Результатов: 156

151

Честно сперто.

"Рассказывает отсидевший срок, азербайджанский политзаключенный.
Был у нас неразговорчивый чувак, все звали его атеистом. Мне с первого же дня стало интересно почему именно "атеист". Оказалось, что он работал водителем автобуса в селе, в одном из горных районов. Однажды, в суровое зимнее время, автобус в его управлении почти вылетает с дороги и летит куда-то в ущелье. Чуваку чудом удается остановить автобус, какая-то комбинация с ручным тормозом и поворотом, еще врезался кажется в дерево. Это не важно, а интересна реакция пассажиров. Все начали восхвалять Аллаха, благодарить имамов, пророков, святых. Наш водитель охyел и потребовал немедленно прекратить шиитский пиздеж. Он довел до сведения пассажиров, что их спасение исключительно его, водителя заслуга. Пассажиры не согласились с ним, начали спорить, доказывать, обвинять, водителю всё это изрядно надоело и с кличем "Пусть теперь спасет вас Aллах!" открыл дверь и выпрыгнул из автобуса, не забыв при этом отпустить стояночный тормоз.

Погибли 6 человек, "атеист" получил 10 лет колонии."

Алик Гельвеция

152

Бомж-анестезиолог или искушение блудного сына.

Что-то на Сайте мне напомнило…охмурение Козлевича ксендзами…
И забуксовавшая было память достаточно долго не соглашалась выявить связь между классической сценой из «Золотого телёнка» и моей стародавней байкой о моём личном охмурении…
Начну я, пожалуй, с описания ситуации в американской медицине начала 90х, точнее — с объяснения системы интернатуры, резидентуры и феллоушипа.
Всё вместе — я бы перевёл как постдипломные тренировочные программы.
Итак, интернатура — обычно год, обычно самый тяжёлый год в тренировочных программах.
Интернатура может быть включенной в резидентуру и может быть отдельной, переходные программы для будущей специализации типа радиологии или анестезиологии.
Именно такая интернатура и была мне нужна — поскольку задача была после первого года поступить в трёхлетнюю программу по анестезиологии.
Всего 4 года, стало быть.
Но эти 4 года должны бы считаться как в Крымскую компанию, оборона Севастополя, где один год шёл за три… достаточно суровое дело…
И уж бы хрен со всеми сложностями — но даже устроиться в такие программы — было архисложно, по многим причинам.
Особенно в хирургические специальности и анестезиологию, где приоритетом приёма заслуженно пользовались самые лучшие выпускники лучших медицинских вузов страны
И уж потом — иностранные врачи, чей диплом был принят за отвечающий всем стандартам американских дипломов.
За аккредитацией следовали экзамены за весь курс медицинского вуза и экзамен на знание языка.
Директора тренировочных программ закономерно настороженно относились к иностранцам — просто не знали, что же им ожидать от них.
Да и проверить кандидата было просто невозможно — что с верностью до наоборот происходило при рассмотрении кандидатуры в программу американского выпускника — чего уж проще, снял трубку и поговорил с деканом.
Тем не менее — нужда во врачах была отчаянная, иностранные врачи потихоньку начали пробиваться в программы и доказывать свою способность к равному соревнованию.
На острие атаки находились индусы, пакистанцы, иранцы и филиппинцы — с превосходным английским и обучением по аналогичным американским учебникам, с той же программой и теми же экзаменами.
Врачам из СССР приходилось туго,особенно поначалу.
Языком мы владели слабо, система постдипломного обучения казалась сложной и непонятной.
Но: стоило одному из наших прорваться в программу — и в подавляющем числе случаев показать себя надёжным и трудолюбивым бойцом — как директор программы менял своё отношение и на будущий год брал в программу выпускников того же советского вуза.
Мне — нереально повезло.
Причём и с интернатурой и с резидентурой.
Интернатуру первыми проломили наши лучшие выпускники, знакомые мне ещё по Риге, ребята профессорского типа.
И я устремился в тот же пролом — достаточно успешно, после трёх поколений рижан директор программы увеличивал число интернов из Союза.
Ну, вкратце — интернатура вещь суровая, особенно для новобранца.
Не о ней речь, однако, расскажу в следующий раз.
А вот с резидентурой дело не вытанцовывалось…
Одна из наиболее популярных и желанных специальностей,анестезиология, похоже, была не для меня. Осложняло ситуацию непреклонность моей мамы — программа должна быть в Калифорнии, где жили её близкие родственники.
И я бы долго ещё ездил по интервью, безусловно безуспешно, самая горячая специальность в самом желаемом штате Союза — ну, это всё выглядело несбыточным…
С концепцией « чёрного лебедя» все знакомы?»
Ну так вот — чёрный лебедь прилетел к анестезиологии…
То ли из-за запланированных реформ в медицине то ли в силу манипуляций страховых компаний — но заработки в анестезиологии обрушились.
Американские выпускники с их обычным средним долгом за медицинское обучение в районе четверти миллиона( сейчас раза в два больше) — не могли себе позволить выбрать низкооплачиваемую специальность.
