. Это я им его должен. Приходит новенький, тоже с воспалением лёгких Лёша Голицын, старший мастер нашего экспериментального завода. Сперва он консультировался со мной по течению болезни - дедовщина, но потом освоился, сам сусам, и я больше не авторитет, «без уважения», короче. Иду в хозблок, беру трёхлитровую банку, кладу (или ложу?) сверху кусок ваты, клею бумажечку «Голицын. Пот» и ему под кровать, как положено. Пришел, увидел, нет, не победил – удивился. Что это такое? - спрашивает? - Ну, ты же потеешь? – да. (воспаление лёгких этим отличается). - Ну вот когда потеешь, ваткой промокаешь, и туда в банку отжимаешь. – А чего банка такая здоровая. -Да, как полную банку накапаешь, так и сдашь. Перебор, конечно, с моей стороны. – Чушь - говорит какая-то, совсем с ума посходили, пойду спрошу сестру. Ушел, пришел молчаливый, задумчивый. Шушукаются с Рыбкиным, местным изобретателем заводского масштаба. Прихожу после отбоя, темно, ложусь спать, опа-на! шахмат мне под простынь насыпали, утром пижамную штанину завязали узлом на спинке кровати. Так! Войну мне объявили, ну, кино и немцы, детский сад, пионерлагерь. На другой день Рыбкин выписывается, свое барахло на кровати вывалил и бегает туда-сюда. Беру его больничный – главный документ и в туалет, прибегает через пяток минут – не видел, мой больничный? - синенький листок такой? Да? посмотри вон там в корзинке для использованных бумаг. Вопль кота, которому на хвост наступили. Да, ладно, хорошо, не волнуйся, не звери ведь какие, не ройся уж в корзинке, на возьми свой больничный и будь здоров. Другой день, курю в туалете, уборщица злобная тетка ворчит что-то, обычно не реагирую, но тут!? Чего, говорю, баба Шура? что говоришь? - Да вот унитаз опять сломали черти окаянные. – А унитаз? – подключаюсь мгновенно. – так это Лёшка Голицын из восьмой палаты! А что это он? – оторопела от такой удачи бабка. - Так он здоровый такой, знаешь, он не то боксёр не то борец, он сказал я тут всё переломаю. - Я ему переломаю, налилась гневом блюститель ведра и швабры. И прямым ходом в восьмую, 6 здоровенных мужиков сидят в кружок в домино играют. – Голицын! - Да! - Иди унитаз ремонтируй! Гогот в 5 глоток. Лёша красный, злой – Иди ты дура отсюда.
- А я и пойду, пойду к старшей сестре. Уходит. Приходит вторая дура - Голицын идите унитаз ремонтировать! - Да вы что в конце концов?
Леша старший мастер экспериментального завода, фактически директор этого небольшого заводика. Мужики ржут, как кони.
Старшая сестра – пойду дежурному врачу скажу, врач пришел с тем же, ну как же - сотрудники нашли виноватого, изобличили, а он упирается. Я уж и шутки своей не рад. Два дебила – это сила, а если их трое…? Так глядишь до главврача дойдут
Красота страшная сила, говорите? Нет! Клевета страшная сила

123456

Партнеры

Реклама