Анекдоты про многое
[ Свежие анекдоты ]

Результатов: 561

551

Ученик и Мастер

(красивая китайская легенда)

Как-то Ученик пришёл к Мастеру и спросил:

- Я три года повторяю за тобой всё, что делаешь ты, Мастер. Когда ты сидишь, сижу и я. Когда встаёшь ты, встаю и я. Когда ты выходишь на улицу, я тоже выхожу. Я научился видеть зелёный осколок в зелёной траве и белый снег на белом дереве. Моё лицо уже не боится ни жары, ни холода, а сердце бьётся медленно и спокойно. Я пью чай и вдыхаю аромат деревьев и кустов. Если я вижу повозку, я знаю, куда она едет. Если я не вижу повозку, я всё равно знаю, куда она едет. Может, я уже стал Мастером?

Мастер молчал.

- Я умею спать сидя и сидеть во сне. Я думаю о вечном и презираю настоящее. Я редко опорожняю свой мочевой пузырь, потому что знаю - если это делать часто, случится нехорошее. Я выучил язык бродячих собак и кошек. С пятнадцати шагов я могу попасть камушком в бутылочное горлышко. Может, я всё-таки стал Мастером?

Но Мастер опять ничего не ответил Ученику.

- Ты спишь, Мастер? – спросил тогда Ученик.

И Мастер поднял на него свои глаза.

- Я никогда не сплю, юноша. Поэтому я Мастер, а ты станешь им, только если лист, слетевший с дерева, превратится в трёхкрылую птицу. – сказал он: - Ты никогда не будешь сидеть на моём месте. Твой удел находиться там, откуда ты пришёл ко мне. Да, твоя будка холодна зимой и горяча летом, а здесь всегда тепло и сухо. Но ты слишком мягок и спокоен, что бы стать Мастером. А когда ты мягок и спокоен, ты незащищён. Ты любишь тех, кого видишь, и видишь тех, кого любишь. Разве этому ты учился у меня три года?

- Нет, не этому… - грустно ответил Ученик: - Я учился у тебя быть твёрдым, как кость и подозрительным, как волк. Я учился следить за теплом почек и холодом головы...

- А что ты делаешь вместо этого? – громко спросил Мастер: - Может, ты ответил на все вопросы в Книге Загадок?

- Нет. – сказал Ученик: - Я ответил меньше, чем на четверть вопросов…

- Посмотри на мою Книгу. – Мастер указал Ученику на лежащий перед ним манускрипт: - Тут только один вопрос без ответа, на шестьдесят восьмой странице, четыре буквы по горизонтали – «сухой туман», вторая буква «г». Но следующий выпуск сканвордов выйдет через неделю, и за это время я найду ответ. Поэтому я работаю охранником в магазине «Ивановский текстиль», а ты сидишь при шлагбауме на въезде в бизнес-центр и подсматриваешь за мной. Поэтому моя зарплата двадцать тысяч, а твоя – шестнадцать. Поэтому ты работаешь сутки через двое, а я каждый день. Это магазин «Ивановский текстиль», сынок! Что ты будешь делать здесь двенадцать часов каждый день?

- Я буду сидеть в телефоне… - прошептал Ученик.

- В телефоне! – захохотал Мастер: - А если Шакро Молодой выйдет из тюрьмы и захочет совершить налёт? Или чеченцы? Или японские отморозки? Это «Ивановский текстиль», это лакомый кусок! У меня один глаз в сканворде, а второй всегда смотрит на улицу! Сегодня мужчина перепутал нашу дверь и дверь химчистки! И я отметил это в журнале происшествий и два раза докладывал начальству! Полдня мы обсуждали этот случай с продавщицей Томой! Начальство приехало и вынесло мне благодарность! А ты бы так и сидел в своём телефоне… Ступай прочь, юноша. Работа охранника без лицензии похожа на бушующее море, а ты смотришь на это море с берега… Уходи в свою будку, я и так многое рассказал тебе.

И юноша ушёл, и путь его был извилист. Опавшие листья превращались в прах под его ногами. Он не вернулся в свою будку при шлагбауме бизнес-центра. Он дошёл до ближайшего универсама и устроился охранником туда. Двадцать тысяч, бесплатная еда, униформа, вахта неделя через неделю с проживанием прямо там, в универсаме. И через пять дней он поймал свою первую бабушку с украденным шампунем.

А через два месяца он стал Мастером. Он покинул универсам, прошёл мимо магазина «Ивановский текстиль» и опавшие листья трёхкрылыми птицами взлетали из-под его ног. Он устроился охранником в районную поликлинику. У него появились свои стул, стол, кушетка и чайник. Он ненавидел вечно больных стариков и разгадывал сборники сканвордов за три минуты. А «сухой туман» из четырёх букв по горизонтали, вторая буква «г», он отгадал ещё в универсаме…

Однажды, через много-много лет, когда он сдавал смену, мимо их поста охраны прошёл кто-то без бахил.

- Кто это прошёл так тихо и незаметно? – спросил он у молодого сменщика.

- Это твоя жизнь. – ответил сменщик.

Он вскочил и догнал её.

- Без бахил проходить нельзя. – сказал он своей жизни.