Рынок отреагировал быстро — гордые директора гордых и желаемых анестезиологических кафедр сломя голову гонялись за новыми кандидатами, по больше части — тщетно.
И, неожиданно, стали звонить и упрашивать приехать на интервью.
Два - в Калифорнии.
Первая вакансия мне не понравилась: буйный госпиталь, с перестрелкой в приёмном покое, с металлоискателями и обысками посетителей.
К тому же из 25 позиций первого года — у них заполнены только пять, что означало только одно — невероятную занятость резидентов, работающих за себя и « за того парня»…
Второе интервью было в благолепном университетским госпитале, принадлежащим адвентистам седьмого дня.
Куда меня и зачислили, довольно странно — с началом через полгода, посередине обычного учебного года. Это довольно хитрое решение проблемы « первого июля» — когда в госпитале смена часовых и вчерашние студенты становятся интернами, вчерашние интерны превращаются в резидентов, короче — июльский хаос, не рекомендую болеть в июле. К августу всё устаканится — тогда и добро пожаловать.
Январские новички смягчают напряжение — к июлю они уже зрелые резиденты и берут на себе более сложные задания.
Меня это устраивало: моя интернатура была согласна, чтобы я поработал там ещё несколько месяцев. После чего я планировал эвакуацию родителей из Латвии.
Затянулось предисловие, пора и к истории перейти.
Уж не знаю, чем — но я приглянулся преподам своей программы внутренних болезней.
То ли моя молчаливая невозмутимость, то ли нерушимый энтузиазм, то ли моя легендарная способность высыпаться за 5-10 минут и держать удар массовых поступлений — трудно сказать, я и сам не знаю.
И особенно мной был доволен директор программы, у нас были совместные пациенты, с их хвалебными отзывами, несколько дельных предложений, моих — и директор взял на себя обязательства переубедить меня в моём выборе специальности.
…Тогда был взят курс на переориентировку медицины — деньги, ресурсы - всё было направлено на создание семейного врача.
Растущие зарплаты общих врачей находились в списке пряников моего директора.
Да и резидентура у них короче.
Я уклонялся от таких разговоров — цель была опять стать анестезиологом, не семейным врачом. Оставшиеся месяцы я провёл в моём любимом отделении реанимации и интенсивной терапии, читал учебники по анестезиологии.
Директор, однако, приступил к охмурению достаточно серьёзно.
Он даже не поленился достать номер Уолл Стрит Джорнел — где описывался бездомный анестезиолог, Манхэттенский бомж, с зарплатой недостаточной для приличного существования. Что я помню из прочитанной статьи —он регулярно пользовался приютами, не голодал, просто ждал возможности снять квартиру.
Не подействовало.
Приближалась дата моего отъезда и доктор Робертс пошёл в банзай-атаку, откровенный разговор был неизбежен.
Пришёл к нему в кабинет, присел, приготовился к его аргументам.
« Так, оставим все эти прагматические доводы.
Давайте поговорим о вас и пациентах.
Пациенты наперебой хвалят вас, преподавательский состав выдал вам высокие оценки — и немудрено, дифференциальная диагностика — ваш любимый конёк.
Так?»
Я смущенно ответствовал , что, мол, это всё — иллюзии.
Робертс возразил: нет, не иллюзии, вот анкета, преподаватели и пациенты, их оценки — ошибки быть не может.
Мужик был убедительнее ксендзов, охмурявших Козлевича… я аж посочувствовал Адаму…
Так, надо объяснить человеку — почему анестезиология, а не внутренние болезни.
Вежливо, без напора: видите ли, моя природа, мои мозги моя биохимия — протестуют против сидения в офисе. Дюжины мелких нерешаемых проблем, упрямые и ограниченные пациенты… вот мы с вами вместе вели давеча приём… Какие ваши наблюдения?
«Зрелый и здравый врач, внимательный и ответственный.»
Приятно слышать, однако в районе середины этой лепоты, где-то около полудня — ваш покорный слуга серьёзно подумывал о самоубийстве…
И это не было преувеличением — я эффективен, решая одну проблему.
И я весьма неэффективен в случаях рассеивание моего внимания на множество проблем одновременно.
Моя природа, моя личность — я предпочитаю один большой стресс — не множественные мелкие стрессы.
Таким уж я рождён…
Он кивнул, я его убедил.
Пора было прощаться.
Он оказался весьма благородным в своей неудачной попытке:
« Миша, если по каким-то причинам не выйдет с анестезиологией - знайте, мы всегда будем рады зачислить вас в наши ряды.»
Я ушёл собираться… неведомо мне — он горячо рекомендовал меня моему новому директору.
Наши жизни разошлись.
И, о ирония - пятью годами позже я, клинический инструктор, памятуя о своём личном опыте — внушал зелёным новичкам: не гонитесь за модой или заработком, выбирайте медицинскую специальность согласно вашей природе.
…чёрный лебедь прилетел в самый нужный для меня момент… и так же вовремя улетел… рынок спружинил и на момент окончания моего контракта — анестезиология опять вошла в лигу наиболее желаемых специальностей.
Занавес!
Michael Ashnin@anekdot. ru.