И это были его последние слова. Сухой туман из четырёх букв накрыл его и стёр все следы пребывания на земле.
Илья Криштул

552

Доктор Жизнь. Оглохнув и лишившись речи, Николай Бурденко продолжал спасать

11 ноября 1946 года консилиум врачей собрался около кровати профессора Николая Бурденко. Он протянул им листок, на котором было написано: «Пора умирать». Николай Нилович уходил из жизни сильным, несгибаемым человеком. Величайшим врачом и уважаемым во всем мире учёным.

Считается, что пальцы у хирургов должны быть тонкие и длинные, как у пианистов. А у Николая Бурденко были крепкие, мясистые, крестьянские руки. Над ними смеялись. Но это было в самом начале пути пензенского паренька.

У него и не могло быть других рук. Он родился и вырос в крестьянской семье бывших крепостных в Каменке. Отец, работавший писарем, хотел определить сына в духовенство: священником всегда можно было «прокормиться».

Николай с родителем не спорил, но в училище пошёл своим путём: стал читать запрещённую тогда в России литературу, заинтересовался марксизмом. А потом решил ехать учиться на врача из Пензы в университет в далёкий Томск. Родители вздохнули и отпустили. Помочь ему они не могли.

Юноша зарабатывал себе на жизнь сам: занимался репетиторством и много учился. Не пропускал занятий в университете. Своими знаниями он восхищал не только однокурсников, но и преподавателей.

Его блестящая карьера чуть не сорвалась: Бурденко присоединился к молодёжи, которая выступила с прокатившимися тогда по стране акциями протеста. Николая исключили из университета. За то, чтобы восстановили такого студента, радели профессора. И делали это не зря. Для многих Николай Бурденко стал настоящим спасителем.

Его первой войной стала русско-японская, куда он поехал помощником врача. Выживаемость раненых на ней была около 20%. Система эвакуации была выстрое-на таким образом, что многие раненые умирали от кровотечений по дороге в тыловой госпиталь. Николай Бурденко на собственном опыте убеждается, что систему надо менять.

В страшной битве под Вафангоу Николай Нилович получил боевое крещение. Медотряд расположили вдали от сражения. Николай Бурденко добился того, чтобы, в разрез с приказом, поменять дислокацию.

Добравшись до поля боя, он бросился к раненым. Не замечал ни пуль, ни осколков. Лишь позднее увидел, что его фуражка была пробита в двух местах. За спасение раненых под огнём его наградили солдатским Георгиевским крестом. Это был исключительный случай для медперсонала.

Он всегда бился за своих пациентов. И дело было не только в мастерстве хирурга. В Первую мировую войну он не постеснялся сказать в глаза принцу Ольденбургскому, который курировал военные госпитали, о бардаке, который там творится. В Гражданскую войну использовал смекалку, чтобы спасти раненых красногвардейцев от белых, захвативших госпиталь.

«Не советую ходить по палатам, – предупредил Бурденко офицеров. – У нас карантин по тифу». Белые испугались и ушли.

После Гражданской войны Николай Бурденко яростно занялся наукой и преподаванием. Его интересовало многое. Переливание крови, лечение суставов, язва желудка – это были лишь одни из тем, которым он посвящал свои работы. Он делал прорывные открытия во многих направлениях.

Но, главное, он изучал головной мозг. Николай Нилович стал во главе зарождающегося в медицине направления – нейрохирургии. Он научился удалять опухоли, которые до него считались смертельными. Его успехи и успехи его учеников были настолько велики, что нейрохирургию стали называть «советской наукой».

«Николай Нилович способствовал тому, что уровень медицины значительно вырос. Он разработал методы лечения, которыми врачи пользуются до сих пор», – отмечает заведующая отделом мемориального дома-музея Н. Н. Бурденко Дарья Сучкова.

Николая Бурденко избрали Почётным членом Лондонского королевского общества хирургов и Парижской академии хирургии. В СССР потянулись специалисты со всего мира для того, чтобы посмотреть, как врачи в молодом государстве, которое только начало отстраиваться после войн, научились так лечить.

Не все иностранцы могли понять Бурденко.

«У нас он мог бы зарабатывать миллионы, а здесь он получает копейки, да ещё передаёт свои знания ученикам. Почему?» – переводил переводчик смысл слов одного из иностранных журналистов.

Николай Бурденко не жалел, что делится своими знаниями, он восхищался тем, что на его лекции студенты приходят с горящими глазами, пустых мест на его занятиях не было.

Он не мечтал о богатстве и не завидовал роскоши. Хотя зависть испытывал, но – совершенно по другому поводу: ему нравилась жизнь, которую вёл его брат Иван, работавший в Пензенской области лесником. Николай Нилович самозабвенно любил природу.

В 1941 году, когда началась Великая Отечественная, Николаю Ниловичу было 65 лет. В первый же день войны он пришёл в военно-санитарное управление.

«Считаю себя мобилизованным, готов выполнять любое задание», – заявил он. Задание ему дали: он стал главным хирургом Красной армии. На этом посту сделал столько, сколько, наверное, не удалось бы и целой команде.

Он настоял на том, чтобы военнослужащим делали прививку от столбняка, чтобы использовался пенициллин – именно грязные, инфицированные раны часто становились причиной смерти бойцов.

Он сделал так, чтобы медики как можно ближе находились у передовой и в первые часы после ранения могли оказать помощь. Он внедрил сортировку раненых и их поэтапную медицинскую эвакуацию.

Он выстроил работу военных врачей так, что в 1941-ом, самом тяжёлом году Великой Отечественной, они вернули в строй более 70% раненых. Это была величайшая победа советской медицины. В Вермахте в строй возвращали менее половины.

И, конечно, Бурденко оперировал. Много, порой сутками. Не щадя себя. Прямо под обстрелами противника.

«Разве стоит так рисковать, в Красной армии только один главный хирург», – говорили одни.

«Вам не страшно?» – спрашивали другие.

Бурденко в таких случаях редко отвечал и продолжал работать. Эмоции у Николая Ниловича вызывали совершенно другие вещи.

Он был назначен главой судмед-экспертов, которые расследовали преступления фашистов в освобождённых городах. Это он устанавливал, что советские солдаты погибли от того, что их сожгли заживо, а дети задохнулись из-за того, что их также живыми закопали в землю.

Это он фиксировал в документах, как именно пытали бойцов Красной армии и истязали местных жителей. В эти дни он, и без того не слишком словоохотливый, особенно много молчал. Пытался справиться с собой.

Волю эмоциям он дал позже. О зверствах фашистов он громко заявил на весь мир. Авторитет профессора был настолько высок за рубежом, что его высказывания печатали в иностранных СМИ.

Позднее задокументированные им факты легли в основу обвинения на Нюрнбергском процессе.

Бешеный ритм жизни не мог не сказаться на его здоровье. От полученных на войнах контузий он начал глохнуть. Во время Великой Отечественной войны у него был инсульт, он терял речь. Но силой величайшей воли научился говорить заново, добился того, что ему разрешили вернуться в строй.

Летом 1945 года у него случился второй инсульт, а в 1946 – третий. После него он прожил всего несколько месяцев. Урна с его прахом захоронена на Новодевичьем кладбище в Москве.

автор текста: Ирина Акишина
АиФ - Пенза. 11.11.2023

553

Живем с женой вместе 30 лет. По совету друзей, для перезагрузки семейных отношений, стал называть ее "любимой". Результат не замедлил себя ждать: за последнюю неделю узнал что такое женщина сверху, анальный секс, минет и многое другое. Теперь вот сижу, соображаю, и где эта б. всему этому научилась