153

Много лет назад мама попала на важное совещание в УВД. Ее поразила разница.
Полуживые, уставшие, замотанные следователи с операми и лоснящиеся, вальяжные представители ОБХСС. Разница была очевидна.

Приватизация чуть не добила страну. Вместо свободы мелкого и среднего бизнеса совковые партагеноссе прибрали к рукам многомиллиардные активы гигантских производств, но управлять ими не сумели. Этому учиться надо.

Правоохранку поставили раком. С одной стороны, вроде как стыдно "торгашами" становиться. С другой стороны, смотреть на то, как моральные уроды за бесценок сбывают национальное достояние странно, а не иметь ещё при этом денег на одежду и еду своим детям глупо.
Записать на себя завод человеку с хорошим юридическим образованием не может быть не страшно. Смотреть, как активы скупают неумехи ещё и опасно. В какой-то момент стало необходимо "переписать закрома Родины" на надёжных людей, чтобы их не слили в мировой сортир криминала и оппозиции.
Думаю, что есть два вида собственников.
Подонки, которые кого угодно продадут и предадут, и смелые люди, которые под статьей не боятся ходить, а статью для Руси при желании напишут.
Справедливости тут не добиться. Реноме у всех в отчётности по самые подписи, но люди очень разные, и при равном отношении к событиям, а не личностям, Русь останется без собственников.

Скажите спасибо правоохранительным органам, что пока кто-то ещё живы. При таком ненормальном объеме законодательства можем реально получить руины, столовые 80-х и панталоны с начёсом вместо кружевного изящества.
В Китае 300 законов, остальное честно называют решениями партии. В России даже прочитать это уже невозможно, осмыслив в связи и по совокупности.
Впрочем, в ЕС и США тоже.

Неудивительно, что на Украине была мощная промышленность. Харьковский юридический готовил спецов по гражданскому праву и процессу. Договариваться тоже учат.

Государство, у которого можно увести миллиарды, само виновато. Всегда. Любое уголовное дело упирается в бухгалтерские и финансовые экспертизы документов, а если подчистки-подделки, то ещё и иные виды экспертиз. Это дорого, и намного дешевле предотвращать хищения и растрату, чем потом доказывать. Для этого есть аудит и годовые собрания собственников.

Если сажать всех виноватых, зона будет больше заповедников. Эффективнее создать систему, предотвращающую хищения.

Давить надо не налогами. Спрашивать надо за отсутствие прибыли и развития. Мало не иметь убытков, надо грамотно управлять активами.

Коррупция - очевидное зло, но ещё большее зло - идейные фанатики, с которыми вообще невозможно договориться, в головах идеи фикс и жажда покарать "виноватых".

Не надо плевать вслед уходящим. Надо создавать систему, в которой предотвращение важнее наказания.

У нас нормальная страна, но она как золотая гиря, обмазанная дерьмом СМИ, перешедших на личности вместо поиска решения проблем.
Создали мощную систему телевещания, но даже гопака боятся запустить вовремя.
Что было толку 4 часа грузить мир старым контентом. "Элита" СМИ даже бодрые лица удержать на уровне не сподобилась. Утомлённые друг другом.

Пару слов о ФНС. Налоги и взносы чрезмерны и непосильны, но ЕНС - крутая система. Лучше, чем было. Удобнее, но размеры платежей для бизнеса все больше, а трудовое право - неисполнимее.

Любое государство зависит от налогов.
Огромные суммы размываются на просторах всемирной банковской системы, но превращать российскую банковскую систему в консервную банку = загубить экономику.

Много боли, крови и политического визга.
Но однажды всё равно и на нашу землю придёт мир, люди найдут общий язык и перестанут видеть врага в ближнем.
Не ищите виноватых, ищите контрагентов, партнёров по бизнесу, специалистов, готовых приехать в Россию на работу.
Это всегда приятно, когда на работу приглашают. Хватит стравливать людей за зарплату. Ищите тех, кто вам самим необходимы.
Сами не справитесь, поэтому просите о помощи, предлагайте работу, зарплату тем, о ком вы сами хорошего мнения.
Специалистов катастрофически не хватает, но ещё меньше тех, кто готовы концентрироваться на конкретном проекте.