554

— Занятное сочетание, — бросаешь ты, когда я прохожу мимо твоего стула, переодетая после работы в твою старую рубашку, узлом затянутую под грудью, и голубой саронг с островов, спущенный на бедра. — А зачем было переодеваться?
— Юбка тесновата, — отвечаю я, немного покраснев. Ты всегда подшучиваешь насчет моего веса. О, я намерена сесть на диету, только успехов пока маловато.
Я хочу идти дальше, но ты разворачиваешь меня, желая оценить фигуру всесторонне. Ты хмуришь брови и качаешь головой, проводя пальцем по верхнему шву саронга, там, где образуется угрожающе нависающая складочка. Ты проводишь пальцем вокруг пупка, медленно кружа и продвигаясь к центру. Взгляд сосредоточен на моем пухленьком животике. Я пытаюсь не выказать, как же это меня заводит, и лишь воображаю, что же на самом деле думаешь ты.
Вдруг ты издаешь короткий смешок и легонько шлепаешь меня по животу.
— Кажется, кто-то у нас поправляется, — обвиняешь ты. — Ты же обещала с сегодняшнего дня сесть на диету, а?
— А ты по-прежнему думаешь, что без диеты никак? — интересуюсь я тоном, который должен звучать невинно, словно забыв, о чем мы говорили прошлой ночью.
Ты вздыхаешь и заставляешь меня присесть к себе на колени. К счастью, ты занимаешься спортом и твои ноги достаточно крепки. Ты слегка щипаешь и щекочешь мой животик.
— Ну и как сегодняшняя диета? Ты была хорошей девочкой или плохой? — спрашиваешь ты, пуская по моему животику легкую волну.
Против воли я снова краснею, но разворачиваюсь к тебе с суровым взглядом:
— Я намеревалась быть хорошей, правда-правда! Я забила холодильник только свежей и низкокалорийной едой и распланировала себе меню на весь день.
Ты вопрощающе поднимаешь бровь.
— И как же все прошло?
Поглаживание животика, напоминающее о его существовании.
— Ты прекрасно знаешь, как все прошло! — протестую я, выплескивая раздражение. — Утром я проснулась — и сразу ты, кружишь пальцем возле моего пупка, прослеживая все изгибы животика, пока я лежу на боку, потом гладишь его бока (да, у него теперь тоже ЕСТЬ бока) и сообщаешь, каким же он кажется большим, когда я лежу на боку.
Ты смеешься.
— Ты кажешься толще, когда лежишь на боку. Кстати, прямо сейчас ты кажешься толще сидя. Так как сегодняшняя диета? — еще один щипок.
— Но ты так долго расписывал мне, какой толстой я становлюсь, что я почти опоздала на работу. Так что я прыгнула в юбку и твой любимый свитер и уже хотела было схватить банан и бежать. Как же. Ты должен был встать и пойти готовить оладьи с ветчиной.
— Я люблю оладьи с ветчиной, — возмущенно заявляешь ты, — а ТЕБЯ никто не заставлял их есть!
— Но я не могла удержаться! Ты же уже наполнил мою тарелку и поставил прямо передо мной подогретый кленовый сироп! И СКОРМИЛ меня ветчину!
— Нужно сдерживать себя, — обвиняешь ты, скользя пальцем под узел, стягивающий саронг, и переходя на нижнюю часть животика (да, она тоже ЕСТЬ). — Ты совсем растолстеешь. На работе что-то сказали?
Смущенная, я заливаюсь краской и не отвечаю. Ты понимающе смеешься и щекочешь мое кругленькое подбрюшье. Ты притягиваешь меня поближе и шепчешь на ушко:
— Давай, скажи правду, пухлик, — и продолжаешь гладить живот.
— Прямо — ничего. Но думают, что я беременна. — Лицо полыхает.
Ты ослабляешь узел саронга и оценивающе смотришь на изгиб моего кругленького животика. Ты поглаживаешь его пальцами левой руки, пока правая охватывает мою талию. Точно знаю, ты сейчас мысленно измеряешь, насколько животик выпирает.
— И почему бы они так думали, а? — сердито замечаешь ты.
— Ты ЗНАЕШЬ, почему. На той неделе была рождественская вечеринка, и ты постоянно гладил меня по животу, а когда стоял сзади — обнимал и поглаживал бока. Ты даже чуть-чуть им потряс, и это прямо перед моим шефом!
— Но как же иначе я могу быть уверенным, что ты не забыла о своем животике и способна держаться своей диеты, фрикаделька моя! — протестуешь ты. — Наверное, тебя очень смутили эти перешептывания за спиной. — Новое поглаживание животика. — Тебе просто кусок в горло не лез. — Он что, хихикает?
Я пожимаю плечами и отвожу взгляд, по-прежнему смущенная.
Глубокий вздох.
— Только не говори мне, что ты от смущения снова принялась за шоколад.
Молчание. Долгое.
— Услышав, что ты смотришься беременной, — легкий шлепок по животу, — ты в ответ начинаешь забивать желудок шоколадом?!
— Я не могла удержаться! Он та-ак вкусно пахнет!
— А зачем ты его вообще начала нюхать? — слегка подбрасываешь меня на коленях так, что живот содрогается.
— Потому что ты, гад, засунул в мой пакет с обедом целую плитку «Кэдбери»! Он был в тридцати сантиметрах от моего носа! Я все утро держалась, чтобы не приняться за остатки шоколада с рождественской вечеринки.
— М-да? А как насчет после обеда?
Виноватый взгляд.
— И сколько?
— Не считала.
— А обед, который я тебе упаковал, ты тоже съела?
— Ну, дорогой, ты же так старался… Хотя итальянский хлеб, сыр и салями в мою диету входить не должны.
— Ничего страшного, там порция на два-три дня. На неделе приготовлю что-нибудь повитаминистее.
Виноватый взгляд.
— Что, весь?..
Тихо-тихо:
— Ага.
— Так вот почему юбка стала тесновата.
— Да. Я так набила пузик, что пришлось расстегнуть юбку. Тогда в выпирающее пузико стало впиваться ребро рабочего стола. Мне пришлось уйти в комнату отдыха, прилечь на кушетке и работать с лаптопа.
— Это тогда ты мне написала, что твое пузико выпирает над клавиатурой лаптопа?
— Да. Даже встроенной мышкой трудно было пользоваться.
— Ты ТОЛСТЕЕШЬ. — Ущипнув мое пузико, ты принимаешься его гладить. — И почему мне это так нравится?
— Дорогой, я перехожу на здоровое питание. Начинаю с чистого листа. У меня есть сила воли.
— Ну, если не хочешь растолстеть, тогда тебе нужно сесть на диету, толстушечка моя.
Ты сгоняешь меня с колен и снова завязываешь саронг. Мне это кажется, или ты завязал его посвободнее? Чуть ниже на бедрах, теперь уже совсем под животом? Я чувствую, как мой живот покачивается и подпрыгивает, пока я направляюсь в кухню.
Принимаюсь жарить лососину — мы оба ее любим. Ты, всегда готовый помочь на кухне, соглашаешься заняться гарниром — запаренные кабачки и брокколи, минимум калорий.
— Дорогой, а зачем тебе миксер? — интересуюсь я.
— У меня есть новый рецепт — картофель без жиров, на снятом молоке. Сможешь немного разбавить свою диету.
— Но мне нельзя есть картофель. В нем полно крахмала. А ты только что сказал, что я слишком толстая.
— Я сказал, что ты толстеешь.
Ты обнимаешь меня из-за спины, легонько сжимаешь, устроив обе ладони под животом. Он уютно заполняет их — и посмотрев вниз, я вижу, что уже из них выплескивается. Ты хихикаешь, как в первый раз, когда понял, что можешь приподнять мой животик и отпустить его, чтобы он немного попрыгал.
— И, дорогая, ты довольно-таки пухленькая.
— Вовсе нет. Я вешу столько же, сколько в день нашей свадьбы. ПРЕКРАТИ СМЕЯТЬСЯ!
— Ладно, Твигги. Попробуй-ка картофельное пюре.
— Нет!
Ты подсовываешь ложку прямо мне под нос. Картофель пахнет отменно. И не скажешь, что на снятом молоке.
— Ну разве что чуточку.
Великолепно. На вкус тоже не скажешь.
— Тебе правда понравилось? Уверена? — Еще ложка, и еще.
— Уверена. Очень вкусно, но хватит.
— Потому что у тебя есть сила воли.
— Да.
Я передаю тебе тарелки с лососиной, ты накладываешь овощной гарнир и мы принимаемся за еду.
— Я же сказала, хватит картошки.
— Но у тебя есть сила воли. Вот прямо тут. — Ты наклоняешься и, смеясь, целуешь меня в живот.
Я пытаюсь сопротивляться, но всякий раз, скормив мне ложку пюре, ты целуешь мой живот. Жадно или нежно, наверху, где он только округляется, сбоку, где он выпирает из моего тела, чуть ниже пупка. Дыхание учащается — от возбуждения, или я переела?
Как-то сами собой лососина, овощи и полная миска картофельного пюре пропадают. Ты показываешь, что миска пуста. Довольно-таки большая миска.
— Я думал, ты не будешь пюре.
— Хорошо, что оно на снятом молоке.
— Я не сказал, что оно было на снятом молоке. Я сказал, что у меня есть рецепт на снятом молоке.
— А на чем же оно было?
— На свежих сливках.
— Так… — Молчание. — Ну, понятно, почему было так вкусно.
— О, это объясняет многое, толстушечка моя.
— Я правда толстая?
— Ты давно была у зеркала?
— Я боюсь.
— Идем со мной.
— Помоги встать.
Ты сопровождаешь меня в ванную, где есть большие зеркала, в которые я который уже месяц избегаю смотреть. Я повторяю себе: я не поправляюсь, это одежда садится от сушилок, и мой животик вовсе не накапливает жирок. Ты подводишь меня к зеркалу и, встав за спиной, держишь меня прямо перед собой.
— Не втягивай живот, — шепчешь мне на ухо, — дыши нормально.
Я глубоко вздыхаю, отчего мой живот вздымается еще выше, а твои глаза расширяются, и выдыхаю, расслабляя мышцы. Ты так близко, что я чувствую твою немедленную реакцию — о, ты подшучиваешь надо мной насчет силы воли и округляющейся фигуры, но вроде бы тебе это нравится. Ты накрываешь ладонями низ моего живота и нежно водишь ладонями вверх и вниз, разглаживая отсутствующие складочки. Я тихо урчу; изнутри живот весьма плотно набит, но снаружи он такой мягкий. Не могу отвести взгляд. Ты поворачиваешь меня боком и наклоняешься, чтобы дотянуться кончиками пальцев до середины, медленно исследуя мои изгибы, сверху и снизу, и вокруг, и снова снизу и сверху, по бокам, сверху вниз и снизу вверх, лаская мою раздавшуюся фигуру. Не могу отвести взгляд от нас. Твои пальцы отыскивают мой пупок и нежно пощипывают мягкую, чувствительную плоть вокруг него, долго, дольше, чем обычно. Фантастика.
Ты выдыхаешь прямо мне в ухо:
— Ты округляешься. С каждой неделей добавляется сколько-то граммов, сюда, — целуешь верх моего живота, там, где он округляется под грудью, — и сюда, — целуешь мой пупок, что, как ты прекрасно знаешь, сводит меня с ума. — Сколько-то граммов в неделю, полкило, ну, килограмм в месяц. Но — да, дорогая, ты правда толстая.
Я так возбуждена, что не могу ничего ответить. Мое пузико такое круглое, что я не могу не согласиться — да, я вполне похожа на беременную. Живот после ужина туго набит; не впихнуть больше ни кусочка. Я жду, что же ты будешь делать дальше.
— Набила пузико, крошка? Хочешь массаж живота?
Я киваю, ты провожаешь меня на кушетку. Ты помогаешь мне сесть, но сидеть неудобно — слишком уж переполнено пузико. Я отклоняюсь на подушки, чтобы животу стало просторнее. Узел саронга врезается в плоть. Ты становишься передо мной на колени, со смешком ослабляешь узел и легонько сжимаешь мой живот обеими ладонями, массируешь его, покрываешь поцелуями.
— Сила воли! — провозглашаешь ты, водя шоколадкой у меня под носом. Чудесный запах. Ты намеренно проводишь ей по моим губам, пока я не сдаюсь и не развожу их, чтобы ты вложил шоколадку внутрь. Не могу жевать. Просто держу шоколадку во рту, пока она не растает.
Ты нагреваешь еще кусочек шоколадки в руках и намазываешь теплым шоколадом глубокую ямку моего пупка, а потом вылизываешь ее, медленно, миллиметр за миллиметром.
Я должна сказать.
— Кажется, ты хочешь, чтобы я была толстой, — шепчу я.
Ты останавливаешься и смотришь мне в глаза.
— Не останавливайся, продолжай… — прошу я.
По-прежнему держа мой живот обеими ладонями, ты медленно гладишь его большими пальцами, глядя прямо мне в глаза. К чему притворяться, я уже вся горю. Бросаю взгляд на лежащие на столе шоколадки, и ты быстро запихиваешь мне в рот еще одну.
— Сила воли! — смеешься ты. — Еще в день свадьбы я тебе по секрету признался, что хочу иметь толстую жену. Ты сказала, что боишься стать очень толстой, и я вполне это понимаю. Я обещал, что помогу тебе с диетами, чтобы ты не расплылась до неприличия. Я никогда не заставлял тебя делать то, чего бы ты сама не хотела. Если ты хочешь есть, я обеспечиваю вкусности. Если ты говоришь, что хочешь сесть на диету, я уважаю твой выбор и ругаю тебя за всякое нарушение режима. Ты можешь быть такой, какой хочешь быть, пока у тебя есть сила воли.
Ты уверенно ухмыляешься, помогая мне лечь на кушетку. О, я обожаю и то внимание, которое ты мне уделяешь, и вкусности, которыми ты заполняешь мой живот. Ты нежно опускаешься на меня, наши животы трутся, снова и снова, вперед и назад, доказывая, как тебе нравится чувствовать своим животом мой. И когда ты двигаешься, ты словно колышешься на волнах жира моего живота. Ты тоже чувствуешь это и усмехаешься:
— О, ты толстеешь, крошка!
Когда все заканчивается, я снова решаю с завтрашнего дня применить силу воли и больше не поправляться. Потом ты, спящий, перекатываешься ближе ко мне и обнимаешь меня, ладонь на моем толстом животе.
Я вся твоя.