Побеждают те, с кем рядом люди не за идею или из страха, а ради интересной работы, стабильности, честности и душевного покоя, которого всем желаю.

Искренне желаю всем интересной работы, достойной зарплаты и времени ее потратить с удовольствием.
Мир прекрасен, но где-то страшно по улицам пройти, а нам пока есть, за чьими спинами спрятаться.
Спасибо.

155

Обрезанные корни. История, которую не хотят слышать Когда тебе 14, мир только начинает раскрываться. В этом возрасте каждый день как черновик будущего, где ты впервые пробуешь писать своё имя большими буквами. У тебя есть язык, который не просто слова это ритм твоих мыслей, это связь с собой, это твоя внутренняя правда. И вот в этот момент тебя выдёргивают из жизни. Не спрашивают, не советуются просто рвут с корнями. Говорят: « Твоя новая жизнь начнётся здесь. Привыкай». Только вот не говорят, как. Как привыкнуть, когда ты не понимаешь, что вокруг происходит? Как выжить, когда твой голос больше не звучит, потому что никто его не слышит? Эмиграция в подростковом возрасте это не выбор. Это травма. Это ломка, после которой ты больше никогда не станешь прежним. Но ведь тебя спросят: « Кто держит? Почему не ушёл? Почему не уехал обратно?» Тролли всегда первые. Они любят приходить туда, где пахнет болью. Им не нужно понимать им нужно бросить камень. Они скажут, что это твой выбор. Что виноват сам. Что никто не держит. Так вот, давайте честно. Когда тебя лишают права быть собой это не выбор. Когда тебя вырывают из привычного мира и заставляют жить на языке, который ты не знаешь, это не твоя вина. Это обрубленные корни, которые не отрастут снова. А потом спрашивают почему ты не справился? Почему твоя гениальность, твой талант, твоя страсть к науке не взлетели? Почему ты не стал тем, кем мог бы стать? Да потому что в 14 лет тебе закрыли дверь. Без шанса. Без выбора. Без права говорить на том языке, на котором твоя душа понимала мир. И это не личная трагедия одного человека. Это системная ошибка. Это страна, которая могла бы получить гения, но вместо этого сломала подростка. Это общество, которое решило, что чужая боль это мелочь, которую можно игнорировать. А когда ты всё-таки говоришь об этом вслух, снова звучит ядовитое: « Кто тебя держит?» Держит не кто-то. Держит память. Держит упущенное время. Держат те годы, когда ты должен был расти, а вместо этого выживал. Держит то, что ты мог стать кем-то великим но пришлось доказывать своё право просто быть. И да, ты продолжаешь бороться. Ты держишься. Ты не молчишь. И это уже победа. А троллям? Троллям остаётся только одно: « Дверь там, не забудьте захлопнуть за собой.» И это не твоя вина. Это их позор.

156

Не спорьте с пьяным ирландцем

1956 год, Нью–Йорк. В субботу, 29 сентября 1956 года, слесарь из Нью Джерси Томас Фитцпатрик культурно отдыхал в баре. Веселье шло своим чередом, пока беседа не свернула на тему дорожного движения. Слово за слово, и вот Томми уже бьется об заклад, что сможет домчаться из Нью Джерси до этого самого бара в Северном Манхэттене за 15 минут.

Томми хоть и был парнем горячим, но точно знал на что идет. В Нью Джерси есть аэропорт Тетерборо, а у Томми есть лицензия пилота..
30 сентября в 3 часа утра пьяный в дым ирландец угнал самолет, принадлежавший летной школе Тетерборо, и через несколько минут приземлился на Сейнт–Николас Авеню, неподалеку от 191 улицы и точнехонько рядом с баром, где был заключен спор.

Фитцпатрик отделался на удивление легко. Владелец самолета отказался писать заявление об угоне, а отобранная пилотская лицензия — подумаешь, все равно Томми больше не собирался летать.

Но, как говорится, не зарекайся! Через два года, 4 октября 1958 года, Томми снова культурно отдыхал в баре. Естественно, речь зашла о его полете, как–никак, годовщина! Но тут этот чертов бармен позволил себе усомниться! Он, видите ли, не верит, что самолет может сесть на улицу! Он, видите ли, сомневается, что Томми говорит правду!

Пришлось Томми снова отправляться ночью в Тетерборо, угонять самолет и доказывать всем и каждому, что он может совершить посадку где ему хочется и когда ему хочется, а всякие бармены могут засунуть свое неверие себе в...
Ну, на этот раз пришлось полгодика посидеть в тюрьме за хулиганку, конечно, но желающих спорить с ирландцем не осталось, по крайней мере он больше не летал.

Из сети

1234