555

Хочется вспомнить Виктора Николаевича Сороку-Росинского, легендарного Викниксора, директора Школы-коммуны имени Достоевского. Собрав под стенами ШКИД на Старопетергофском проспекте самых отпетых, "дефективных", Виктор Николаевич их воспитывал, кормил, одевал и главное - учил. Только представьте, в школе, для которой директор с трудом выбивал крупу, наволочки и башмаки для учеников, были театр, где ставили "Бориса Годунова", свой музей, издавались газеты и журналы, здесь учащиеся изучали иностранные языки и писали стихи! Викниксор считал, что знания, игра и творчество помогут искалеченным войной и разрухой бывшим беспризорникам стать достойными людьми.
И, несмотря на нечеловеческие трудности, многое у Сороки-Росинского получилось. Его воспитанники стали агрономами, инженерами, строителями, воевали на фронтах Великой Отечественной. А бывшие "дефективные" Григорий Белых и Алексей Еремеев написали о своей жизни в школе-коммуне книгу "Республика ШКИД".
Книжка имела бешеный успех, ШКИД в одночасье стала знаменитой, а её создатель и директор - ... уволен. Дело в том, что "Республика ШКИД" привлекла к себе внимание Надежды Константиновны Крупской, непререкаемого эксперта в сфере образования (Ещё бы! Пять лет преподавания в воскресной школе для рабочих!) Книжка Крупской понравилась, а методы Сороки-Росинского - нет. "Воскресшая бурса! И не в Чухломе какой-нибудь, а в Ленинграде!", - возмущалась Крупская. Чутьё Надежду Константиновну не подвело - ведь творчество всегда подразумевает свободу...

556

Мечты сбываются.

Давным давно, примерно в середине семидесятых, мне случайно довелось услышать отрывок радиопередачи. Сути не помню, запомнился ответ собеседника на вопрос ведущего-

- И в чём же по Вашему, для Советского инженера может заключаться счастье?

Тот рассмеялся.

- Не знаю. Не буду говорить избитых фраз про успех, призвание, семью… Тем более – про верность идеалам. Лично для меня было бы счастьем нестись по хорошей дороге на хорошем автомобиле – лучше всего с открытым кузовом, и чувствовать скорость всей кожей. И пусть вовсю светит солнце, а на дороге больше никого.

Сейчас я понимаю, что такой ответ звучит несколько странно- простовато, что ли, почти по мещански. Но хочу напомнить – это были семидесятые, другая эпоха, для девяноста процентов Советских инженеров свой автомобиль вообще был сияющей несбыточной мечтой. А уж кабриолет- тем более. Так что эту фразу, вероятно следует понимать, как желание, чтобы сокровенная мечта сбылась?

Не знаю, почему я это запомнил – вероятно от прозвеневшей нотки искренности в ответе? Но запомнил надолго.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Прошло много лет. Я стал вначале Советским, потом Российским инженером. Сменилась эпоха, многое из ранее недоступного стало обыденностью. Свой автомобиль для многих перестал быть несбыточной мечтой, зато появились автомобильные пробки.

Волею судеб нас с коллегой занесло на международный бизнес форум – фирма наша занималась поставками оборудования для инженерных сетей при строительстве, в основном импортного, поэтому получить из первых рук информацию о положении дел на этом рынке, и приобрести новые связи- было жизненной необходимостью.

Форум проходил в Квебеке- столице Французской Канады. Пять дней довольно плотного графика- участвовали представители более, чем ста стран, прочитав список участников, каждый отмечал, с кем он хотел бы встретиться и поговорить. На беседу через переводчика- полчаса. Потом звенит гонг, и нужно торопиться найти номер стола, за которым пройдёт следующая встреча.

Отель на четыре звезды, вполне приличная кормёжка и несколько экскурсий- типа культурная программа.

Потом- выходной день, и домой.

Я позвонил своему приятелю- учились когда- то вместе, он много лет живёт в Торонто. Тот загорелся- обязательно приеду, говорит, да и в Квебеке я не бывал. От Торонто до Квебека побольше семисот километров, но от Торонто до Питера- больше семи тысяч, а мы уже давно не виделись.

Ранним утром, в выходной был взят в прокат автомобиль. Зверюга – «Мустанг» с откидным верхом. Там больше трёхсот лошадей под капотом. И мы прокатились по хайвэю Квебек- Монреаль порядка восьмидесяти километров вверх по реке Святого Лаврентия- коллега туда, а я обратно.

Утро, выходной, все отсыпаются после рабочей недели, шоссе почти пустое, ну мы и погоняли с ветерком. С хорошим таким ветерком. Мне раньше не доводилось управлять кабриолетом- совершенно иное ощущение скорости, когда сидишь не под крышей. Вовсю светит солнце, и вокруг никого – ощущение «дежа вю»- я вспомнил слова того, «Советского инженера» из давней радиопередачи моего детства. Не знаю, как насчёт счастья, но определённая радость безусловно
присутствовала- хотелось орать во всё горло от эйфории. Пусть это была не моя мечта, но воплощение- то моё?

- И что это у тебя рожа такая довольная, спросил мой приятель из Торонто- пока мы гоняли взад- вперёд, он уже приехал, и дожидался меня в холле отеля.

- Да вот, покатались маленько, я рассказал ему о той передаче и запомнившейся фразе Советского инженера.

- И с какой скоростью ты ехал?

- А хрен его знает, в километрах не скажу, на спидометре было сто тридцать- сто пятьдесят миль (210- 240 км/час).

- Мудак! Здесь ограничение восемьдесят! А превышение больше, чем на пятьдесят миль- это штраф пять тысяч долларов, или полгода тюрьмы!

- Я в тюрьму!

Коллега мой продолжил автомобильную экскурсию по городу- там есть на что посмотреть, а мы со старым приятелем пошли отмечать встречу, как водится, вспоминать под водочку совместно пережитое, и делиться пережитым самостоятельно.

Да, за превышение скорости нам ничего не было – может быть повезло, и нас просто не заметили, а может и заметили, но пробив номер машины по базе, и выяснив, что аппарат взяли в ренту чокнутые Русские, полиция просто махнула рукой- во всяком случае иначе я это объяснить не могу.

Утром нас погрузили в автобус, отвезли в аэропорт, и начался путь домой.

На фото – именно та модель мустанга, «мостань»- по Французски.

558

Вчера мне одна знакомая рассказала на ее взгляд прямо мистическую историю. Хотя на мое понимание я бы отнес ее не к мистике, а довольно распространенной пословице или поговорке. А значит явление весьма распространенное в народе.

В общем, с ее слов, вначале всего как всегда стояла любовь. На этот раз виртуальная в прямом смысле этого слова. Говорят, что такое иногда возникает в переписках на каких-то там чатах и мессенджерах. Вот у нее такая и возникла. Походу красиво писал не то, что я. В общем, писал-писала и дух стал требовать плоти, по крайней мере у нее. Ну то есть она ему уже не однократно намекала на реальные встречи, а он как-то это игнорировал. Обходя эту тему стороной, чем и вызывал у нее некоторую нервозность. Виртуально засыпал ее комплиментами, писал, что она лучшая из тех кого он когда либо встречал, откликался на все ее хотелки и желания. В общем стал для нее второй половинкой, но недосягаемой. Ведь стоило ей намекнуть о реальной встрече, он начинал нести какую-то пургу. О том, что они и так всегда рядом, что просто ей надо присмотреться к окружению и они увидятся. Она конечно присматривалась, но даже чего либо похожего в этом окружении не находила. Подруги, с которыми она делилась этими секретами, говорили, что это какой-то развод. Для чего и кому он нужен, объяснить конечно не могли, но то, что это реальная афера утверждали все. А она им не верила.

Я конечно многое здесь опущу, потому что с моей точки зрения большинство сказанных ею слов конечно муть и эмоции и расписывать мне их лень, а я не любитель таких женских романов. Но вот финал меня заинтересовал.
- Я ведь встретила его, полгода уже встречаемся. На июнь наметили свадьбу. – выдохнув наконец промолвила она.
- С чем тебя и поздравляю! – заверил ее я. – Вот только с чего ты решила, что здесь присутствует какая-то мистика.
- А с того! Что он не из какого моего окружения. Он и работает в другой сфере и живем мы друг от друга через полгорода. И телефона у него нет. Ну в смысле есть, но кнопочный, говорит что с начала двухтысячных его не меняет, придерживается модели. Он вообще старой формации, когда я у него в квартире была никаких девайсов через которые он со мной общаться мог не заметила. Да и вообще он к ним отрицательно относится. Говорит, для работы они ему не нужны, а убивать на них время он не собирается.
- Так ты бы напрямую у него спросила раз у вас такие близкие отношения. Может он кого-то из знакомых просил тебе писать.
- В том-то и дело, что спрашивала, а он отмахнулся, типа тебя любимая мне помогло встретить провиденье, а никакие-то там навороты в сетях.
- Ну и где же вы встретились?
- Ты не поверишь, в кинотеатре. Подбежала к очереди за попкорном, я его ужасно люблю, соленый. До сеанса минуты три осталось, метнулась туда-сюда, а он первый в очереди стоит, вам говорит девушка большую или среднюю порцию? Я чуть дар речи не потеряла, откуда он знал, что мне надо. С трудом проговорила, что большую. Он взял, а от моих денег отстранился. В зал зашли, а он садится рядом со мной. Хотя я билет брала предварительно. Он, кстати тоже удивился, что у нас места рядом. Так и познакомились. До дома меня проводил. Что скажешь не мистика?
- Ну я не знаю какая там мистика, но неужели за полгода ты ничего не поняла?
- В том-то и дело, что я чувствую, что это он. Вот прямо чувствую и слова мне одни те же, что в переписке произносит. И отношение ко мне такое же как описывал. И переписка с того же дня пропала. Сколько не смотрю этот абонент в сети с того дня больше не появлялся. И на разговор сколько его не пробовала вывести, он только смеется, говорит, что я все себе придумала.

Послушал я ее, решил написать на Анекдоты ру. Ну а где еще столько аналитиков соберешь. Но и с поговоркой или пословицей проблем я так думаю не возникнет.

560

Хороший пост! Facebook дважды заблокировал аккаунт журналиста ВГТРК Андрея Медведева за его пост о выступении в Бундестаге. Текст отличный и по-хорошему очень русский, поэтому заслуживает, чтобы его прочли.

“Если бы мне пришлось выступать в Бундестаге, как мальчику Коле, то я, пожалуй сказал такие слова:
- Уважаемые депутаты. Сегодня я увидел чудо. И это чудо называется Германия. Я шел к вам и смотрел на красивые берлинские улицы, на людей, на замечательные памятники архитектуры, и теперь я стою тут, и смотрю на вас. И я понимаю, что всё это чудо. Что вы все родились на свет и живете в Германии. Почему я так думаю? Потому что учитывая то, что ваши солдаты сделали у нас, на оккупированных территориях, бойцы Красной Армии имели полное моральное право уничтожить весь немецкий народ.
Оставить на месте Германии выжженное поле, руины и только параграфы учебников напоминали бы о том, что была когда-то такая страна. Вы вероятно не помните всех подробностей оккупации, но это и не нужно. Я просто напомню вам о том, что солдаты Вермахта и СС делали с советскими детьми. Их расстреливали. Часто на глазах у родителей. Или наоборот, сначала стреляли в папу с мамой, а потом в детей.
Ваши солдаты насиловали детей. Детей сжигали заживо. Отправляли в концлагеря. Где у них забирали кровь, чтобы делать сыворотку для ваших солдат. Детей морили голодом. Детей жрали насмерть ваши овчарки. Детей использовали в качестве мишеней. Детей зверски пытали просто для развлечения.

Или вот вам два примера. Офицеру вермахта мешал спать младенец, он взял его за ногу и разбил его голову об угол печки. Ваши летчики на станции Лычково разбомбили эшелон, на котором пытались вывезти детей в тыл, и потом ваши асы гонялись за перепуганными малышами, расстреливая их в голом поле. Было убито две тысячи детей.

Только за одно то, что вы делали с детьми, повторюсь, Красная Армия могла уничтожить Германию полностью с ее жителями. Имела полное моральное право. Но не сделала.
Жалею ли я об этом? Конечно нет. Я преклоняюсь перед стальной волей моих предков, которые нашли в себе какие-то невероятные силы, чтобы не стать такими же скотами, какими были солдаты Вермахта.

На пряжках немецких солдат писалось «С нами Бог». Но они были порождением ада и несли ад на нашу землю. Солдаты Красной Армии были комсомольцами и коммунистами, но советские люди оказались куда большими и сердечными, чем жители просвещенной религиозной Европы. И не стали мстить. Смогли понять, что адом ад не победить.
Вам не стоит просить у нас прощения, ведь лично вы ни в чем не виноваты. Вы не можете отвечать за своих дедов и прадедов. Но я скажу честно – для меня немцы навсегда чужой, чуждый народ. Это не потому что лично вы плохие. Это во мне кричит боль сожженных Вермахтом детей. И вам придется принять, что как минимум еще моё поколение - для которого память о войне это награды деда, его шрамы, его фронтовые друзья - будет воспринимать вас так.
Что будет потом, я не знаю. Возможно, после нас придут манкурты которые все забудут. И мы многое для этого сделали, мы много что просрали сами, но я надеюсь, что еще не все потеряно для России.
Нам конечно нужно сотрудничать. Русским и немцам. Нужно вместе решать проблемы. Бороться с ИГИЛ и строить газопроводы. Но вам придется принять один факт: МЫ НИКОГДА НЕ БУДЕМ КАЯТЬСЯ за нашу Великую эту войну. И тем более за Победу. И тем более перед вами. Во всяком случае, повторюсь, моё поколение. Потому что мы тогда спасли не только себя. Мы спасли вас от вас самих. И я даже не знаю, что важнее”.

<< ← 789101112

Партнеры

Реклама